Дебора Смит - Тень моей любви

Дядя Двейн, завершив наконец беседу, взглянул на стол и нахмурился. Он пошарил рукой между завернутыми в целлофан и завязанными зелеными лентами пакетиками со сладостями, потом наклонился к Карлтону и что-то ему сказал. Разумеется, я не могла слышать ничего, кроме гремящей музыки, но догадаться обо всем не составляло труда. Я прекрасно видела, как Карлтон покачал головой, изобразив крайнее возмущение: “Как можно?! Я хороший мальчик!” Затем повернулся к Рони и показал на него пальцем. Ничего не скажешь, объект для подозрений был выбран безошибочно.

Конечно, это я сейчас подумала бы так – гладенько и по-взрослому. А тогда как будто окаменела. Казалось, ноги мои вросли в сцену. Сквозь пелену, застилавшую глаза, я смутно видела, что в толпе смеются надо мной. Бабушка с дедушкой прятали улыбки. Мама и папа уставились на меня в полном изумлении. Они вряд ли предполагали во мне большой талант, но и окончательной тупицей тоже не считали. Папа махнул мне рукой, чтобы как-то ободрить. Возможно, он решил таким образом привести меня в чувство и избавить от воображаемых страхов.

Но в ту минуту я едва обратила на это внимание. Передо мной была явная несправедливость, и душа моя пылала праведным гневом.

Дядя Двейн, решительно выпятив подбородок, обошел стол и схватил Рони за руку. Нависая над ним, дядя заговорил быстро и сердито. Я видела, как преобразилось скучающее лицо Рони. Оно сразу стало озлобленным. Но сквозь решимость защищаться проглядывала привычная безнадежность. Наверное, его не впервой обвиняли в том, чего он не делал.

Рони с ненавистью посмотрел на Карлтона, потом ринулся на него и мгновенно подмял обидчика под себя. Они покатились по земле, Рони щедро награждал противника тумаками. Раздались крики, вокруг них образовалось живое любопытствующее кольцо. Концерт, конечно, уже никого не интересовал. Тетя Глория наклонилась над магнитофоном: раздался дикий скрежет, похожий на многократно усиленный звук застегиваемой “молнии”, и музыка прекратилась. Я стремглав скатилась по лестнице, юркнула в толпу взрослых и протиснулась поближе к центру образовавшегося круга.

Дядя Двейн пытался разнять дерущихся, но Рони намертво вцепился в воротник Карлтона. Свободной рукой он выхватил из кармана ржавый перочинный ножичек и приставил его к горлу Карлтона.

– А ну, говори, гад, – кричал Рони, – куда дел деньги?! Врун проклятый!

Тут появился папа. Он хладнокровно завернул руку Рони назад, отобрал у него ножик и уже после этого кивнул дяде Двейну. Вместе они с трудом растащили мальчишек, и папа, сильно встряхнув Рони, поставил его на ноги. “У него же нож, – услышала я опасливый шепот в толпе. – Каков паршивец?!”

– Где деньги? – загремел дядя Двейн, впившись взглядом в лицо Рони. – Ну, отвечай! Быстро!

– Я не брал, – Рони пытался еще что-то выкрикнуть но вместо этого только яростно замотал головой. Я заметила, что передний зуб у него был неровно обломан, придавая лицу диковатое выражение.

Совершенно неожиданно для себя я подумала о его улыбке, как-то он выглядит с этим своим зубом, когда улыбается. Вот никогда не знаешь, что взбредет в голову пятилетней малявке.

– Брал, брал, – истошно кричал Карлтон, – я видел! Все знают, что ты вор! И отец твой вор! И отец отца – вор!.. – захлебывался ненавистью мой милый кузен.

– Рони, отдай деньги, – громко и строго сказал папа. – Мне бы не хотелось выворачивать твои карманы, – добавил он сердито. – Давай, парень, скажи нам правду.

– Я не брал! – Рони упрямо стоял на своем.

Достаточно было оглядеться вокруг, чтобы понять – ему никто не верит. Рони понимал это, но жаждал справедливости, как любой из нас. Но он был из тех мальчишек, которые дерутся, ругаются и приставляют нож к горлу. “Дурной пример, воплощение греха и порока. Он должен быть наказан”, – вот что читалось на лицах добропорядочных жителей, которым помешали веселиться.

Но он не вор!

Не болтай о Карлтоне. В семье Мэлони всегда горой стоят друг за друга. И сильны этим.

Но это же нечестно!

– Ну, как знаешь, Рони, – сказал папа и протянул руку к заднему карману его грязных джинсов. И тут я не выдержала:

– Он не брал, деньги взял Карлтон, – выкрикнула я.

Все молча уставились на меня. Ну и что, я привыкла к этому. Но вот изумленный взгляд Рони был для меня в новинку. Казалось, своим взглядом он хочет просверлить меня насквозь.

Дядя Двейн тоже пристально посмотрел на меня.

