Памела Кент - Мужчина, который вернулся

Доктор Дрю был элегантным мужчиной лет сорока, и уже по одной лишь его машине можно было догадаться, что ему нет необходимости высиживать утренние и вечерние приемы пациентов или поздней ночью выезжать на вызовы, иногда заводившие прямо в болотистые пустоши, окружавшие затерянную в глуши деревеньку Фалез.

Доктор и Харриет сразу же невзлюбили друг друга... Или она невзлюбила его.

В свой первый визит к Гэй доктор попросил Харриет подождать за дверью и потом не извинился. Благодарная же и польщенная экономка, которую он не только не отправил за дверь, а, наоборот, фактически принудил остаться, после ухода доктора самодовольно объяснила, что, несмотря на недолгое знакомство, доктор Дрю посчитал ее достойной доверия ответственной особой, вот и не выгнал.

Харриет встретила уходящего врача в холле и, не скрывая враждебного огонька в глазах, осведомилась, что тот думает о состоянии ее сестры. Доктор Дрю с удивленным видом поднял брови.

— В каком смысле? — спросил он.

— В смысле, что вы о ней думаете?

— Ну, вполне очевидно, что ваша сестра перенесла шок... а женщина после внезапной потери мужа, естественно, испытывает некоторую подавленность, если не сказать большего, — продолжал врач с сухостью, в свою очередь откровенно удивившей Харриет. — Существующая статистика показывает, что даже в наше время большинство людей вступает в брак всего один-единственный раз в жизни. Поэтому реакция миссис Эрншо нормальна.

Харриет, испытывая растущую неловкость, попыталась уточнить:

— Меня интересовало состояние ее здоровья.

— И я удовлетворил ваш интерес. Думаю, можно ожидать состояние депрессии и нежелание участвовать в обычном течении жизни... возможно, на серьезный отрезок времени. За ней необходимо наблюдение, на случай, если проявятся симптомы, способные угрожать ее здоровью.

— Вы хотите сказать, что у Гэй могут возникнуть симптомы меланхолии?

— Вполне возможно, если она была очень привязана к мужу.

Харриет с неопределенным выражением посмотрела на него, и у доктора Дрю возникло впечатление, что в ее поведении было что-то уклончивое. Девушка явно хотела что-то сказать, но передумала.

Доктор обвел взглядом холл, восхищаясь стенными панелями и безупречным изгибом лестницы. Гэй оживила интерьер яркими красками: по лестнице с галереи стекала темно-синяя ковровая дорожка, а сверкающий пол устилала пара переливающихся цветами, как драгоценные ожерелья, ковров.

Комнатных растений не было: экономка посчитала, что миссис Эрншо не одобрит такого легкомысленного отношения к своему горю, но огромные вазы китайского фарфора, в которых обычно стояли букеты, как и портреты в галерее, говорили о богатстве.

— По-моему, здесь довольно унылое место для вдов, — немного нервничая, заметила Харриет.

— В Лондоне больше возможностей для развлечений?

Темные глаза доктора изучали Харриет, их бездонная чернота поразила ее. У него были удивительно густые для мужчины ресницы, а кожа загорела так, словно он провел немало времени за границей... Что-то во внешности доктора Дрю наводило на мысль, что по крайней мере один из его предков знал преимущество южного климата.

Но звали его очень по-английски: Филип Дрю. Разве возможно подобрать более английские имя и фамилию?

Харриет с осторожностью отвечала:

— Да, в Лондоне есть чем заняться. Один поход за покупками любого приведет в чувство.

— У вас в Лондоне много друзей?

— Да, множество. И работа.

— Какая именно?

— Я художница. — Харриет не покидала потом уверенность, что он принял этот ответ со скептицизмом. — На будущей неделе откроется выставка моих работ, конечно, мне хочется быть там, видеть, как идут дела. Но я не брошу Гэй, и если вы считаете, что мне надо остаться...

