Мой бывший муж (СИ) - Лакс Айрин

Вадим стоит, опершись ладонями по обе стороны моего тела, говорит почти в самые губы:

— Я развёлся с Олей, потому что не хочу больше видеть этот суррогат тебя рядом с собой. Я понял, что мы можем быть семьёй — Я, Ты и Ваня. Втроём. Ты же хочешь быть его мамой? Хочешь, я знаю.

— Ты давишь на больной мозоль!

— Всего лишь говорю, как есть. С Олей я развёлся. Ваня остаётся при мне. У тебя есть возможность видеться с ним так часто, как только пожелаешь. Но при одном условии… Тебе придётся отправиться с нами.

— Куда? Ты, что, переезжаешь?

— Я же говорил о расширении в столице? Контракт подписан, начинается масштабная стройка, намечается ещё несколько крупных проектов. Мне нужно быть там, в центре событий, на гребне волны… Я принял решение переехать. В скором времени. Разумеется, я переезжаю вместе с Ваней. Ты хочешь быть мамой Вани, и я могу дать тебе это. Могу дать всё. Только нужно принять моё предложение.

— Какое?

— Стань моей женой.

Меня словно бьют по голове. Такой шок!

Смотрю на лицо Вадима. Не шутит ли?

Не шутит. Предельно серьёзен. Глаза горят.

Кажется, я всегда опасалась в нём именно этого — запретных чувств ко мне.

— Подумай. У тебя есть время.

— Сколько?

— Две недели, — отвечает без промедления. — По предварительной оценке врачей, до конца этой недели тебе придётся остаться в больнице, потом тебя выпишут. И ещё через неделю мы с Ваней переезжаем. У тебя будет достаточно времени, чтобы решить — хочешь ли ты семью или нет. Но учти… если откажешься, я не позволю тебе видеться с сыном. Никогда.

Выходит.

Ставит меня перед чудовищным выбором.

Варя

— Можешь не упаковывать эти игрушки. Я куплю Ване новые.

Голос Вадима слышится позади меня. Я не ожидала, что он появится посреди дня и испытываю неловкость от того, что он здесь. Ещё так рано!

Отчим наклоняется и тягуче целует меня в волосы, обжигая горячим дыханием, полным желания.

Я приняла его предложение. Откровенно говоря, ради того, чтобы иметь возможность воспитывать сына, быть с ним, я бы согласилась выйти замуж даже за самого чёрта…

Я и не представляла раньше, что можно любить так безусловно, как матери любят своих детей, не требуя ничего взамен и будучи готовой на любые жертвы.

Ради сына мне пришлось переступить через себя и ввязаться в отношения с мужчиной, которого я боюсь до дрожи, и не представляю, как лягу с ним в постель.

Я приняла предложение Вадима, но попросила у него времени привыкнуть к новому статусу в роли его женщины, а не падчерицы…

В семье Вадима из-за этого произошёл сильный скандал. Пожилые родители были в шоке и самое ласковое, что я услышала, было слово «ушлая прошмандовка».

Однако Вадим, хоть и берёг чувства своих родителей, ухаживал за ними, но жизненный путь всегда выбирал сам, потому не стал слушать их советов.

Он заверил меня, что в большой, многомиллионной столице нам будет проще: никто не знает о нашей истории и не посмотрит с осуждением на нашу пару, с большой разницей в возрасте, с прошлыми семейными отношениями.

Обсуждение со стороны посторонних — это меньшее, что волновало меня. Гораздо тяжелее было представить, что я смогу допустить интим с нелюбимым человеком.

Я интересуюсь у Вадима, как прошёл его день, а сама смотрю лишь на паровозики, деревянные пирамидки и разные пищалки-грызунки, перекладывая их с места на место.

— Оставь, — повторяет Вадим. — Мы не будем тащить в новый город старый груз…

В его словах слышится глубокий намёк.

Я не глупа и понимаю, что Вадим хочет сказать по-настоящему. Он намекает, чтобы мы оставили прошлое здесь, в этом городе, и шагнули вперёд, как ни в чём не бывало.

Чтобы отвлечься от непростого разговора, я беру в руки пульт от телевизора и бездумно щёлкаю по каналам, останавливая свой выбор на старом фильме, который любила моя мама «Москва слезам не верит».

