Зое Дженни - Зов морской раковины

В квартире Сью никогда не бывало темно. Она жила на окраине города, и рекламные огни дома напротив в постоянном ритме освещали комнату то красным, то желтым светом. Сью предложила Элизе и Георгу пожить у нее, пока они не найдут себе жилье. Они спали втроем на одном матрасе, лежавшем на полу посреди комнаты. Сью была рада, что Элиза и Георг жили у нее. Каждый вечер она готовила для них ужин, сама же питалась детской смесью, запивая ее виски с молоком. На стенах квартиры висели фотографии ее друга и вырезки из газет, где сообщалось о его смерти.

Георг улегся на матрас и принялся щелкать пультом дистанционного управления. На кухне Сью рассказывала Элизе о том, что они с другом могли бы предпринять, если бы он не умер.

– Вообще-то мы хотели совершить кругосветное путешествие, – сказала она и зачерпнула ложкой овощную кашицу. – Мы уже давно решили, что начнем путешествие на юге. Но из этого все равно ничего бы не вышло. Сейчас там война.

Она так резко повернула во рту ложку, что металл звякнул о зубы.

– Вы можете жить у меня сколько захотите, – громко сказала она, чтобы услышал Георг.

– Ты потрясающая, Сью, я останусь здесь навсегда, – крикнул Георг из спальни.

– Мы могли бы жить как семья, – сказала Элиза и принялась убирать со стола. – Мы все будем работать и, когда накопим много денег, купим себе дом.

– На Золотом холме, – засмеялась Сью.

– Я уже жил там, и ни одна душа не заставит меня вернуться. Там живет последний сброд! – возмущенно выкрикнул Георг.

– Богачи, – поправила его Сью.

– Последний сброд, – упрямо повторил Георг и выключил телевизор.

Сью резко сменила тему.

– Те идиоты под мостом просто взяли и подожгли крестьянское подворье.

– Может, заявить в полицию?

– Тогда следующими, кого они подожгут, будем мы, – сказал Георг и снова включил телевизор.

Каждое утро Сью ездила на автобусе в аэропорт, она работала там помощницей повара в ресторане. Сью ехала из города по прямой дороге, ведущей к аэропорту мимо песчаных карьеров, тракторов, каменоломен и опустевших жилых блоков. Иногда Сью мечтала о красивых пейзажах, рискованных и опасных местах. О скользкой глинистой почве, на которой она пыталась бы удержаться на четвереньках. О деревьях, безудержно враставших в небо, закрывая собой всё, поглощая любой свет.

Сью не поднималась в ресторан на лифте, как это делали другие, а пользовалась черным ходом. Она занимала позицию внизу, у лестницы, представляя себе, что за ней кто-то гонится и хочет ее убить; потом она рывком бросалась бежать и бежала, перескакивая через три ступеньки, до пятого этажа. Эту и другие игры она выдумала, чтобы бороться с пустотой, которая обступала ее, когда она приходила на работу.

В ресторане, ранним утром казавшемся совершенно безжизненным, сидела кассирша, грызла ногти и читала раскрытую над кассой газету. В маленькую кухоньку, где работала Сью, дневной свет не попадал, там мерцала лишь неоновая лампа, потрескивавшая через равные промежутки времени. Сью чистила овощи, заготовленные в больших мисках. Испортившиеся овощи тоже шли в дело. В свой первый рабочий день она выбросила в помойное ведро половину всех овощей, потому что те слегка подгнили; тогда повар с руганью заставил ее вынуть всё и промыть. «Здесь ничего не выбрасывается», – прикрикнул он на нее и сильно наперчил овощи, чтобы перебить запах гнили. Иногда Сью топала ногой, слабый желтый свет утомлял ее, и лишь производимые ею самой звуки давали ей ощущение реальности. Ровно в половине десятого приходил повар, но Сью не замечала его появления: повар никогда не разговаривал и двигался бесшумно. Она всегда с опозданием ощущала, что у нее за спиной кто-то стоит, и каждый раз вздрагивала от неожиданности. Первое время она даже вскрикивала, но повар даже внимания на это не обращал, будто она кричала по причине, не имеющей к нему никакого отношения, и от этого ей казалось, что с ней самой что-то не в порядке.

По вечерам Сью пылесосила в зале под столами, убирала хлебные крошки и откусанные ногти кассирши на ковре возле кассы; она была убеждена, что повар ее ненавидит. Эта мысль ее убивала, и она говорила себе, что на следующий день обязательно спросит его, почему он ее ненавидит, но никогда не спрашивала. Наконец она решила не замечать его, будто он был из воздуха.

Это случилось субботним утром, когда все трое еще спали. В тот день они хотели поехать к озеру неподалеку и искупаться. Георг лежал посередине матраса, справа и слева от его головы были ноги Элизы и Сью. Он начал будить девочек, мягко покусывая им пятки. Сквозь жалюзи пробивались первые полоски солнечного света. Звонок звенел настойчиво, с короткими промежутками. Сью, бранясь, вскочила с матраса. Босиком и в одной футболке, доходившей ей до колен, она открыла дверь. Двое мужчин спросили Георга Розенберга.

«Он еще спит», – сказала Сью и хотела закрыть дверь. Через пару минут двое полицейских увели Георга.

В этот день, в первый раз после исчезновения Георга, Элиза снова начала есть. Все это время Сью в отчаянии готовила супы и каши и приносила их Элизе в постель. Нетронутая еда остывала рядом с Элизой, но Сью упорно продолжала готовить.

День был бесконечно долгой дорогой, которую нужно было пройти. Элиза спала и раскалывала сном день на кусочки. Проснувшись, она брела на кухню, выпивала стакан воды и снова ложилась в постель. Она узнавала свет за жалюзи – то красное, то желтое мерцание рекламных огней. Элиза различала только день и ночь. Отдельные часы проходили во сне, время свернулось в клубок. Наступление вечера Элиза определяла только по тому, что появлялась Сью с дымящимися тарелками. Иногда она замечала рядом Сью, приходившую и уходившую с регулярными промежутками, следуя непостижимому для Элизы бессмысленному порядку. От рева сверхзвуковых самолетов они в ужасе вскакивали посреди ночи. «Ничего, всё хорошо», – говорила тогда Сью и закрывала ей уши руками.

Иногда днем в полусне Элиза слышала какой-то далекий голос. Звонил телефон. Хлопала дверь. Тарелки и миски стояли рядом с ней, будто их прибило к ее матрасному острову.

Вернувшись с работы домой, Сью первым делом отправлялась на кухню, готовила ужин и пила виски с молоком из больших бокалов. Она заменяла остывшую еду горячей, обводила взглядом фотографии погибшего друга на стене и, погрузившись в свои мысли, бросала пролетавшим птицам крошки на подоконник.

Днем Элиза открыла глаза. Солнце ярко светило в комнату. Работал телевизор, цвета на экране были бледными и слепящими одновременно.

Из кухни пахло пирогом и свежим хлебом. Элиза откинула простыню и встала. Сью была на кухне и, уже немного пьяная, накрывала на стол. По всей кухне были расставлены пустые бокалы.