Пат Бут - Жаркие ночи в Майами

А вот и он. Сидит в первом ряду, и его улыбка говорит о том, что Криста его расшевелила. Несмотря на напряжение момента, она успела поразмыслить о нем. У него были большие, глубокие глаза, и Криста в них просто утонула. Она инстинктивно понимала, что мужественная красота — орлиные черты, чувственный рот, уверенный, выдвинутый вперед подбородок — не самое главное в этом мужчине. Главным был ум, светившийся в его взгляде. Как только Криста уяснила это, она принялась обрабатывать его. Проходя мимо, не отводя от него глаз, повернула голову, чтобы не упустить его взгляд. Улыбка застыла у него на лице, указывая, что он утратил над собой контроль. Он несколько подался назад, словно пытаясь скрыться от гипнотического влияния ее интереса к нему, но в то же время все его внимание было невольно приковано к ней. Он, похоже, испытывал раздвоение чувств. Ха!

Криста дошла до края сцены и отвернулась, намеренно теряя его из виду. Она знала, что ее образ, создающий лихорадочное возбуждение, это вовсе не она. Это — маска. Если повезет, если приложить достаточно усилий, этот образ возникал, вот как сейчас. И тогда его можно использовать для достижения своей цели. Никто не хочет знать правду о реальной Кристе Кенвуд. Действительность никого не интересует, хотя в этом не принято признаваться. Они никогда не простят тебе, если ты наскучишь им, если хоть на одно мгновение покажешь, что хоть в чем-то похожа на них. Поэтому Криста изгнала правду со своего пути и создавала на крошечном пространстве сцены иллюзию, подбирая среди зрителей человека, которого хотела бы соблазнить.

Бац! Она выстрелила собой в него с расстояния в двадцать, пятнадцать, а затем и десять футов. Ее личность взрывалась вокруг него, как огненный фейерверк. Приблизившись, Криста остановилась и стояла на эстраде прямо напротив мужчины, наклоняясь все ближе. Она согнула одно колено, глаза ее заглянули в его глаза, в уголках восхитительного рта заиграла откровенно призывная улыбка. Криста тряхнула своей львиной гривой и стала как бы царапать воздух перед его лицом, словно рука ее превратилась в кошачью лапу, а кончики пальцев стали когтями. Ее зеленые глаза не отрывались от него, а тело нависало над ним, угрожая поглотить свою жертву на этом пиршестве вожделения. Но в тот самый момент, когда ему положено было задрожать от смятения и страсти, Питер Стайн прикрыл веки.

Криста потеряла его. Поначалу он вибрировал в одном ритме с ее телом, но потом, словно почуяв опасность в ее привлекательности, спрятался в каком-то убежище своего ума, перекрыв ей дорогу туда. Такое способны были проделать немногие, и Криста осталась на сцене наедине сама с собой, продолжая изливать свое сверкающее обаяние на человека, который словно бы отсутствовал. Она выпрямилась, по-прежнему извиваясь в такт музыке; в глубине души она была и поражена и разочарована одновременно. Она должна была продолжать представление, что она и сделала, но, когда Криста уходила со сцены, она унесла с собой запечатленное в памяти его лицо. Ее провожали аплодисментами, но Криста уже не думала ни о выгодных сделках на книжной ярмарке, ни о триумфе своего выступления, ни о волнующем пути к успеху… Она думала о незнакомце, сидевшем в первом ряду.

Криста стояла в сторонке, тщательно оберегая свое инкогнито. На ней были синие джинсы, простенькая белая тенниска и поношенные босоножки. Вот это и была подлинная Криста Кенвуд, а в нескольких шагах от нее, за столиком, заваленным книгами, сидел подлинный Питер Стайн. Кристе не понадобилось много времени, чтобы выяснить имя незнакомца, сидевшего в первом ряду на ее выступлении. Еще меньше времени ушло на то, чтобы узнать, что знаменитый писатель будет надписывать свои книги, а потом выступит с речью в местном колледже Майами, где будут происходить главные события книжной ярмарки. Криста была несколько смущена, выяснив, кто этот человек, потому что уже давно преклонялась перед ним. Она прочитала его роман «Затмение сердца» и получила от него удовольствие, какое получаешь от холодного душа, хорошей прогулки или удачной программы по телевидению. Она тут же решила встретиться с ним лицом к лицу, нисколько не обескураженная тем, что накануне во время своего показа публично чуть ли не отдалась ему. Подобные сомнения были участью мелких людишек. Она даже не позаботилась найти какого-нибудь общего знакомого, который мог бы формально представить их друг другу. Вместо этого Криста решила просто встать в очередь, чтобы он надписал ей книгу. Планируя операцию, Криста Кенвуд всегда предпочитала прямую атаку.

Сейчас она находилась футах в пятнадцати от него. Лицо его навело ее на мысль о Христе, но о Христе, скорее раздраженном, нежели распятом. Было совершенно очевидно, что подписывание собственных книг и короткие беседы с почитателями его таланта отнюдь не относятся к любимым занятиям Питера Стайна. К его столу подошел очередной читатель, вытащил из стопки книг одну и благоговейно положил ее перед автором. Криста уже стояла достаточно близко, чтобы услышать отрывки их разговора.

— Кому я должен надписать эту книгу?

Голос Стайна звучал ровно и сдержанно, но это явно требовало некоторых усилий от лауреата Пулитцеровской премии. Возникало впечатление, будто Питер Стайн предпочел бы швырнуть книгу, а не надписывать ее. Криста вдруг заволновалась. Напряжение словно облаком окутывало Питера Стайна. Это ощущалось даже на расстоянии в десять футов.

— Надпишите Лауре, — сказал мужчина.

Фломастер Стайна побежал по странице.

— Нет… да… я хотел сказать «Джону и Лауре», — передумал мужчина.

— Может быть, «Лауре и Джону»? — Стайн сжал губы.

— Нет, лучше будет «Джону и Лауре». Я человек несколько старомодный. — Мужчина засмеялся извиняющимся смехом.

— Но я уже написал «Лауре…» — В словах Стайна прозвучало раздражение.

Воцарилось молчание.

— Может, вы достаточно старомодны, чтобы купить еще одну книгу? — ледяным тоном осведомился Стайн.

Мужчина нервно поежился. Криста улыбнулась. Для писателя Питер Стайн был в неплохой физической форме. Здоровый или, по крайней мере, загорелый, что в Майами было практически одно и то же. Крепко сбитый торс. Широкие плечи, длинная шея, энергичное умное лицо. Карие глаза поблескивали из-под взлохмаченной вьющейся шевелюры, выражение лица то и дело менялось, отражая внутреннее состояние Стайна.

— Итак? — спросил писатель.

— «Лауре и Джону» будет хорошо, — неуверенно ответил мужчина.

— «Лауре… и Джону», — прочитал свою надпись Стайн. — Дамы идут первыми, — пробормотал он про себя.