Берта Эллвуд - Шаг в неизвестность

Но самое ужасное ждало Дороти впереди! На собеседовании она узнала, что мистер Маккларти несколько недель пробудет в Швейцарии, а потом вернется в поместье со своей новой женой. Вот для чего понадобилась временная прислуга, которая должна была все перемыть, вычистить, довести до блеска, окончательно стирая следы прошлого.

Как только это выяснилось, Дороти поняла, что ей следует извиниться и уйти. Но желание узнать все о своем отце заставило ее остаться.

Это было ошибкой. Она чувствовала себя опустошенной, и это было тяжело.

Загони его в угол! Он должен знать, кто ты, говорила ей Кэтрин. Но память о матери не позволяла ей сделать этого. Если Линда нашла в себе силы и гордость вырвать отца своего ребенка из сердца и никогда ничем не напомнить ему о себе, то и она должна суметь прожить без него.

Дороти почувствовала, что она опять готова расплакаться. Она громко чихнула и начала скрести неподдающуюся краску с удвоенной силой.

Ральф Аттенборо остановил свой «мерседес» возле ворот особняка. Он был не в настроении. Мысль о том, что здесь будет хозяйничать новая жена Генри - алчная, расчетливая авантюристка, вызывала у него гнев.

Он вошел в дом, поздоровался с Грейс, вышедшей ему навстречу, и сразу поднялся к себе в комнату.

Шагнув в раскрытую дверь своей спальни, он тут же остановился, озадаченный тем, что предстало его взору. На полу рядом с ведром воды он увидел хорошенькое гибкое тельце, наиболее привлекательной частью которого была маленькая женственная попка.

- Аппчи! - раздалось в это мгновение, и последовал резкий звук отскребаемой от пола краски.

Лукавая улыбка заиграла в уголках губ Ральфа, когда аккуратная попка стала плавно перемещаться назад и вперед в такт равномерным движениям.

Ральф тактично покашлял, предупреждая о своем появлении. Он даже вздрогнул, когда девушка вскочила на ноги с такой скоростью, будто в нее выстрелили, крепко сжав обеими руками щетку, и уставилась на него своими огромными тревожными глазами.

Ее нежная красота, зеленые глаза, в которых еще осталось что-то детское, произвели на Ральфа сильное впечатление. Видно было, что она недавно плакала. Маленькие капельки дрожали на ее густых ресницах, и когда краска схлынула с лица девушки, он увидел тоненькие полоски на ее щеках - следы высохшей влаги.

Душу его переполнило сострадание. Кто мог обидеть такое прелестное создание? Она была словно создана для того, чтобы ее опекали и лелеяли. Неожиданного для самого себя Ральф почувствовал прилив нежности к маленькой незнакомке.

Немного озадаченный тем, что с ним происходит, он подошел к кровати и бросил возле нее свои сумки. Ральф нахмурился. То, что он чувствовал, было совсем на него не похоже. Он привык опекать маму. Он заботился о тете Джейн. И все.

- Ты, должно быть, новая служанка, - произнес он мягко, как бы извиняясь за то, что напугал девушку. - Как тебя зовут?

Его взгляд остановился на ее полураскрытых, пухлых губах. Он попытался найти подходящее слово для них. Чувственные? Зовущие? Желанные, остановился он.

- Дороти Нильсон.

Боже! Похоже, он теряет разум. Или у него так давно не было женщины? Нацепив улыбку, которая, как он надеялся, придаст ему равнодушный, беззаботный вид, Ральф представился:

- Ральф Аттенборо. Я пробуду здесь некоторое время до приезда Маккларти.

- Вы знаете моего… - Дороти запнулась. Она чуть было не сказала отца, но вовремя успела закрыть рот. Густо покраснев, она выдавила: - Хозяина?

Дороти сама не знала, что это с ней случилось. Когда она услышала сухой мужской кашель, то почему-то подумала, что это ее отец, неожиданно вернувшийся раньше срока. В ту же секунду немыслимая буря чувств поднялась в ней, но, к своему удивлению, она увидела перед собой самого привлекательного мужчину, на которого когда-либо смотрели ее удивленные, детские глаза. Дороти просто не могла заставить себя оторвать от него взгляд.

Божественные черные глаза, густые темно-русые волосы. Мужественное, открытое и располагающее лицо, в каждой черточке которого, в то же время, было поистине аристократическое достоинство.

- Генри - мой партнер по бизнесу, крестный отец и старинный друг моей семьи, - сказал он.

