Сара Карнаби - Под жарким солнцем Акапулько

— Я ничего не хочу списывать на дядю Карла! — Линн уже слегка охрипла, однако в резерве у нее еще оставались немалые голосовые мощности. — Я хочу лишь открыть ему глаза на то, что он мне устроил в своем благодушном неведении.

— И что же он тебе устроил? — Голос у Дэвида тоже сильно охрип, однако без труда разносился по всей квартире. — Он обогатил твою безрадостную, пустую, пресную жизнь любовью и страстью и свел тебя с интересным человеком!

— Ха! — В этот возглас Линн вложила весь оставшийся пыл, поэтому вынуждена была перейти на хриплый шепот. — При выборе этих богатств он должен был учитывать мою индивидуальность!

— Какую еще индивидуальность? — Дэвиду до обидного удачно удалось разыграть удивление. — Дорогое мое сокровище, у тебя нет никакой индивидуальности, одни хорошие манеры.

— Это… это… — Линн судорожно хватала ртом воздух. — Это самое наглое высказывание, какое можно было услышать! Да еще из уст человека с неразвитой индивидуальностью и полным отсутствием хороших манер!

— Ну конечно, это не могло не вылезти наружу! — Хотя Дэвид способен был издавать только хрип, он решительно не собирался сдаваться. — У того, кто не принадлежит к самому богатому семейству высшего общества, не может быть развита индивидуальность, а если он не стал как минимум директором банка, то он понятия не имеет о хороших манерах! Верно?

— Нет, неверно, как и любая другая мысль, рожденная в твоем безнадежно замусоренном предрассудками мозгу! — прохрипела Линн. — И вот за кого я вышла замуж!

— Это твоя ошибка! — выкрикнул Дэвид почти с прежней громкостью.

— Ошибка, которую в нашем штате, к счастью, можно исправить! — вне себя от ярости прошипела Линн.

— Да пожалуйста, исправляй! Тогда тебе не придется мучиться с неразвитой индивидуальностью!

— Боже, это было бы замечательно! — вздохнула она.

— Нет проблем! — Он насупил брови. — Какое счастье, что я не отказался от своей квартиры, а только пересдал ее! Я в любой момент могу туда вернуться!

— И чем скорее, тем лучше! — выпалила Линн, не осознавая, что говорит.

— Именно, чем скорее, тем лучше! — воскликнул Дэвид, не задумываясь над реальными последствиями.

С этого момента остаток их жизни в браке протекал в молчании, и не только по причине сорванных глоток.

Через девять месяцев после свадьбы бурная связь закончилась молниеносным разводом.

Когда было вынесено решение и они покидали зал суда, обошлось без принятых среди разведенных пар взаимных пожеланий счастливого будущего. Присутствующие утверждали потом, что якобы слышали, как Линн процедила: «Глупый мальчишка!» — на что Дэвид ответил: «Набитая дура!». Однако надежных свидетелей при этом не было.

Обстановка походила на декорации семейного рождественского фильма. Снежинки, танцуя, падали с зимнего неба, легкие дуновения ветра заставляли их плавно кружиться на равном расстоянии друг от друга, достигая изумительной красоты эффекта, когда они вихрились вокруг уличных фонарей и опускались на украшенные электрическими свечками деревья.

Дороги и тротуары слились в единую белую равнину, и в садике перед каждым домом стоял снеговик. По карнизам домов и по перилам балконов тянулись гирлянды лампочек, на окнах мерцали праздничные звезды, а витрины сверкали в нарядном убранстве.

По улицам гуляли тепло укутанные люди. Мимо скользили сани. Сбруи впряженных в них лошадей звенели колокольчиками. Отовсюду — из магазинов, отелей, частных домов — звучали рождественские мелодии. Везде царило радостное настроение.

Даже в моей семье, мелькнуло в голове у Линн, когда она пробиралась сквозь снег вместе со своими родителями и дядей Карлом. Дядя, похоже, ощущал себя Дедом Морозом, и его «хо-хо-хо!» смешивалось со звонким смехом ее матери. Даже отец Линн, обычно такой чопорный, начал желать посторонним людям приятного праздника.

Лишь ей самой было не слишком весело, и это ее злило. Она не знала покоя и радости, и на то имелась причина. Та же причина, которая вот уже два года портила ей любой праздник.

Дэвид!

Хотя Линн до сих пор не могла решить, на кого ей больше сердиться — на этого парня, виноватого, по сути, во всем, или на себя, потому что на каждом празднике она думала лишь о том, как бы она отмечала его вместе с Дэвидом в качестве супруга.

— Хо-хо-хо! — Дядя Карл положил руку Линн на плечи, и ей показалось, что она попала в лапы гризли. — Улыбнись, малышка!

— Ха-ха, — жалобно выдавила из себя Линн и разозлилась на дядю Карла, который, собственно, и свел ее с бывшим супругом в самом начале их страстных отношений.

Дядя Карл ласково встряхнул ее.

— Сейчас все мы пойдем пить рождественский пунш, а когда напьемся до посинения, отправимся, шатаясь, в отель и по дороге будем орать непристойные матросские песни.

— Карл, пожалуйста! — призвала его к порядку Мадлен Уильямс, слегка шокированная, но при этом жизнерадостно хихикающая. — Не так громко!

— Это почему? — взревел дядя Карл и наткнулся на стенд с рождественскими открытками, который чуть не опрокинулся от удара. — В конце концов, у нас Рождество.

Линн не могла не рассмеяться над железной логикой дядиного ответа, и Карл Корнблум потихоньку вздохнул. И зачем только эти глупые дети развелись! Он с самого начала знал, что они идеально подходят друг другу.

— Ты все-таки лучше всех, дядя Карл, — пробормотала Линн, улыбнувшись ему, но глаза у нее были на мокром месте. Рождественская музыка, вся окружающая атмосфера и трогательная попытка дяди подбодрить ее вызвали у Линн слезы.

Карл Корнблум мрачно посмотрел на любимую племянницу.

— Если бы я тогда находился рядом с полем боя и узнал о вашем намерении развестись, то немедленно явился бы к вам, каждого основательно выпорол и запер вместе в комнате до тех пор, пока вы не помирились бы навечно или не поубивали друг друга.

Сентиментальное настроение Линн растаяло, как снежинка на горящей лампочке.

— Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь, — заявила она, высвобождаясь из-под его руки. — Но если ты имеешь в виду некоего незрелого юнца… я, во всяком случае, уже два года как о нем не вспоминаю.

Теперь дядя Карл посмотрел на нее очень, очень сурово.

— Сначала научись врать и уж потом пудри мозги своему любимому дяде, дура набитая, — буркнул он.

Линн вздрогнула, услышав те же слова, что когда-то бросил ей Дэвид, но загоревшиеся недобрым огоньком глаза увидели крайне довольную, ухмыляющуюся физиономию.

— Хо-хо-хо! — воскликнул дядя Карл, продолжая изображать из себя Деда Мороза, и от души двинул ей в челюсть одетой в варежку рукой, перед тем как затащить всех родственников в заведение, где, по его уверению, варили самый лучший рождественский пунш во всей округе озера Тахо.