Оксана Сергеева - Непридуманное счастье

— Я беременна, — выпалила Таня, не дожидаясь, пока Лёня выберет какое‑нибудь место и крепко усядется. Не было терпения ждать, пока он обретет под собой твердую почву, чтобы достойно встретить новость о своем скором отцовстве. Какая разница, в конце концов.

Услышав это, Лёня предсказуемо застыл как вкопанный. Замер посреди кабинета, остановил пристальный взгляд на побелевшем Танином лице, потом пробежался по ней глазами, словно искал подтверждения сказанному, и задал самый глупый вопрос, который только мог задать:

— Ты пошутила?

— Да, Лёня! — не сдержавшись, вскричала Таня. — Я вот пришла сюда, сижу и шучу! Развлекаюсь! Мне же делать больше нечего! Это похоже на шутку?!

Лёня сначала смотрел оторопело, потом залился басистым смехом.

— Что правда? — спросил, заглушив смех.

Тане тут же захотелось запустить в него чем‑нибудь потяжелее, чтобы он заткнулся. Денис, верно, по лицу сестры понял, что чашка недопитого мятного чая сейчас полетит в Вуича, забрал ее, но вместо того, чтобы разрядить обстановку, подлил масла в огонь:

— Ну ты и спайпер, Романыч…

Лёнька снова громко расхохотался, запрокинув голову, но не смех то был, а идиотский протяжный гогот. Тане захотелось расплакаться. Слезы уже подступили к глазам, но Лёнька внезапно оборвал смех и напустил на себя серьезный вид. Почти серьезный. Глаза его весело блестели, на щеках заиграл румянец, уголки губ дрожали, сдерживая нагловатую ухмылку. Вуич приложил руку к сердцу, — тут Таня в десятый раз пожалела, что брат забрал у нее чашку, — и сказал известное, знакомое, теперь уже ненавистное:

— Танюха, я, как джентльмен, просто обязан на тебе жениться. Ну теперь‑то, я просто обязан, теперь ты точно не можешь мне отказать.

Не могла Татьяна сказать точно, что ее взбесило больше: то, как Лёня ее назвал, или его дурацкое клоунское предложение руки и сердца. Сто лет уже так ее не называл, а тут снова «Танюха»! Нет чтобы сесть спокойно, сказать что‑нибудь вразумительное и конструктивное…

Лёня, конечно, сел рядом с ней. Обрел силу в движениях, сорвался с места, уселся удобно и потер красное лицо широкими ладонями, протягивая с выдохом:

— А — а–а — а, в Африке горы вот такой вышины… — Потом уронил руки на стол и весь подтянулся, встрепенулся будто, посмотрел на Татьяну внимательным искрящимся взглядом: — А ты чего так разволновалась? Ну беременная, с кем не бывает…

— Лёня может хватит паясничать! — рявкнула Таня и оттолкнула его, когда он попытался взять ее за руку.

— У меня ребенок скоро родится, что мне плакать, что ли! — то ли удивился, то ли усмехнулся громко и посмотрел на Дениса: — Понятно тебе? А вы вон по психологам с Юлькой шастаете… — по — доброму рассмеялся.

Шаур красноречиво вздохнул и развеселился тоже. Таня ощутила себя не у дел. Всем смешно. И Лёне, и Денису, только ей отчего‑то совсем не весело, посмеяться не над чем, не находила повода для иронии.

После короткого, но содержательного для всех участников разговора в кабинете Шаурина Лёня повез Таню домой, собираясь потом вернуться к Денису; из‑за неожиданной новости о беременности Татьяны они и о делах своих позабыли, но тем не менее дела те не терпели отлагательства. По дороге молчали. Леонид о чем‑то нахмурено думал, Татьяна же, напротив, безмятежно смотрела в окно. Напряжение дня отпустило, ведь несмотря на бестолковые шуточки и дурацкий смех, Лёнька порадовал своей реакцией, а остальное все как‑нибудь уляжется. Все‑таки волнения душевные нехорошо сказались на ее самочувствии: голова страшно разболелась — до тошнотворного ощущения в желудке.

Таня поднялась в квартиру. Вуич уехал, пообещав освободиться как можно скорее. Вечером предстояло обговорить, как они будут жить дальше, потому Настю решено было оставить ночевать у деда. Не хотела Таня, чтобы дочь стала случайным свидетелем этого разговора, сама еще не знала: как и когда скажет Насте о том, что в скором времени у той появится братик или сестренка. Неизвестно, как девочка отнесется к этой новости. Тут бы в себя прийти, потом уже ребенка своего готовить к таким разительным переменам в их до этого времени тихой и спокойной жизни.

В спальне Татьяна обессиленно упала на кровать. Планировала прилечь минут на пятнадцать, но и через двадцать не смогла подняться: все тело налилось невыносимой тяжестью, в глаза будто песок насыпали. Плюнув на все, Татьяна, не раздеваясь, завернулась, как в кокон, в покрывало, которым была застелена кровать, и прикрыла веки.

Проснулась резко, словно кто‑то разбудил, тронув за плечо, — открыла глаза, тут же натолкнувшись на темноту спальни. Сколько же она проспала? Судя по непроницаемой ночи за окном, на часах должно быть не меньше одиннадцати. Глубоко вдохнула, чуть шевельнулась, чувствуя, как руки и ноги затекли. Превозмогая неприятные ощущения, села на постели и опустила ноги на пол, непослушными руками стянула с себя мятую одежду, нашла на ощупь халат, лежащий в изножье кровати. Набрасывая его на себя, покривилась, — тело точно на шарнирах, вот — вот заскрипит. Из прихожей в комнату падал тусклый свет, значит, Лёня вернулся. Сама она, когда зашла в квартиру, свет не включала. Не было в нем надобности.

Таня застала Лёню на кухне за чтением женского журнала. Вуич сидел, свободно развалившись на стуле, с видом уставшего равнодушного ко всему человека. Разумеется, не куплен этот журнал, не принесен с собой, — в кухне на подоконнике их валялась целая куча. Таня любила скоротать пару минут за какой‑нибудь интересной статейкой, не факт, что поучительной, но зато для души.

Увидев Татьяну, Леонид небрежно отбросил журнал, и тот шлепнулся на стол с каким‑то зловещим хлопком. Вуич так и остался сидеть на месте, не двинулся, не потянулся к ней, как это всегда у них бывало. Это сразу смутило Таню, но она не стала поддаваться неприятным чувствам, хотя вместо привычной улыбки смогла только устало выдохнуть.

— Как поспала? Я не стал тебя будить, когда пришел.

— Нормально, — ответила, успокоив, хотя нормально себя не чувствовала. А чувствовала так же тяжело и разбито, как до сна. — Ты поел? — спросила по привычке. На столе стояла только кружка, наверное, с кофе. В мойке посуды тоже не было, но в воздухе еще ощущался едва уловимый запах еды. Лёня, видно, убрал за собой посуду. Он никогда не оставлял после себя грязных тарелок.

— Да, — кивнул, глядя на Таню со странным напряжением. Весь замер, кажется, сосредоточился, чтобы не пропустить ни слова ее, ни взгляда.

— А я еще не ела.

— Почему?

— Не могла. Устала, сразу спать легла. Ладно, я в душ схожу, потом поем. Суп. Да, суп, чтобы желудок на ночь не нагружать.