Фрэнсин Паскаль - Безвыходное положение

– Конечно, – печально ответила Эмили, подумав про себя: «Сейчас все это вряд ли имеет значение».

– Ну, тогда начнем, – проговорила бабушка Уэйкфилд, усаживаясь поудобнее. – Рассказ в действительности пойдет о том, как начиналась наша совместная жизнь с Бобом, моим мужем. Или, может быть, больше о том… ну, встретив Боба, я влюбилась в него с первого взгляда. Он был такой замечательный. – При воспоминании черты ее лица смягчились. – Боб уже был до этого женат, но тогда я не знала об этом. Его первая жена погибла в железнодорожной катастрофе, и после нее остался прелестный мальчик, которого звали Луис. К тому моменту, как мы познакомились с Бобом, мальчику исполнилось одиннадцать лет. Луис и слышать не хотел о том, что отец может снова на ком-нибудь жениться. Его мама была удивительной женщиной, и ему не хотелось, чтобы кто-либо попытался заменить ее.

Эмили села прямее, слушая с большим вниманием.

– Короче говоря, мы с Бобом поженились, и через год у меня родился сын – Эдвард. Правда, сейчас его все называют Нед, а тебе он известен как мистер Уэйкфилд. Ну, можешь себе представить, какие чувства меня обуревали, когда появился на свет этот младенец. Я была на седьмом небе! Все для него должно было быть самым лучшим. Полагаю, в первые несколько месяцев я не замечала ничего вокруг. А Луис… – У нее по лицу пробежала тень. – Он становился подростком со своей собственной жизнью и своими проблемами. Меньше всего ему нужны были новая мать и новый младенец в доме. Для всех нас это было очень тяжелое время.

– Но вы никогда не вели себя бессердечно по отношению к Луису, не так ли? – нетерпеливо спросила Эмили. – Не могу себе представить, чтобы вы были несправедливы к кому-либо!

– Ты очень великодушна, Эмили, – улыбнулась бабушка Уэйкфилд. – Но я была бы плохим историком, если бы не старалась быть объективной. Нужно честно признаться, что и я бывала несправедлива по отношению к Луису. Я была новоиспеченной женой и новоиспеченной матерью. И еще у меня на руках оказался подросток, который также требовал внимания! Я не знала, как вести себя с ним. Боюсь, что довольно долго была достаточно бестактна. Я любила его, – заключила она, уставясь на ковер. – О, да, я любила его. Но сколько разных недоразумений возникало между нами! Я даже несколько побаивалась его. И совершала всевозможные ошибки.

– И что же с ним случилось? – спросила Эмили.

– Ну, постепенно мы стали лучше ладить. Хотя это произошло не сразу, Эмили. Для этого потребовались годы. А к тому времени, когда Луис стал достаточно взрослым, чтобы поступить в колледж, я уже почти не помнила, что это не мой сын. С течением времени я совершенно забыла те первые годы. Теперь Луис и Нед для меня оба родные сыновья. Но когда я недавно услышала о твоей судьбе, историк, сидящий во мне, вдруг вспомнил все, что было похоронено в памяти под спудом многих лет.

– О, бабушка Уэйкфилд! – заплакала Эмили, обнимая полную добрую женщину. – Как жаль, что у меня нет такой бабушки, как вы, – всхлипывала она, подняв свое заплаканное лицо и глядя ей в глаза.

– О, дитя. – Бабушка Уэйкфилд крепко прижала Эмили к себе. – Все образуется, – успокаивала она девочку, гладя ее по голове и слегка покачивая, как ребенка. – Все должно быть прекрасно.

Бабушка Уэйкфилд все продолжала утешать ее, и Эмили вдруг почувствовала, как напряжение ее спало, из глаз потоком полились слезы, словно прорвало плотину.

Девочка плакала так сильно, что ничего не ощущала, кроме учащенного биения своего сердца и ласкового прикосновения. Она не слышала, как внизу по подъездной аллее к дому подошла машина, и не видела, как свет мощных фар осветил стены комнаты Элизабет.

