София Герн - Горький мед

Они сдержанно попрощались в аэропорту, и Логинов с Полиной сели в самолет. Она знала, что поступает правильно, именно так и нужно было поступить, но отчего же на душе такая горечь?

Олег отвез ее домой и конечно же пожелал остаться. Но Полина сослалась на плохое самочувствие и безжалостно его выпроводила. Она не могла винить его ни в чем. Она винила себя во всем.

Москва показалась ей после сияющего солнечного Коста-Бланка серой и унылой. Смотреть в окно оказалось мучительно, там плавали тяжелые свинцовые облака, которые вот-вот прольются мелким моросящим дождем. Полина задвинула шторы, и в спальне стало совсем тоскливо. Но ничего, она сейчас немного полежит в ванной, а потом ее ждет постель, холодная и одинокая. Она почти пожалела, что отослала Олега, но сейчас его присутствие, как она призналась сама себе, было бы хуже отсутствия. Ей просто нужно прийти в себя. И тогда все будет опять хорошо. И Логинов перестанет ее раздражать. Ведь никогда прежде он так не действовал ей на нервы! И не будет. Просто надо выкинуть из головы этого сумасшедшего Антонио, его страсть, его игры со смертью, его лошадей и свирепых быков, и оливковую рощу, и тревожный аромат цветущего жасмина, и спальню, в которой они до утра предавались любви.

Полина не стала распаковывать сумки, решила повременить с этим до завтра. Собственная ванная показалась ей какой-то неуютной, да и вообще она не почувствовала того настроения, которое всегда посещало ее, когда она возвращалась домой из дальних и многочисленных поездок с Акулиной. Что-то непоправимо изменилось, и Полина подумала, до какой степени наивной нужно быть, чтобы этого не предвидеть. Она пустила пену с запахом миндаля под струю воды, и тут же ее подхватили и понесли в другой, прекрасный и наполненный солнцем мир. Руки Антонио, глаза Антонио, его смуглое сильное и гибкое тело. Что в этой жизни было у нее прекрасней? И почему она так стремительно от этого сбежала, предпочтя привычный покой и, если уж говорить совсем честно, тоскливую, серую жизнь, несмотря на все ее деланые праздники. В этих праздниках, во всей этой суете не было самого главного — искренности. Они, и она сама, и Акулина, и Олег, никогда не переступали определенных границ, и все, что они делали, было придумано. В том числе и ею, пресс-секретарем певицы, а также имиджмейкером и советчицей. Полина прекрасно знала, на что следует делать ставку, у нее было настоящее чутье. Лишь только Акулину начинали забывать, хоть на пару дней, тут же появлялись сенсационные статьи, и эти сенсации, и информационные поводы — все придумывала для нее Полина. Они крутились на дьявольской карусели, их несли не андалузские лошадки со стройными ногами, а злобные оскаленные кони, громадные тяжеловозы, кони-хищники, если такое можно себе представить…

Полина лежала в остывающей воде, и голова у нее шла кругом. Как всегда, она не могла сосредоточиться ни на чем, если волновалась. А теперь она волновалась. И душу не отпускала раздирающая тревога. Что она оставила ТАМ? Что с Акулиной? С маленьким мальчиком, сыном этого отчаянного тореро, с ним самим? Она вспомнила, что он должен участвовать в корриде на новом стадионе. Она не увидит этого захватывающего зрелища. Не увидит никогда. И никогда больше над ней в кобальтовой синей полутьме не возникнет его удивительное лицо с широко распахнутыми глазами, и никогда больше он не опустит тяжелые веки, опушенные длинными черными ресницами, в тот момент, когда страсть победит его волю. И тогда он захочет излиться в ее лоно, в ее трепещущую плоть, а сама она задохнется от прилива страсти, пройдет по самой границе небытия, расцвеченной сверкающими звездами.

Она настолько погрузилась в воспоминания, что чуть не ушла под воду. Вынырнула, отфыркиваясь, смахивая капли с лица и отбрасывая назад отяжелевшие волосы, теперь ставшие совсем темными. «Как у него… Почти как у него. И глаза у нас почти одинаковые…» Она вышла из ванной и, обнаженная, встала перед вмонтированным в стену зеркалом в полный рост. Зеркало было старое, она давно хотела его сменить, но не было ни сил, ни времени. До сих пор на ее теле оставались следы его прикосновений, и самое главное — та самая, не заживающая почему-то царапинка на груди. Сейчас она вдруг стала кровоточить, и Полина промокнула кровь полотенцем, оставив на махровой розовой ткани багровый след.

«Теперь спать, — подумала она, — спать и забывать. Насколько это вообще возможно. Но придется. Иного выхода нет. Прощай, матадор!»

На следующий день Полина решила, несмотря на совсем паршивое самочувствие, начать поиски работы. Ей совершенно не верилось, что Акулина, вернувшись в Москву, предложит ей снова работать вместе. Проведя пару часов за компьютером, она проголодалась и пошла на кухню поискать что-нибудь съедобное в холодильнике. Ничего съедобного не нашла и ужасно расстроилась. Она так уютно чувствовала себя в домашнем халате, который давно советовал ей выкинуть Олег и даже преподнес новый, такой же теплый, но в отличие от этого, махрового, бархатистый, нежно-зеленый, вышитый по подолу и по вырезу белыми нарциссами. Этот халат она надевала только тогда, когда Логинов бывал у нее, предпочитая старенький и заношенный этому мягкому совершенству. Знал ли Олег, что его подарок так игнорируют! Но в любом случае выходить на улицу, где по-прежнему моросил дождик, не хотелось. Кто бы сделал это? Если бы кто-нибудь захотел сейчас к ней зайти, неважно кто, любой из ее друзей, да и хотя бы бабушка, Полина только обрадовалась бы и попросила заскочить в соседний магазин, что за углом. Он работал круглосуточно, и, разумеется, там не было никаких разносолов, но кое-что прикупить все-таки можно.

Она уже отчаялась и решила все-таки выйти, как в этот момент зазвонил городской телефон. Это оказался Олег. А чего она еще ждала? Ну и пусть! Только прихватил бы с собой еды. Хотя говорить Логинову о таких мелочах было не нужно. Он обязательно заедет в «Седьмой континент» и там наберет огромное количество еды, что-нибудь выпить, а потом будет долго и нудно готовить мясо. Или что там еще? Какая разница!

Ровно через час, как и обещал, Олег позвонил в дверь. В руках у него и в самом деле были пакеты из супермаркета. Только на сей раз он принес не мясо, а семгу, черную икру, сыр бри, паштет из гусиной печенки, белое чилийское вино, массу зелени и овощей, в том числе и авокадо, которое собирался готовить с шампиньонами. Грибочки были как маленькие яички, белые, один к одному, и восхитительно пахли мокрым осенним лесом.

— Ну вот, — сказал Олег, — снимая плащ от «Hugo Boss» и аккуратно устраивая его на вешалке в коридоре, — буду кормить мою проголодавшуюся девочку.