Ги Де Кар - Зов любви

Заведение переживало как удачные времена, так и неприятные. Чтобы находиться в тени, надо чтобы не мешали конкуренты. Но когда в картотеке полицейской префектуры появилась благосклонная запись о том, что девочки мадам проявляют добрую волю и горячее желание оказать услуги осведомительниц (конечно, в случае необходимости), вот тогда дела пошли лучше. Не так чтобы уж очень, но ровно настолько, чтобы не привлекать особого внимания.

Клиентура заведения имела ту особенность, что женский состав обновлялся не часто, по сравнению с мужским. Эти дамочки, собиравшиеся сюда со всех концов, выдавали себя за «старожилов квартала», тогда как мужчины, явившиеся невесть откуда, были всего лишь случайными посетителями. Правда, было несколько завсегдатаев, но они редко возвращались с одними и теми же представительницами прекрасного пола: однажды – высокая брюнетка, взявшая себе псевдоним Кора, знаменитая благодаря своим огромным искусственным ресницам, казавшимся свинцовыми от накопившейся туши; в другой раз – Кри-Кри, пухленькая куропаточка мягких диванов; затем, в один из вечеров этот же клиент является с дородной, крепкой Вероникой, топорщащийся, платиновый шиньон которой сцементирован лаком... Эти трое являются оплотом заведения, здесь у них были большие,– как, впрочем, и не очень большие,– удачи, каждая имела свои привычки и «методы работы», которые мадам, а особенно Владимир, знали наизусть с давних пор. По отношению к заведению они проявляли определенную честность, а посему пользовались исключительными привилегиями. Здесь появлялось еще много других девиц, практически все, промышлявшие в этом районе.

Несмотря на плотный график посещений, никогда не было суматохи. Хозяйка презирала суету и не любила наблюдать из своего застекленного, как аквариум, бюро сталкивающиеся пары,– это неуместно как для входящих, так и для выходящих. И если черная мраморная табличка при входе обещала «горячую воду и удобства на всех этажах», то она умалчивала о работе лифта, поскольку такового здесь вовсе и не было.

Дело было поставлено хорошо и велось скрытно, без шума...

Днем на троне царственно восседала мадам, приговаривая проходящим клиентам:

– Пожалуйте в восьмой на втором этаже... Семнадцатый тоже свободен, но придется подняться на третий этаж.

Всего было двадцать комнат, по четыре на этаже. Две горничные, не очень прилежные, но весьма разбитные, собирали плату с клиентов по прибытии в номер и сразу после ухода приводили комнату в порядок; делать это надо было быстро, как можно быстрее... Если простыни оставались хоть немного чистыми, можно было обойтись без смены белья: достаточно было растянуть их за углы, придав им немного невинности, и спрятать под покрывалами. Торопливым клиентам было не до изучения деталей интерьера. У хозяйки же были свои незыблемые принципы экономии.

– В нашем деле,– повторяла она привычно,– самое обременительное – это стирка белья.

В двадцать часов приходил Владимир, чтобы сменить на посту хозяйку, которая настолько доверяла старому обездоленному аристократу, что тотчас же поднималась к себе на седьмой этаж, закрытый для посторонних.

Очень скоро Владимир оказался замечательным дублером хозяйки. Зная обо всем, что происходило на всех этажах, князь мог проявить снисходительность к человеческим слабостям, а мог и продемонстрировать твердость, если какая-нибудь из девиц выбегала пожаловаться на неукротимого клиента.

– Мадам любит покой и требует скрытности,– отчитывал он вполголоса разбушевавшуюся фурию.

Он обладал также бесценным качеством быть точным, как старый хранитель провинциального музея. Точно в девятнадцать пятнадцать его высокий, слегка согбенный силуэт появлялся в проеме входной двери, в накидке, отороченной бархатом, свидетельнице непогод и долгих скитаний, накидке, в которой он, наверное, отправлялся на балы санкт-петербургской знати, и которую он сохранил, покидая Россию. Владимир помнил с отрочества, что благородный человек не ходит по улицам с непокрытой головой, посему у него имелась шляпа, и не какая-нибудь. Шляпы такого фасона исчезли с лица земли лет тридцать тому назад; она имела сложную форму и называлась кронштадтский цилиндр,– еще одно воспоминание о России; Владимир носил ее с редкой элегантностью. В руке он держал небольшой чемоданчик, который мог содержать в себе не иначе как сокровище: так бережно держал его князь... И вскрывал он его только после ухода мадам, оставшись хозяином положения в бюро.

Тогда одно за другим на свет извлекались его сокровища: пара тапочек, для ношения ночью, чтобы бесшумно проходить по лестницам и коридорам; термос с чаем, заваренным самим князем под вечер в своей скромной комнатушке, которую он в течение многих лет снимал на улице Вожирар; жестяную коробку с галетами, и, наконец, маленькую бутылку водки – без нее ночное дежурство было бы тягостным. Обставившись своими сокровищами и погрузившись в большое кресло, занимаемое днем хозяйкой, он покрывал ноги своей накидкой и, держа на коленях роман Толстого, перечитываемый им в тридцатый раз, князь Владимир Дмитриевич Шергатов чувствовал себя в готовности отдавать клиентам распоряжения, как это делала днем мадам:

– Пройдите в пятый, или в двенадцатый, если хотите... Сейчас я поднимусь...

Ночью горничных не было, их служба заканчивалась в восемь часов вечера, тогда, когда хозяйка уходила к себе, и Владимиру надо было принимать также оплату... Он занимался всем, кроме обмена белья. Потомок знатного рода, он не мог снизойти до столь никчемного занятия, даже у себя дома князь с презрением относился к уборке постели. Так что ночным посетителям приходилось довольствоваться тем, что им доставалось в номерах.

Впрочем, была одна пара, для которой Владимир был готов на любую услугу и любезность... Парочка, для которой он охлаждал бутылку шампанского «Перье-Жуэ», которую он сам покупал накануне, потому что мадам предпочитала игристые вина, а в дорогих шампанских вовсе не разбиралась. Пара избранных, которая позволяла себе воспользоваться услугами скромного заведения лишь раз в году: пятого октября... Пара, имевшая привилегии на комнату с глициниями,– в этот день Владимир отказывался впустить туда других клиентов, дабы сохранить нетронутым очень тонкое белье, которое князь скрытно брал из личного резерва хозяйки, как только она уходила к себе.

– Кажется, мадам весьма скептично относится к необходимости охладить бутылку шампанского, ведь сегодня пятое октября? Если мадам изволит подождать до без четверти полночь, то, наблюдая из-за стекла, сможет убедиться в крайней изысканности четы.

– Я вам охотно верю, друг мой, но поскольку они приходят лишь раз в год, для нас это редкость. И мне кажется, что вы чересчур для них стараетесь. Лично для меня и для бизнеса предпочтительнее клиенты, которые пусть и не заказывают шампанское, но приходят регулярно каждую неделю. Даже если вычесть четыре недели ежегодного отпуска, праздники Рождества и Нового года, Пасхи и бессчетных дней Освобождения, все равно нам остается сорок пять недель, а сорок пять посещений – это уже доход.