Светлана Лубенец - Люби меня, как я тебя

– Смешная ты, Ленка, там же написано, что ты без ума от Комиссарова.

– Ну и что! Я те листы вырву. Там еще чистых, то есть незаполненных, – полно.

– Но ведь с Комиссаровым тебе этот способ абсолютно не помог…

– Так то Комиссаров! Я же не виновата, что он оказался бездушным эгоистом, который не смог оценить душевных порывов влюбленного человека. Макс Петренко – совсем другое дело!

– Откуда ты знаешь?

– Во-первых, это невооруженным глазом видно, а во-вторых, мне Зойка из 7-го «Б» много про него рассказывала.

– Зойка-то откуда знает?

– А Зойка с ним дружила в прошлой четверти.

– Чего ж теперь не дружит? Решила тебе сплавить? – рассмеялась Таня. – На тебе, боже, что нам негоже…

– Ничего подобного! Петренко ее бросил.

– Значит, он тоже бесчувственный эгоист, как и Комиссаров.

– Что б ты понимала! Зойка параллельно с Максом встречалась еще и с Бердяевым из «В», а Петренко это не понравилось.

– Конечно, кому же такое понравится… – согласилась Таня.

– Вот и я так считаю. А Зойка раньше считала наоборот и поплатилась за это. Она бы и хотела Макса назад вернуть, да он теперь не желает ее видеть. Вот я и хочу попытать счастья…

– А вдруг не получится?

– Я уж постараюсь как-нибудь! Мне Зойка рассказала, что Максу нравится, когда у девочки волосы длинные, так я свои решила отрастить.

– Тогда ты, Ленка, еще долго не сможешь ему понравиться. С твоей-то стрижкой…

– Понравлюсь! – убежденно произнесла Лена. – Волосы у меня, конечно, еще короткие, зато глаза как раз такие, какие ему нравятся, – карие. А потом, я же сказала, у меня большая надежда на твою анкету. Ты, главное, дай, не жмись!

Таня порылась в рюкзаке, вытащила оттуда розовую книжицу с уже несколько потрепанными и помятыми страницами и протянула ее Лене. Та тут же безжалостно, с мясом, вырвала страницы, посвященные Комиссарову, и сказала:

– Только вот, к сожалению, про автобус написать не удастся, потому что мы с Максом в соседних домах живем и выходить нам с ним на одной остановке. – Она просяще посмотрела в глаза подруге: – Может, ты, Танька, чего-нибудь еще посоветуешь? Все-таки ты свою анкету лучше меня знаешь!

– Не можешь про автобус, напиши тогда про товарный поезд.

– Как это про товарный?

– Так это! Мол, каждый вечер мечтаешь ехать в поезде, который мимо Максова окна проезжает.

– Издеваешься, да? С чего бы мне ехать в товарняке? Тем более что и железная дорога проходит совершенно в другой стороне…

– А мало ли о чем человеку может мечтаться!

– Знаешь, Танька, я к тебе обратилась, как к лучшей подруге, а ты! Я ведь могу и к Зойке уйти…

– Ладно, Ленка, я больше не буду, честное слово! – успокоила подругу Осокина. – Так и быть, посоветую тебе еще один вопросик. Про любимую планету. Ты напиши, что тебе больше других планет нравится Марс.

– А почему именно Марс? Надо же это как-то мотивировать!

– Мотивируй тем, что название планеты Марс неплохо рифмуется с именем Макс. – Таня, несмотря на свое обещание, опять шутила, но Прижняк этого не заметила и восприняла Танино предложение абсолютно серьезно.

– Точно! Марс – Макс… Отличная рифма! Ты – самая лучшая подруга в мире! – обрадовалась Лена. – Как ты думаешь, может, мне стихи написать про Макса и планету Марс? А то одна рифма – это как-то несолидно.

– Пиши. Только предупреждаю: без меня!

– Ну… ты хотя бы анкету-то Максу подбросишь?

– Я Комиссарову уже «подбрасывала». И что из этого вышло?

– Да, ты права. Лучше без тебя. Я, пожалуй, сама как-нибудь справлюсь или Катьку Дронову попрошу.

Лена умчалась сочинять стихи про Макса Петренко, зажав под мышкой розовую анкету, а Таня задумалась. Вот Козлов – совсем не то, что Макс и даже не Петя Комиссаров. С человеком, который может возводить такие церкви, хотя бы и из бумаги, номер с глупыми рифмами про планеты не пройдет. Тут нужно что-то совсем другое. Но что? Таня теперь все время рисовала церкви. И не только бревенчатые, как Венькина, а любые. Она листала журналы, рассматривала книги по архитектуре в библиотеке. Ей казалось, что так она становится Веньке как-то ближе. Им теперь будет о чем поговорить, если он, конечно, захочет с ней разговаривать. У Тани скопилось уже листов десять с изображениями разных церквей, колоколен и соборов. Особенно ей нравилась срисованная из старого учебника по истории церковь Покрова на реке Нерли. Вот бы показать Веньке…

Лениво бредущей из школы Осокиной дорогу преградил Антуан. Таня вздрогнула от неожиданности и поняла, что сейчас ей придется говорить о том, о чем ни с кем говорить не хотелось.

– Он тебе нравится? – прямо спросил ее Клюшев.

– Кто? – фальшивым голосом спросила Таня, хотя понимала, что Антуан уже давным-давно ее раскусил.

– Сама знаешь… Но я могу и уточнить – этот… церквестроитель?

Таня промолчала.

– Сама же называла его бабой, – напомнил ей Клюшев.

– Это было давно, – сказала Таня, и ей действительно показалось, что это было очень давно. Может быть, даже в прошлой жизни, о которой остались лишь смутные воспоминания.

– Не слишком уж и давно. В этом году.

– Не помню.

– Врешь! – разозлился вдруг Антуан. – Ты все прекрасно помнишь! И все помнят! Вениамин Козлов ведь эмблема нашего класса.

– Что ты имеешь в виду? – почему-то испугалась Таня.

– Ну как же! Когда спрашивают: «Ты в каком классе учишься?», лучше всего отвечать: «В том, где Козлов», потому что всем сразу все становится понятно.

– И что из этого? – Таня попыталась вложить в свой вопрос как можно больше независимости от чужих мнений.

– А то, что, если я дам ему в глаз, он не устоит!

– Я знаю, что ты у нас – молодец против овец, а против молодца… Ты и сам знаешь, что! – Осокина презрительно скривилась и по своему обыкновению сощурилась.

Клюшев наверняка догадался, что Таня имеет в виду Жорика и ту сцену, которая разыгралось перед школьными дверями в день их дежурства, но виду не подал.

– А тебе, значит, вместо нормальных парней нравится какая-то слезливая овца? Вернее, Козел… – хмыкнул Антуан и тоже сощурился.

Таня почувствовала, как в груди ее опять, как тогда на физике, поднимается горячая волна, которая делает ее абсолютно бесстрашной и действительно свободной от чужих мнений.

– Да! Он мне нравится! Он мне так нравится, что вам и не снилось! – крикнула Таня. – И если хочешь, я могу сказать то же самое на классном собрании… или даже на школьном. А можешь и весь наш район собрать! Вы выслушаете меня, пообсуждаете, похихикаете и в конце концов заткнетесь навсегда!

Таня дрожащими руками поправила выбившиеся из-под шапочки волосы, обожгла Клюшева надменным взглядом и, не оборачиваясь и не опуская головы, пошла к дому. В висках у нее билось: «Он мне нравится! Он мне нравится! Он мне нравится! Всем вам назло!»