Лишь когда раздался звонок в парадную дверь, Эмили пришла в себя. Она подбежала к окну и, обернувшись к бабушке близнецов, прошептала, глядя вниз:

– Это папа… папа с Карен… и Кэрри.

Обе не произнесли больше ни слова, но Эмили вдруг ощутила всем сердцем, что между ними возникли нежность и доверие. И впервые за многие месяцы в душе Эмили вновь вспыхнула искорка надежды.

Теперь она была готова встретиться с ними, как бы тяжко это ни казалось.

Когда Элизабет вошла в гостиную, она не могла поверить своим глазам: Карен Майер выглядела совсем обезумевшей.

– Где она? – воскликнула мачеха, по-прежнему крепко держа в руках Кэрри. – Где Эмили?

– Я здесь, – ясным голосом отозвалась Эмили.

Она стояла у подножия лестницы, глядя через открытую дверь на собравшихся в гостиной – там были ее отец, Карен, Джессика, Элизабет, дедушка Уэйкфилд и родители близнецов. Бабушка Уэйкфилд стояла на лестнице за ее спиной и слушала.

Нед Уэйкфилд откашлялся и, встав со стула, предложил:

– Почему бы нам всем не выйти отсюда и не дать семье Майеров возможность поговорить между собой?

– Нет! – вскричала Карен истерически. – Простите, – произнесла она, стараясь взять себя в руки. – Но то, что мне нужно сказать, следует произнести при всех, кто находится в этой комнате. Я должна извиниться перед Эмили, и поскольку я унизила ее перед ее друзьями, то хочу воспользоваться случаем и принести ей извинения в вашем присутствии.

У Эмили закружилась голова, и она ухватилась за дверь рукой. Карен… извиняется?

– Если бы не Эмили, – продолжала Карен прерывающимся голосом, еще теснее прижимая к себе ребенка, – Кэрри была бы… – Слезы полились у нее по щекам. – Малышка Кэрри была бы сейчас мертва, если бы не Эмили. В горлышко ей попала бусина, оторвавшаяся от куклы, которую я дала ей сама: игрушка оказалась ненадежной. И Эмили это заметила! Она предупредила меня! Но я была слишком упряма, чтобы обратить на это внимание. И даже когда я увидела, что случилось, я не знала, как спасти мое дитя. Если бы не Эмили…

Карен замолчала, ее плечи тряслись от рыданий. Никто не произнес ни слова, и у Эмили все поплыло перед глазами. Она не могла поверить в реальность происходящего.

– Но это лишь часть истории, – продолжала Карен, подняв заплаканное лицо и обводя взглядом лица собравшихся вокруг нее. – Став женой Рона, я с самого первого дня начала испытывать к Эмили чувство ревности. Рон обожал ее, и я не могла вынести, что он уделяет ей столько внимания. Поэтому я пыталась…

– Почему бы вам не присесть, Карен? – мягко предложила Элис Уэйкфилд, предлагая ей стул.

– Нет, благодарю вас, – покачала головой Карен. Откашлявшись, она продолжала почти шепотом: – Я ни разу не дала Эмили ни малейшего шанса. Не желала выслушать ее. Вела себя неразумно в связи с ее распорядком дня и ударными инструментами. Я заставляла ее почувствовать себя, – Карен сделала глубокий, прерывистый вдох, – нежеланной, нелюбимой. И этому не может быть прощения. Не знаю, как я могла вести себя подобным образом, – разрыдалась она. – Я была так эгоистична! Думала лишь о том, что для меня станет гораздо проще, если Эмили не будет в доме. Поэтому я начала угрожать, что отправлю ее в школу-интернат. На самом деле я сама чувствовала угрозу, – призналась Карен со слезами, умоляюще глядя на сочувствующие лица. – Я ощущала страх, потому что Эмили оказалась такой способной. Она знала все о том, как вести хозяйство, а я совсем в этом не разбиралась! Даже с Кэрри – она так хорошо за ней ухаживала. А я была очень не уверенна в себе. Эмили, – проговорила Карен прерывающимся голосом. – Я так сожалею обо всем. Если можешь, прости меня.