Нужна женщина - настоящая (СИ) - Попова Любовь

Прохор скрипт зубами, долго смотрит на меня, оценивая мой спальный шелковый костюм, потом переводит взгляд на все еще спящего сына и снова на меня.

— Если ты в это поверила, то ты дура, — говорит он и развернувшись уходит, а я невольно любуюсь задницей в синих боксерах и думаю, что он тоже мне не поверил.

Между нами есть страсть, похоть, обоюдное желание быть в теме.

Но нет доверия. А без доверия не будет счастья. У меня с Прохором точно не будет счастья, сколько бы я об этом не мечтала, сколько ночей не спала, представляя, как мы с Прохором растим Вову. Как у нас появляется новый малыш. Но реальность быстро расставила все на свои места. Я рабыня в гареме. Правда в том, что теперь не единственная.

А убеждаюсь я в этом, когда он вдруг возвращается и выводит меня из спальни, заталкивая в ближайшую ванную.

— А знаешь ты права, ты ни на что не имеешь права. И отчитываться я перед тобой не намерен, — рычит он и толкает меня на раковину, сразу сдергивая мои брюки, свои боксеры. — Ты просто вещь и сейчас ты будешь принимать мой член как вещь! Поняла?! — низко говорит он и всаживает член до упора, смачно шлепнув попу своей мошонкой.

Ничего.

Абсолютно ничего не чувствую, когда Прохор меня целует, когда медленно ласкает кожу груди, целует соски, врывается с остервенением быка.

Он требует кончить, а я не могу. Не могу получить удовольствие в объятиях мужчины, который не мой.

Да, он никогда и не был моим.

Я просто раба, просто растекшаяся грязь под ногами своего господина. Он требует быть податливой, а я пассивна, он требует кончить и я имитирую, как когда-то с мужем.

Удовольствие женщины в постели глубоко зависит того эмоционального фона, в котором она существует.

Того фона, что создает мужчина. Он держит меня в плену, окружает богатством, в том числе Вову. Этому шалопаю точно все нравится. Он в восторге носится по дому, радуется игрушками и няне.

Ох уж эта Даша.

Она вроде ничего не говорит, ни на что не намекает, но ее взгляд полон горделивого превосходства. Она знает, что уже победила. А я и не соревновалась. Смысл бороться, если это не твое?

— Олеся, — спустя неделю после происшествия отталкивает меня Прохор и рычит: — Мне не нужно бревно! Мне нужна женщина!

Я отползаю к краю кровати, прижимаю ноги к груди и, сквозь слезы смотрю на раздраженного, но такого мужественного и красивого Прохора. Его кожа блестит от испарины, он так старался меня возбудить, его член все еще возбужденный покачивается как толстая ветка на ветру, в такт его дыханию.

Он смотрит задумчиво, сначала оглядывая мое обнаженное тело, а затем и спартанскую спальню, в которой я познала настоящее удовольствие и настоящую печаль.

Видно, по его лицу, что он что-то задумал. Его взгляд полон разочарования и гордости.

— Я….

Он резко поднимается и уходит в ванную, бросая:

— Можешь уходить.

Сказано — сделано.

Я делаю глубокий вдох и с тоской взглянув на приоткрытую, словно приглашающую войти, дверь ванной, поднимаюсь на ноги. Хочу к нему, хочу снова получить удовольствие от его сладкого унижения, а получаю лишь неприязнь.

Ухожу из комнаты, одев халат на истерзанное, но не удовлетворенное тело.

Сегодня ухожу из комнаты Прохора, а завтра из жизни. Он отпускает меня, смотрит из окна, когда я вместе с Вовой сажусь в машину. Мы долго не можем оторвать взглядов, я обиженного что он меня обманул, он обвиняющего что не поверила.

Пора. Пора прощаться.

Александр, его финансист удостоверил, что с меня сняты все обвинения, а на моем счету довольно приличная сумма.

Я должна радоваться, ведь правда? Должна просто верещать от восторга, но мне хочется выть.

А может я была не права. А может быть стоило забыть о том инциденте с Дашей, может стоило не думать об этом, тем более, что они больше не разговаривали.

Я краем уха слышала, что он дал ей неделю, чтобы найти новое место. Но даже это не помешало моей ревностной обиде.