– Вот что, Клер. Тебе не кажется, что ты напрасно нападаешь на Карлтона? Скорее всего, дело в том, что он плевался в тебя жареным арахисом в прошлое воскресенье? Не так ли, дорогуша? – он ждал ответа, абсолютно уверенный в своей правоте.

– А вот и нет, – твердо ответила я не без доли ехидства, поскольку победа моя была очевидна. Я показала пальцем на Карлтона, как это делали свидетели в суде по телевизору, и произнесла взрослым голосом: – Карлтон взял деньги. Я видела, папа. Я видела, как он засунул их в свой карман.

Папа и дядя Двейн медленно повернулись к Карлтону. Его потное лицо стало багровым.

– Карлтон, – угрожающе сказал дядя Двейн, но мой кузен не дал ему закончить.

– Врет она все! – как можно громче завопил Карлтон, как будто от этого слова его становились правдой.

Дядя Двейн без разговоров сунул руку ему в карман и вытащил оттуда две скомканные банкноты. Вокруг стало удивительно тихо. Удивительно, потому что никто никуда не ушел. И вся эта толпа вокруг нас молча ждала чего-то.

В этой тишине дядя Двейн отпустил Карлтона и, раздвигая круг плечом, пошел искать его родителей – дядю Юджина и тетю Арнетту. В этой тишине папа стоял и смотрел на Рони Салливана.

– У него же был нож, Холт, – послышался откуда-то из-за моей спины голос дяди Пита.

– А не сильно ли сказано? Нож! Маленькая ржавая железка – только и всего. Разве что бумагу резать, да и то вряд ли сгодится, – усмехнулся мой папа.

– Напрасно ты миндальничаешь. Он мог убить Карлтона, – настаивал дядя.

– Брось, Пит. Глупости. Давайте расходиться.

Но никто, никто не замечал, как я и Рони не могли оторвать глаз друг от друга. Что мы увидели и что поняли в тот момент? Рони был ничуть не меньше одинок, чем прежде, но в глазах его был блеск – смесь удивления, благодарности и подозрения. Мне казалось, что лучи этого сияния играли на моем лице, и я ликовала.

Папа положил свою руку на плечо Рони и подтолкнул его прочь. Я завороженно двинулась за ним, но мама, пробившись через толпу, схватила меня сзади за подол платья:

– Стой, Клер Карлин Мэлони. Хватит! Ты уже устроила хороший спектакль!

Я удивленно взглянула на нее. Хоп и Эван стояли рядом и не спускали с меня глаз. Вайолет и Ребекка, открыв рты, уставились на меня с самым глупым видом. Все наше семейство рассматривало меня как существо доселе невиданное.

– Я ведь застукала Карлтона, – пояснила я.

Мама кивнула:

– Лучше, конечно, другими словами, но ты сказала правду. Это хорошо. Молодец. Я горжусь тобой.

– Тогда почему все смотрят на меня так, будто я сделала что-то плохое?

– Потому что так оно и есть, – выпалила Ребекка. – Ты что, не боишься Рони Салливана? Разве плохо было бы избавиться от него?!

– Он не смеялся надо мной, когда я танцевала. Я думаю, что он хороший, – хмуро возразила я.

– Странный у тебя подход, – вмешался Эван.

– Да что она понимает, – добавил Хоп, думая, что добил меня окончательно.

Но не тут-то было. Я прекрасно все поняла, Рони – не просто “отребье” и не просто не такой, как все. Он опасен – вот что таилось за всеми их недомолвками. Принять его сторону – значит стать белой вороной в глазах моей семьи и всего городка. И это понимание вдруг вселило в меня необычное чувство. Теперь бы я сказала – я ощутила себя личностью.

Именно тогда я и влюбилась в Рони. На всю жизнь.

Казалось, мир и не подозревал о существовании места под названием Дандерри в штате Джорджия. Городок наш с трудом можно было отыскать на замусоленной дорожной карте Джорджии, которая хранилась в бардачке отцовского пикапа. Столица штата Атланта была выделена на карте жирной звездой, Гейнсвилл обведен кружочком, а Дандерри оказался всего лишь до обидного малозаметной черной точкой на дюйм слева от Гейнсвилла и на полтора дюйма выше Атланты.

От красивой площади возле здания суда в центре города в разные стороны расходились улицы, обрамленные деревьями. Симпатичные старые дома прятались за зелеными кронами. В широких долинах вокруг города удобно расположились фермы. Все это охраняли остроконечные, как католические соборы, горные пики.

Не думаю, чтобы основателей города так уж поразил бы его нынешний вид. Конечно, появилось электричество и мощеные тротуары, водопровод и прочие удобства. Но с виду все осталось по-старому. Разве что памятники пяти войнам, включая и ту, которая унесла из Дандерри десяток молодых парней, навеки оставшихся лежать в земле далеких от нас штатов. Вот это задержало бы на время внимание наших предков, вздумай они навестить нас сегодня.