— Для вас это настоящее самопожертвование.

Харриет возмутилась тоном доктора и одновременно поняла, что с точки зрения его темных глаз кажется законченной эгоисткой.

— Но боюсь, что в этот критический момент я не позволю миссис Эрншо сопровождать вас в Лондон. Просто надейтесь, что публика будет благосклонна и одна-две картины окупят ваши труды сторицей.

Доктор прошел мимо, едва кивнув ей, и пожилой дворецкий открыл перед ним дверь.

Как только автомобиль скрылся за воротами, Харриет заговорила с дворецким:

— Доктор Дрю впервые практикует в Фалез?

Дворецкий ответил утвердительно.

— Но уже приобрел в наших краях большую популярность, мисс. Такой внимательный, добрый, и дети его любят, — пустился в подробности старик. — По-моему, до приезда сюда доктор Дрю сам болел... но что именно с ним приключилось, не знаю. Конечно, человек он опытный, всякий вам скажет. Настоящий лондонский врач, я бы сказал.

Харриет задумчиво смотрела на дворецкого.

— Значит, дети его любят, — медленно проговорила она. И добавила с блеснувшим в глазах интересом: — Вот удивили так удивили!

Это было неделю назад, и с той поры Гэй заметно оправилась от скорби: принимала одного-двух посетителей и проводила большую часть каждого дня внизу, в гостиной, лежа на кушетке.

Аппетит у нее был на удивление хорош, и она заказала своему лондонскому кутюрье новый гардероб, соответствующий новому статусу очень богатой вдовы, способной удовлетворить большинство своих прихотей и не отказывать себе, если захочется чего-то особенного.

Сестру Харриет, например, — Гэй решила, что та непременно должна переехать в Фалез. Не может быть и речи о возвращении в лондонскую квартиру, в любом случае уже слишком убогую для молодой женщины, близкая родственница которой, если пожелает, может заказать ей номер в лондонской гостинице.

— Когда захочешь в Лондон, конечно, поезжай, в любое время, — великодушно разрешила она, по-кошачьи свернувшись на кушетке и перекрашивая ногти в матово-жемчужный цвет, шедший к трауру даже больше, чем естественный, или так она решила. По той же причине Гэй надела жемчужные клипсы, в тон им браслеты и до окончания траура отослала свои рубины и изумруды в банковское хранилище. — Дорогая моя, не хочу навязывать тебе свое общество, — сказала она, глядя на сестру огромными печальными глазами, — но без тебя я просто боюсь жизни. Помнишь, еще в детстве ты была так добра ко мне!

Гэй протянула слабую руку и сжала тонкими пальцами запястье Харриет. Это была истинная правда. Харриет, шестью годами старше своей сводной сестры Гэй, приветствовала появление прелестного золотоволосого создания с радостью одинокого ребенка. Она не знала, как угодить Гэй, не могла налюбоваться ее красотой... и испытала величайший в жизни удар, когда выяснилось, что сестра в душе далеко не так очаровательна. Гэй была беспомощной, трусливой, нахальной, вредной и временами даже жестокой. Из-за нее утонул любимый щенок Харриет, по ее милости Харриет заперли в комнате на целый день и ночь. Более того, Гэй путала кухарку якобы сделанными распоряжениями старших, чтобы сестру не кормили... и выплакала все глаза после отъезда Харриет в школу. Когда Харриет в возрасте двадцати одного года обручилась, Гэй начала интриговать, а когда помолвка наконец расстроилась, завела короткий бурный роман с освободившимся женихом, после чего тот отправился на уединенную ферму в Родезии, и больше о нем не слышали. Второй многообещающий роман Харриет пресекся в самом начале. Гэй заболела тифоидной лихорадкой и подпускала к себе только Харриет. Ради сестры Харриет прервала учебу, часами не отходила от ее постели и одна только могла убедить больную принять лекарство и, таким образом, сохранить свою жизнь ради нее.