Энн Флетчер - Мадам в сенате

– Он все еще здесь?

– Я видел его раскатывающим на «мерседесе» в первый день нашего приезда. Но ему хватило порядочности не подать виду, будто мы знакомы. Его жена рассказывала, будто получает от него баснословные алименты: он тут, работая на правительство, зашибает по два миллиона в год. Но… – Уорд замолчал и уставился в одну точку.

– Но деньги – еще не все, – подсказала Ксавьера. Он печально закивал головой.

– Разумеется, деньги – еще не все. Человек должен уважать себя. Возможно, так чувствуют не все, но многие. Для меня, например, самоуважение значит гораздо больше, чем два миллиона в год. Но, конечно, не все люди одинаковы. Я знал немало молодых специалистов, которые, едва окончив колледж, устремлялись в Вашингтон, жертвуя честью золотому тельцу.

Ксавьера зябко повела плечами.

– Я вот думаю: а каково родителям! Выносить, вынянчить дитя, бороться с его детскими болезнями, помогать готовить уроки – и вдруг ваше чадо откалывает такой номер!

Уорд кивнул.

– Должно быть, это страшный удар.

– Слава Богу, моей маме не пришлось испытать ничего подобного.

Уорд погладил ее по руке.

– Ты не из таких. Мне кажется невыносимым – жить с таким бременем на совести. Но, может быть, если человек способен добровольно переехать в Вашингтон, его совесть атрофируется?

– Вне всяких сомнений.

По правде говоря, сомнения у Ксавьеры все же были – принимая во внимание то, что она знала о Ричи Мевилл, Линде и некоторых других. В свое время они приняли роковое решение сгоряча, в критические минуты своей жизни, будучи не в состоянии все хорошенько взвесить, – и теперь жестоко расплачивались за это. Как бы там ни было, на них лежало несмываемое клеймо. Разрушенные семьи, исковерканные судьбы…

Близкие люди оказались чужими, почти врагами. Это была дорога с односторонним движением – без возврата. Тлетворный дух Вашингтона отравил им легкие. Даже в душе Ксавьеры кратковременное пребывание в этом городе-монстре оставило зловещий след. Былой оптимизм уступил место угрюмой решимости. Она тряхнула головой и отправила в рот кусочек сосиски.

Сытный обед помог Ксавьере восстановить силы, но они начали быстро таять, едва они с Уордом вернулись в зал, где проходили слушания. Молодой женщиной овладела депрессия. В ожидании сенаторов они с Уордом обменивались ничего не значащими репликами. Адвокат старался взбодрить ее, и Ксавьера из благодарности делала вид, будто ничуть не расстроена. Но это стоило ей колоссальных усилий.

Отворилась служебная дверь, и в зал один за другим ввалились члены подкомитета. Сенатор Ролингс снова успел обрести сонный вид, а мисс Гудбоди была явно возбуждена, и наиболее наблюдательные зрители гадали: что же они съели на обед?

Ролингс ударил молотком по столу и предоставил слово Питерсдорфу.

– Мисс Холландер, – начал тот, – мы располагаем информацией, что вы контактировали с одной из ведущих корпораций автомобильной индустрии – «Нэшнл моторс».

– Совершенно верно.

– Какова природа этих контактов?

– Меня пригласили для разовой консультации.

– Какого рода?

– Они как раз заканчивали разработку новой модели и пожелали провести всесторонние испытания. Модель называлась…

– … «Рэмрод».

Густой бас председателя правления, казалось, повис в душной, прокуренной атмосфере конференц-зала. Ксавьера проследила за направлением его взгляда. На блестящей поверхности длинного полированного стола отразился макет из папье-маше, высотой в добрых пару футов. Трудно было судить, как будет выглядеть настоящий автомобиль. Хотя, бесспорно, макет гораздо нагляднее чертежа или рисунка, это все-таки еще не сама машина. Пропорции, радующие глаз на чертеже, могут оказаться недостижимыми либо не вполне удобными в настоящем изделии. Кроме того, автомобиль – не простая совокупность кузова, крыльев, бампера и прочих частей. Если конструкция удачна, он является чем-то большим, а если неудачна – чем-то меньшим. В машину нужно вдохнуть жизнь. Вот этим-то сейчас и занимались – без особого успеха. Коитус никак не приводил к зачатию.

Какие только автомобили не сходили с конвейера компании «Нэшнл моторс»! Солидные, величественные – для толстосумов, отождествляющих эту марку с жизненным успехом. Модели попроще – для тех, кто едва сводил концы с концами. Вызывающие, с фаллической символикой – для тех, что неслись, взрывая пространство, со скоростью сто миль в час, оповещая весь мир о своем стремлении подчинить его себе. Этим людям был неведом страх: он растворялся в жажде новых ощущений и временной опустошенности – временной, потому что жажда новизны не знает утомления… Семейные «седаны» – компромисс между удобством, экономичностью и минимальной потребностью в красоте. Такие машины были уместны на фоне деревенского пейзажа, особенно в субботний вечер, после того как скосят траву на лужайке перед домом.

Особняком стояли высококачественные образцы, рожденные фантазией тех, кто жил ради славы, нескольких упоительных минут после победы в гонках. Эти машины были недоступны для большинства и не особенно безопасны, зато служили своего рода наркотиком, порождая желание до предела выжать газ и слиться в последнем экстазе с вечностью.

Что же до «рэмрода», то его нельзя было отнести ни к одной из перечисленных категорий. Судя по внешнему виду макета, модель обещала стать очень привлекательной, с четкими линиями, а главное – она несла на себе отпечаток молодости. Тетушка Минни и дядюшка Джейк вряд ли решились бы порадовать родню известием о покупке «рэмрода», зато для выпускника высшей школы эта машина могла стать символом независимости.

В конференц-зале царила тишина. Председатель правления компании, Дональд Аксельрод, занимал место в конце длинного стола, а по обеим сторонам разместились члены правления. Дизайнеры и промышленники расселись вдоль стены. И все напряженно смотрели на Ксавьеру. На столе перед Аксельродом лежала толстая, увесистая папка с проектной документацией. Эту папку ревниво оберегали от посторонних глаз, ни один конкурент не должен был даже догадываться о ее содержимом. И вот, после нескольких месяцев работы и миллионных расходов, дописаны последние страницы, так что волнение присутствующих было вполне оправдано.

– Красивая машина, мистер Аксельрод, вот все, что я пока могу сказать. Какова будет объявленная стоимость?

Члены правления беспокойно заерзали в креслах. Такие вещи обычно хранились в строжайшем секрете. В зале могли находиться агенты конкурирующей фирмы.

Аксельрод пыхнул сигарой, вынул ее изо рта и постучал по кромке пепельницы.