Пат Бут - Майами

Криста проделала небольшой пируэт, выйдя на середину сцены своей кошачьей поступью, и ее глаза устремились на освещенную прожекторами аудиторию в поисках того единственного лица, на котором она могла бы остановить свой взгляд. Ее старый трюк. Она выбирала какого-нибудь человека из зала и затем выполняла всю свою программу только для него. Она следила за обратной связью, за реакцией на завороженном его лице и посылала туда флюиды, это поднимало и ее собственное состояние и настроение жертвы. Свершалось взаимное позитивное подкрепление в этом круговороте, устремленном к пику эмоционального настроя. Лучше всего было выбирать кого-то из передних рядов. Не обязательно мужчину. Иногда женщины подходили больше.

Вот он. Он сидел в первом ряду, и его улыбка сказала ей, что он попал под ее власть. Несмотря на напряжение момента, у нее нашлась пара секунд, чтобы подумать о нем. Его глаза были большими, глубокими, и Криста погрузилась в них. Она инстинктивно знала, что красивая, мужественная внешность, орлиные черты лица, чувственный рот, выступающие скулы — все это не было главным в этом мужчине. Главной его чертой был ум, а путь к мозгу шел через глаза. Ей потребовалась секунда, чтобы почувствовать его, и вот она уже начала работать над ним. Она буквально впилась в него, промчавшись мимо, но не отводя от него взгляда; ее голова повернулась вбок, а затем еще дальше назад, чтобы не отрывать от него глаз. На его лице играла улыбка, говорившая о том, что он уже не властен над собой. Казалось, он отпрянул назад, чтобы скрыть свой интерес, и в то же время его внимание было неотрывно приковано к ней. Поза выражала амбивалентность его состояния. Ха! Она пробежала до конца дорожки, отвернулась, намеренно теряя его из виду.

Глубоко в душе, под слоями лихорадочной фантазии Криста знала, что это не она. Это образ, роль, которую она надевала, словно маску. При некотором везении и достаточно жестких усилиях это могло включаться, вот как сейчас. И тогда это можно было использовать, чтобы спускать с привязи мечты, те, что приносили доход. Правда о ней никого не интересовала. Никому не нужна была ее реальная жизнь. Такие вещи признавались лишь на словах. Заинтересует ли кого-нибудь настоящая Мадонна? Понравится ли настоящая, искренняя Мерилин? Нет, публика никогда не простит, если наскучишь ей, если дашь понять, пусть на долю секунды, что в тебе есть что-то похожее на них. Потому-то она отодвинула правду подальше, чтобы не мешалась на пути, и вызвала иллюзию кошачьей походки на четырех упругих лапах, взглядом вампира обшаривая зал в поисках жертвы.

Бум! Она выстрелила в него с двадцати, пятнадцати, десяти футов. Ее флюиды взрывались вокруг него, разбрызгивая искры и фосфоресцируя. Она остановилась напротив него, совсем близко. Встала на колено. Ее глаза впились в него, улыбка, полная расплавленного секса, играла в уголках прелестного рта. Она тряхнула львиной гривой и поцарапала воздух перед своим лицом, так, словно ее рука стала лапой, а кончики пальцев когтями. И все это время ее зеленые глаза не отрывались от него, а тело нависало над ним, раскачиваясь, угрожая поглотить свою добычу на этом пиру похотливого желания. Однако в тот самый момент, когда ему уже полагалось извиваться от ошеломленности и страсти, глаза Питера Стайна стали непроницаемыми для нее.

Криста потеряла его. Вначале он резонировал в унисон с ее телом, как бокал из тонкого стекла. Затем, словно осмыслив опасность, которую таила в себе ее притягательность, он отступил куда-то на безопасный участок своего сознания и заблокировался там. Это был трюк, на который мало кто оказывался способен, и трюк этот оставил ее висеть на суку, стоять на сцене, излучая свое обаяние на кого-то, кто уже не отзывался на все ее намерения и цели. Она выпрямилась, все еще покачиваясь в такт музыке; в ее душе теснили друг друга интерес и разочарование. Представление продолжалось, она выполняла какие-то движения, но в ее сознании стояло его лицо… Вокруг бушевали аплодисменты, однако Криста уже не думала больше о тех мегабаксах, что хотела получить от книжной сделки, о своем триумфальном выступлении и о той нервной дрожи, которая охватывает, когда успех кажется близким… Она думала о незнакомце из первого ряда.

Криста стояла в очереди, стараясь держаться как можно незаметней. На ней были синие джинсы, простая белая майка, поношенные кроссовки и никакой косметики. В общем, сейчас она была настоящей Кристой Кенвуд, а в нескольких шагах от нее за столом, заставленными высокими стопками книг, сидел настоящий Питер Стайн. Кристе не потребовалось много времени для выяснения имени незнакомца из зала. Еще меньше времени ей потребовалось на то, чтобы обнаружить, что знаменитый автор на следующий день должен подписывать свою книгу, а затем держать речь в муниципальном колледже «Майами-Дейд», где разворачивались основные события его книги. Она даже почувствовала некоторый шок, узнав об этом, потому что уже давно восхищалась этим автором. Она прочитала его книгу «Затмение сердца», наслаждаясь чтением, как наслаждаются холодным душем, быстрой ходьбой или телепрограммой, что пришлась по душе. Она немедленно приняла решение встретиться с ним лицом к лицу, и ее вовсе не беспокоило то обстоятельство, что она, можно сказать, почти публично занималась с ним любовью во время своего шоу. Подобные мысли годились для простых смертных. А она даже не побеспокоилась о том, чтобы отыскать кого-либо из общих знакомых, которые представили бы их друг другу честь по чести. Вместо этого она просто решила встать в очередь за автографами, чтобы он подписал для нее свою книгу. Лобовая атака для Кристы Кенвуд всегда была излюбленным средством ведения боевых действий.

И вот она стояла в пятнадцати футах от него. При взгляде на его лицо ей подумалось об Иисусе, только не распятом, а несущем крест. Было видно невооруженным глазом, что подписывать свою книгу и вести беглый разговор с пораженными благоговением читателями не очень-то по вкусу Питеру Стайну. Вот к столу подошел какой-то мужчина. Он выудил из стопки нужное ему название и почтительно положил книжку перед автором. Криста оказалась уже достаточно близко, чтобы уловить обрывки беседы.

— Кому я должен посвятить надпись? — Голос Стайна был хорошо модулирован и тщательно контролировался. Было ясно, что даже этот простой вопрос нелегко дался лауреату Пулитцеровской премии. Его голос томился за решеткой самоконтроля. Создавалось впечатление, что Питеру Стайну легче было бы швырнуть книгу, чем поставить на ней свой автограф. Криста почувствовала, как в животе у нее заплясали мотыльки. Напряженность окружала Стайна, словно аура. Она ощущалась даже в десяти футах от него.