И теперь я еду в электричке в свой город и жалею себя, что отказалась от собственного счастья. От любви, что никогда больше не познаю в своей жизни. Но у меня есть сын, сыночка.

Теперь я вложу всю свою заботу в него. Всю радость, что во мне еще осталась. Если осталась.

Несмотря на то, что за эту неделю я не испытала ни одного подлинного оргазма, тело вдруг вспоминает, как старался Прохор его возбудить.

Он вылизывал мои соски, рукой трахая киску, потом глубоко проникал языком в рот, сжимая в объятиях. Он шептал, какая дура, что не верю ему, что он впервые познал в моих объятиях настоящее удовлетворение.

Почему я вспоминаю это только сейчас, почему только сейчас, осознаю как мне плохо без одного только властного взгляда и рук, что требовали безъукоснительного подчинения.

Это странно.

Это действительно странно.

Я ведь никогда не была столько заторможенной и истеричной одновременно.

Заглядываю в сумку, где обычно храню противозачаточные таблетки в пластиковом мини кейсе, открываю и недоуменно смотрю на цвет.

Он не такой.

Обычно они розовато белые, а сейчас как будто стали совсем белыми. Приглядываюсь и открываю рот в немом шоке. Дыхание перехватывает от озарения.

Кто мог подменить мне таблетки, а главное на что?

Учитывая сколько литров спермы изливал в меня Прохор на этой неделе, стало страшно вдвойне.

Поэтому заехав в обосранную квартиру сестры, успев с ней поругаться из-за котов и их шерсти, оставляю вещи, беру сына и бегу в медицинский центр к своей давней подруге.

Она дама успешная, трижды замужняя и с кучей любовников. Что касается предохранения она специалист.

— Ты не беременна, — успокаивает меня Диана, рассматривая анализ моей крови, сидя за своим глянцевым белым столом. Глянец, это то чем можно выразить все в этой новомодной клинике. Причем глянец цветной.

— Фух, сейчас второй ребенок весьма некстати, — тяжело вздыхаю, чувствуя как, уходит груз с души, но все еще дрожат руки.

— Да, ладно тебе. Аборт делается не долго, тем более, как я поняла, срок был бы небольшой?

Убить ребенка Прохора? Да я бы скорее убила себя.

— Я бы не решилась на аборт.

Диана на миг отрывает взгляд от бумаги и иронично усмехается.

— Ну и дура. И то что от Димы своего родила, дура. Я тебе сразу говорила, что он ничтожество.

Говорила, верно, убеждала, что нечего мне за ним делать. А я не послушала. Мы с ней из-за этого поругались и не разговаривали почти все время моего брака.

Я тогда действительно была влюблена по уши и верила в вечное счастье. Вот только боль, что я испытываю сейчас от потери Прохора дает мне понять, что до этого момента, я никогда никого не любила.

— Слушай, а ты что антидепрессанты принимала? , — вдруг вырывает меня из мыслей ее звенящий напряжением голос.

Я удивленно поднимаю брови, напрягая мозг и вспоминая, когда я вообще что-то принимала, помимо противозачаточных.

— Нет вроде, вот только… — достаю и протягиваю ей таблетки.

— Ого, — сразу говорит Диана, рассматривая пилюли, сквозь стильные трапециевидной формы очки. — Это кому, ты так дорогу перешла, что тебя свести с ума решили?

— В смысле, — она меня пугает. — Объясни!

Сразу смотрю на играющего в телефон Вову. Убить? Меня? А как же мой мальчик без меня?

— Это тоже противозачаточные, но такие рекомендуется принимать не чаще раза в три месяца, — поясняет она. — Они вызывают месячные и при долгосрочном применении могут не только лишить тебя возможности стать матерью, но и вызвать острую шизофрению, а в отдельных случаях рак груди.

— О, боже! Это…

Кто-то из домашних. Даша хотела, чтобы я вела себя неадекватно и не верила Прохору.

— Ты можешь подать заявление в милицию, правда ничего не докажешь.

— Не надо милиции. — дрожу от воспоминаний от холодной темной камере. — Все же закончилось.

— Как знаешь, — пожимает она плечами в сверкающем белом халате и поднимается набирая номер в телефоне. — Лучше сделать промывание желудка. От греха подальше.