Ольга Тимошина - Одна французская зима, которая ничего не изменила

Проснувшись наутро после нового года, она дала себе слово подождать до лета, и если ничего не изменится, то она уедет, просто исчезнет и все. Тихонечко соберет чемодан и просто сбежит. Не нужна ей больше никакая любовь, если от нее одни неприятности, если все, чем она живет это смирение. Лучше уж не жить. Лучше быть не влюбленной и свободной, чем спать на чьем то, пусть и дорогом тебе плече, и при этом быть совершенно несчастной.

По ночам ей снилось Бали, желтые песчаные пляжи, шум волн. В своих снах она гуляла под теплым тропическим дождем, рассматривала ярких красочных попугаев, собирала огромные душистые цветы, ракушки. Как она любила ракушки. В ее комнате на Бали эти чудеса океана валялись по всюду, а она проходя мимо всегда останавливалась и трогала пальчиком их шершавую поверхность пальчиком, мечтательно закрывая глаза. Откуда такие мечты о ракушках? – думала Алена. Может и правда, что все мы вышли из моря… По ее щекам текли теплые соленые слезы, она глотала их представляла себе соленый океан. Проснувшись, она находила себя лежащей в свитере, в старой промозглой квартире, где за окном в 5 утра разгружали мусорные баки арабы, и горькие душащие ее слезы боли вновь подступали к горлу.

– И зачем я тебя только встретила? – шептала она глядя на Тома. А он словно почувствовав ее настроение, тут же расщедривался на такие слова и ласки, что любая женщина на ее месте сошла бы с ума от счастья. Но только не Алена. Ей уже было все равно.

В начале весны она получила длинное письмо от Светки с открыткой Эйфелевой башни. Дрожащими руками она вскрыла конверт прямо на лестничной клетке и слезы хлынули из ее воспаленных от простуды глаз.

Светка собиралась замуж за какого-то француза, а скорее даже не за француза, а за Париж, и взахлеб расписывала свои планы на будущее, мечтая о бутиках и завтраках с горячими круасанами.

Алена читала и с уст ее, каждую минуту срывалось: «Вот дура, ну какая дура!»

Она узнавала себя в каждой строчке письма и плакала от осознания, что все ее мечты не просто треснули, а разрушились и рухнули, а потом еще и сгорели.

Она вернулась в квартиру и написала ей всего несколько строк.

«Если ты живешь свободой, если хочешь делать то, что тебе нравится, если ты веришь в искренние улыбки и рукопожатия, если любишь когда тебя окружают добрые и открытые люди, если солнце и тепло значит для тебя все, если каждую минуту своей жизни ты благодарна и счастлив а – оставайся на Бали».

Это все. Потом она поразмыслила еще и написала длинное письмо, в котором пронеслась вся ее жизнь с момента приезда, вся ее боль, мысли, сомнения и страхи, она не заметила, что наступила ночь, и в дверях зашуршал ключами Том. Алена быстро спрятала конверт и рванула ему на встречу, вцепилась в него всем телом, захватила сзади руками и уткнулась в мокрую от дождя куртку.

– Том, отпусти меня, – прошептала Алена, медленно сползая на колени, – если ты меня любишь, отпусти…

Он ошарашенно молчал. Он давно уже знал, что она бросила учить язык, что часами сидит в интернете, подыскивая себе билет на Бали, что тайно переписывается с друзьями из лагеря. Он знал как она ненавидит Францию и конечно готовил себя к тому, что в один день она исчезнет. Но он уже не представлял себе жизни без нее, да и какой в ней вообще был смысл, если не Алена. Там на Бали все случилось так быстро, и никто не думал, что курортный роман с его стороны перерастет во что-то огромное, настоящее, но увы не светлое. С тех пор как он покинул остров, и его, и ее жизнь больше походили на ад.

Когда он вернулся в Париж, чтобы оформить свой перевод на юг Франции и поговорить с родителями, ему и в голову не могло прийти, что все так закончится. В своих мечтах он планировал закончить факультет, устроиться на работу, взять кредит и купить достойное жилье. Они должны были пожениться и быть счастливыми, так как это положено во всех сказках. Но родители наотрез отказались помогать, они даже не захотели познакомиться с Аленой, приняв ее за какую-то аферистку, пожелавшую получить французский паспорт.

– Да кому он нужен, этот чертов паспорт, кричал на них Том, – чтобы всю жизнь платить бешеные налоги, чтобы жить как серая мышь, по тому что иначе во Франции нельзя, или чтобы, что? Что он дает?

Но родители не хотели ни слушать, ни понимать, и потеряв людей, на которых он так сильно надеялся, он продал свой мопед, установку и компьютер, и переехал в Ниццу, где на оставшиеся деньги удалось снять крошечную квартирку, после жизни на Бали, скорее напоминающую собачью конуру без отопления с окошками, но только для крупной собаки.

Том знал, что это ошарашит Алену, и что он дал ей совсем не то, что обещал на Бали, но искренне надеялся, что ситуация временная, и все образуется и вскоре они переедут. Но дни шли, из-за кризиса работы не было, да и к тому же работать было невозможно, так как учеба в университете занимала целые дни, а за прогулами следовали жесткие наказания и в конечном итоге отчисление. Все что ему подвернулось, это работа в арабском ресторане, где он наравне с нелегальными иммигрантами, таскал ящики с мусором, мыл полы и перебирал гнилые продукты. Работа была не очень прибыльная, но давала наличные деньги, которые не облагались зверским налогом и давали возможность покупать продукты и платить за аренду. Ему было невыносимо стыдно, что Алена начала тратить свои деньги, выплачивая за квартиру, но делать было нечего, выбора не было никакого, и его окутала ужасная депрессия. Он чувствовал себя бессильным, заурядным и слабым, но самое главное было то, что и Алена была о нем того же мнения.

К тому же одного взгляда на Алену было достаточно для того, чтобы понять, как она несчастлива тут. Он чуть не провалился под землю, когда мать Алены кинула на него взгляд полный ненависти. Том ничего не понял из короткой речи обращенной в его сторону, но было очевидно, что приятного ему ничего не сказали и сказать не могли, по той причине, что по сравнению с жизнью в России, Алена, предоставленная на его попечение, жила тут в нищенских и убогих условиях. Эту фразу он уловил из ее переписки с подружкой из лагеря, но к сожалению не успел прочитать до конца, так как вошедшая в комнату Алена, резко захлопнула компьютер. Позже он пытался взломать ее почту, но коды открыть не удалось и оставалось только гадать о том, что было в ее голове. Одно было ясно совершенно очевидно – скоро она уйдёт. И вот сейчас глядя на стоящую на коленях любимую женщину, которая умоляла его о свободе, он в сотый раз приготовился просить ее подождать еще немного.

– Нет, – закричала она, предвидя его слова, – я больше не хочу слушать про это, все о чем я хочу тебя спросить: скажи ты меня любишь или себя?