Дом на Рождество - Мика Джоли

— Итак, — говорю я, присаживаясь рядом с ней.

— Итак, — вторит она, приободрившись.

— Неплохой способ встретить Рождество.

Она смеется.

— У меня такое чувство, что следующий год будет хорошим. — Мама хихикает, а затем снова становится серьезной. — Не знаю, почему. Просто предчувствие, — задумчиво произносит она.

— М-м. — Я делаю паузу, шестеренки в моей голове крутятся, и я поворачиваюсь к ней. — Я думаю, тебе стоит купить «Кленовый лист», мам.

— Это было бы потрясающе, — отвечает она, — но ты же знаешь, я не смогу управлять им одна. Как бы мне этого ни хотелось, это просто… невозможно.

Я протягиваю руку и накрываю ее ладонь своей, ободряюще сжимая.

— А что, если бы ты была не одна?

Она хмурится.

— Что ты имеешь ввиду?

— Я имею в виду, что тебе не обязательно справляться с этим одной, — говорю я мягким голосом. — Мы можем сделать это вместе: как мать и дочь.

Уголки маминых губ приподнимаются в удивленной улыбке.

— А как же твоя работа в Нью-Йорке?

— Спишем все на праздничное настроение, — говорю я полушутя, — но, пожалуй, я задержусь в Уэстоне на какое-то время. Не уверена, что Нью-Йорк для меня. Кроме того, — добавляю я, улыбаясь, — я уже работала в закусочной раньше.

— Милая, это… — Ее лицо светится, когда она говорит. — Ты уверена?

Теперь, когда я приняла решение, я осознаю все благоприятные возможности.

— Уверена так, как никогда раньше.

— Вау. — Она проводит рукой по лбу. — А Итан знает? Ты говорила с ним об этом?

Я качаю головой.

— Ты первая, кому я сказала. Но я поговорю с ним.

Мама бросает на меня один из тех проницательных взглядов, которые говорят мне, что она уловила что-то, о чем я не сказала вслух, и понимающая улыбка расплывается на ее губах, когда она смотрит в сторону кухни, где сейчас находится Итан.

— Да, — размышляет она. — Думаю этот год может стать удачным для всех нас.

* * *

К тому времени, как гости наконец расходятся, уже перевалило за десять, они надолго задерживаются в прихожей, чтобы обменяться полупьяными прощаниями и построить планы на Новый Год. Тепло, которое я ощущаю исходит не от камина.

Когда последний из гостей покидает подъездную дорожку, Итан опускает голову, держась ладонью за ручку входной двери.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

— Да. — Он делает шаг ко мне, нарушая мое личное пространство, но я не отступаю. Я не могу, он как будто приковал меня к месту. — Лучше, чем просто в порядке. А ты?

— Лучше, чем в порядке, — соглашаюсь я.

— Хорошо. — Он берет мою руку и подносит ее к своим губам. — Это… хорошо. — Его губы касаются костяшек моих пальцев, от чего по спине бегут мурашки. — Я рад, что мы здесь вместе, — говорит он, проводя свободной рукой по моему животу. — Все трое.

Я придвигаюсь к нему ближе, даже не осознавая этого, и обвиваю руками его шею.

— Я тут подумала, — шепчу я ему в губы. — Тебе не обязательно проводить Рождество в гостевой спальне.

— Я думал ты никогда не попросишь. — И с этими словами он подхватывает меня на руки, смеясь над моим испуганным визгом, и несет наверх, как невесту.

Когда мы добираемся до спальни, у обоих кружится голова, мы задыхаемся от смеха, и бормочем что-то нежное друг другу. Я не спеша раздеваю его, позволяя ему делать то же самое со мной. И на этот раз, когда он погружается в меня, в его движениях нет того отчаяния, которое владело им прошлой ночью. Никакого страха. Его сменила радость, как будто все вдруг встало на свои места, как два кусочка головоломки, которые идеально подходят друг другу, и между нами теперь нет ничего, кроме любви.

Такое чувство, что мы с Итаном прошли полный круг, и впервые после возвращения в Уэстон, я думаю, что возможно в конце концов все будет хорошо.

Один из самых славных беспорядков в мире — беспорядок, созданный в гостиной на Рождество. Энди Руни

Итан

Рождественское утро такое яркое и безоблачное, словно его вырвали прямо из какого-нибудь фильма, которые крутят по телеканалу Hallmark. Я просыпаюсь и чувствую, что голова Холли лежит у меня на груди, а наши тела переплетены среди клубка простыней. За окном ослепительно светит солнце, и слышится равномерный стук капель о крыльцо, из-за тающих на солнце сосулек, свисающих с крыши.

Тревога, которая постоянно владела мной, стоило вернуться в этот дом, сейчас практически отступила, а тихое дыхание Холли успокаивает мои нервы лучше, чем что-либо другое. Мне кажется почти преступлением отстраниться от нее и сесть, но я хочу, чтобы в камине горел огонь, когда она спустится вниз. И, честно говоря, я бы еще не отказался от чашечки кофе.

Она что-то тихонько бормочет во сне, и я не могу удержаться, чтобы не наклониться, и не поцеловать ее в лоб, прежде чем встать и одеться. Я уже направляюсь к лестнице, когда замираю в дверях гостевой комнаты, где находится мой чемодан, и что-то заставляет меня подойти, расстегнуть молнию на переднем кармане и достать зловещую папку с копией документов о разводе.

Я не хочу смотреть на них, но чувствую, что сейчас самое время, так или иначе, принять решение. Я спускаюсь с папкой вниз и кладу ее на журнальный столик в гостиной, где она сразу смотрится неуместно среди веселых, праздничных украшений. Разведя огонь в камине и поставив кофе вариться, падаю на диван и некоторое время смотрю на снег за окном. Несмотря на яркое солнце, он все еще продолжает падать, но меня это не беспокоит. Сегодня день, когда мне уютно здесь, дома, рядом с любимым человеком.

Не знаю, сколько проходит времени, когда я слышу движение наверху, и через несколько минут спускается Холли, на ходу потирая заспанные глаза. Думаю, она не сразу замечает меня в гостиной, поэтому замирает на месте, увидев меня, сидящего на диване. На мгновение вижу проскользнувшую на ее лице неуверенность, и я бы солгал, если бы сказал, что не чувствую того же, но затем она улыбается. И в это момент Холли выглядит поистине ослепительно.

— Знаешь, думаю однажды нам все же придется купить будильник, — говорит она, сокращая расстояние между нами и устраиваясь рядом со мной на диване. — Я не могу и дальше продолжать спать так долго, как делаю это с тобой.

— Учитывая твое положение, я думаю ты заслуживаешь спать столько, сколько хочешь.

Она фыркает, но в ее карих