Легкая улыбка коснулась его опасных губ, и Дороти почувствовала, как сладкая волна пробежала от низа живота до самых щек, накрыв их тонкой пеленой румянца. Горькое чувство разочарования защемило ее сердце. Она так надеялась, что он один из служащих в доме, не намного выше по положению, чем она.

То, что он принадлежит к высшему классу, заставило ее умерить свое разыгравшееся воображение. Благородство, которое сквозило в каждом движении Ральфа, манеры, умение вести себя - все указывало на то, что он не простой смертный. Расстояние между ними теперь казалось Дороти огромным. Но почему же он сначала показался ей таким близким и доступным? Возможно потому, что мужчины именно такого типа будоражат фантазии всех без исключения женщин, невзирая на их социальное положение и благосостояние. Дороти снова густо покраснела.

Ральф слегка усмехнулся, все больше и больше удивляясь этой необычной девушке. Женщины его круга не краснели, когда с ними разговаривали. Они жеманничали, кокетничали, заигрывали и всегда смотрели оценивающим взглядом. Дороти Нильсон вела себя иначе, и это привлекало и интриговало его. И какие шикарные у нее волосы! Как манили они своей мягкостью и естественным блеском! Светло-каштанового цвета, они обрамляли ее милое личико луковичкой, собираясь на затылке в хвостик, перевязанный тонкой резинкой.

Ральф подавил в себе желание протянуть руку и снять резинку, чтобы дать потоку этих волшебных волос свободно разлиться по плечам. Он подумал, что она, наверное, упадет в обморок, если он осмелится на такую «неслыханную дерзость» - дотронуться до нее. В эту минуту он услышал робкий голос:

- Не буду вам мешать.

Ее хрупкое тело дрожало, когда она повернулась, чтобы взять ведро, плечи были напряжены. Ему захотелось спросить, что же все-таки с ней? Почему она так напряжена, и что заставило ее плакать? Но голос разума сдержал его. Ведь они только познакомились. Он может спугнуть ее такой непринужденностью в обращении. Придется подождать.

- Можешь продолжать работать. Ты мне не помешаешь, - произнес он деланно равнодушным голосом.

Дороти украдкой взглянула на него. Ральф в этот момент снимал кожаную куртку, под которой оказался шерстяной свитер, плотно облегающий стройное мускулистое тело. Один вид этого до умопомрачения сексуального мужчины кидал Дороти в жар, и она почувствовала, что у нее пересохло во рту.

Быстрым, изящным движением он набросил куртку на вешалку и повесил ее в огромный платяной шкаф.

Ральф Аттенборо был первым мужчиной в жизни Дороти, который заставил ее переживать подобные ощущения, всего за несколько минут став властелином ее тела и мыслей. Слава богу, он ничего не заметил, подумала она, снова опускаясь на колени и обмакивая щетку в воду.

Он сказал, что ее присутствие в комнате, которая, по-видимому, являлась его спальней, не помешает ему. Что бы это значило?

Дороти яростно набросилась на последний неочищенный участок пола. Она всего лишь прислуга, которая, когда ей не дают никаких указаний, должна быть никому незаметной. Поэтому даже самой себе не стоило признаваться в том, что Ральф Аттенборо заинтересовал ее. И приезжать в «Маккларти Эстейт» тоже не стоило, подумала Дороти.

Дороти сидела на кровати, низко опустив плечи. Сегодня был ее день рождения, и она никогда еще не чувствовала себя более одинокой. Дело было даже не в том, что она провела весь день за мытьем полов, почти не вставая с колен. Ведь она и нанималась сюда служанкой. Дороти не нужны были пышные речи, яркие фейерверки в ее честь и груды подарков. Ничего этого она и не ждала. Просто она боялась этого длинного, одинокого вечера.

Когда была жива мама, дни рождения Дороти были веселыми и запоминающимися. В семье не было денег на дорогие подарки, но в этот день всегда готовилось что-нибудь необычное на ужин, зажигались свечи, на стол ставилось недорогое вино, которое стало неотъемлемой частью праздничного меню с тех пор, как Дороти исполнилось шестнадцать.

Больше всего ей не хватало мамы. В праздники она всегда преображалась. В усталых глазах появлялся блеск, и весь вечер она беззаботно смеялась и шутила, как когда-то в молодости, когда была юной и влюбленной, уверенной, что счастье будет длиться вечно.

Новый приступ гнева охватил Дороти. Так не должно было быть. Ее мама не должна была браться за любую работу, чтобы прокормить их двоих, не должна была целыми днями чистить и убирать у кого-то в доме, чтобы дать своей дочери самое необходимое, в то время как отец жил в роскоши и в абсолютном неведении о том, как складывалась судьба его бывшей возлюбленной и их дочери.