Некоторое время я и Вадим просто смотрим на экран, но потом местный телеканал прерывается на рекламу, и в поток роликов о полезных йогуртах и средств от насморка, втискивается краткая сводка информбюро от полиции.

Меня прошибает насквозь сразу же, стоит только взглянуть на экран.

Там я вижу лицо Рината.

Оно какое-то неправильное, застывшее. Я не слышу голос диктора, но вчитываюсь строки: «Всех, кто что-либо знает о личности погибшего, просьба сообщить в дежурный отдел…»

Пульт падает на пол из моих онемевших пальцев.

Вадим подбирает его и мгновенно переключает телевизор на европейский музыкальный канал.

— Это же… Ринат, — говорю едва слышно и поворачиваюсь в сторону Вадима. — Ты знал?

Я требовательно смотрю в его лицо. Отчим внезапно сильно увлекается игрушками и делает вид, что не заметил моего вопроса.

Повторяю.

— Да, я знал! — соглашается со вздохом. — Первый раз наткнулся случайно на сводку неделю назад. Но не хотел говорить тебе.

Неделю назад?

— То есть Ринат мёртв уже целую неделю, а я узнала об этом только сегодня?! Почему ты мне ничего не сказал?

— Кажется, мы договорились! — Вадим швыряет игрушки в корзину. — Прошлое остаётся в прошлом. Мы идём вперёд. Вместе! Ринат — это твоё прошлое. Нужно забыть о нём.

— Он мёртв? Может быть, это не он?

Я вскакиваю на ноги.

— Куда собралась? — с металлом в голосе интересуется Вадим.

— Я должна уточнить. Может быть, это не Ринат.

— Снова хочешь на опознание? Так понравилось разглядывать трупы, что скучаешь по мертвецам и запаху морга? — ядовито уточняет отчим.

Он в два счёта настигает меня и толкает к стене, сжав за плечо рукой.

— Ты никуда не поедешь.

— Но я должна!

— Его уже похоронили. Сегодня. Я узнавал.

— Но сводка по телевизору…

— Просто не успели снять объявление. Вот и всё.

Мне не особо верится в слова Вадима. Как-то всё слишком складно. Тогда он выдыхает и достаёт телефон, находя в списке вызовов номер, указанный в инфо-сводке.

Неужели Вадим действительно всё проверил?

— Я всё узнал. Но можешь уточнить сама, если не веришь, — почти насильно всовывает в руки телефон.

Вадим сверлит меня взглядом насквозь. Ждёт, что я поверю на слово?

Но внутри меня теплится безумная надежда, что Ринат ещё жив.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я не хочу испытывать к нему ничего, но чувства не вырвать из сердца за один-два месяца. Всегда останутся шрамы.

После непродолжительного разговора с оператором я понимаю, что Вадим не солгал мне.

Неужели это всё?

— Даже у кошки всего девять жизней, Бакаев слишком долго ходил по грани. Если он хотел выжить, ему не стоило возвращаться.

Вадим разрушает тишину словами и занимает место на полу возле груды игрушек, задумчиво разглядывая их. Потом выходит из комнаты и возвращается с несколькими картонными коробками.

— Давай соберём игрушки, Варя. Завтра с утра посетим детский дом и порадуем бедных сирот…

Слушаю слова Вадима. Но едва ли понимаю их смысл.

Мой муж, мой первый и любимый, мой единственный мужчина погиб…

— Варя! — окликает строго. — Помоги мне. Сейчас же. Ты меня слышишь, Варя? Варя!

— Слышу, — шевелю омертвевшими губами. — Я… Сейчас вернусь. Мне нужно проведать Ваню.

— Ваня спит. Не тревожь его.

— Я буду осторожна. Вернусь через минуту.

Мне просто нужно побыть наедине. Хотя бы минутку.

Я медленно выхожу из комнаты и, свернув за угол, сползаю вниз по стене, захлёбываясь в беззвучных рыданиях. Тело выкручивает судорогой и бьёт крупной дрожью. На горле всё туже затягивается петля.

Я хотела, чтобы Ринат ушёл, и он… ушёл из жизни.

Потом я поднимаюсь и на негнущихся ногах поднимаюсь в спальню сына, осторожно целую спящего кроху, начиная любить его ещё сильнее и крепче, до сумасшествия. Теперь Ваня — единственное, что осталось у меня в жизни. Единственный смысл и память о Ринате…