Невыносимый брат (СИ) - Анина Татьяна

— Кирилл, — зову слабым голосом. — А может быть так, что первый мужчина останется единственным навсегда?

— Если ты поверишь в это. А если тебя после первого раза понесёт налево, то я наверно умру.

— Неужели, любишь? — горько усмехаюсь я.

Не об этом ли я мечтала всё лето? Чтобы он это сказал.

— Сильно, — спокойно признается он с очень серьёзным лицом. — А теперь ты скажи.

— Ты мне нравишься. Но когда вот такой, спокойный. Но в городе ты другой.

— Ни каждый знает, какой я есть на самом деле, только ты и Мирон, — отзывался он. — Собери веток, только сухие постарайся.

— Здесь нет сухих, — теряюсь я.

— Ничего, я угли прихватил и жидкость для розжига. Нужно суп сварить до грозы.

Воспринимаю всё происходящее, как приключение. Вживаюсь в роль туристки и иду собирать ветки.

— А как ты с Мироном помирился? — кричу ему, обрывая с ближайшей ёлки сухие лапы.

— На коленях прощения просил. Потом набухались, накуролесили и помирились, — отвечает Кирилл.

Он быстро обустраивает палатку и начинает организовывать костёр. Набирает в алюминиевый котелок воды, устраивает его над кострищем. Огонь разводит. Ещё и шутит, делая вид, что пламя выдувает.

И мне смешно. Забавный он и очень интересный.

Неумело чищу картошку.

— Картошка, тушёнка и пакеты с супом, будет объедение. Я ещё хлеб взял.

— Дракоша, а деньги, которые тебе парни из университета дали, чтобы ты меня невинности лишил, ты куда дел? — ковыряю картофелину ножом, стараюсь, но не получается.

— Мирону отдал, он в поселковом ЗАГСе договорится, чтобы нас расписали, — отвечает Кирилл. — Я понимаю, что тебе обидно, но если ты действительно хоть что-то испытываешь ко мне, то лучше так.

— А родителям ты как собрался об этом говорить? — с вызовом кидаю я.

— Заметил, что ты от мамы зависишь. Но мне всё равно, лишь бы ты не предала.

— Иван мне учёбу оплачивает. Может, пока не будем говорить? — мне вдруг становится не по себе.

Кирилл поднимает на меня хмурый взгляд, как небо над головой.

— Ангел мой, никогда не пыталась пожить самостоятельно?

— Никогда.

— Вот пришло время. Отец квартиру на меня переписал, заработать всегда есть возможность. Выживем. Но я не думаю, что они стильно лютовать будут.

— А если, я не соглашусь? — очень осторожно спрашиваю я.

— Уже объяснил, будешь на этом острове жить, пока не согласишься.

Я смеюсь. Мне вдруг нравится такая политика. Это какое-то нежное принуждение. А нежное, потому что мне самой нравится, и я действительно влюбилась в него. Ещё там, на стадионе, он меня поразил своей дикой прыткостью и необузданной дерзостью.

Он усмехается. Всю картошку начистил, а я с одной многострадальной так и зависла у костра.

Тепло, хотя в природе холодная осень. Варится густой суп и вкусно пахнет. Я пробую варево ложечкой и по чуть-чуть добавляю соль. Кирилл укрывает катер тентом и затаскивает нужные нам вещи в палатку.

И мне почему-то ничего не надо больше. Ни телефонов, ни друзей, ни мамы. Настолько тихо на душе становится, что я по-настоящему отдыхаю.

Дождь вначале накрапывает. Кирилл забирает наш котелок и уносит в своё логово. Я семеню за ним, стараясь не потерять по дороге ботинки.

Очень горячая еда. Котелок стоит на подставке. Разложены спальные мешки. Пола палатки открыта, и за ней идёт ледяной дождь.

Сказочная обстановка. Я по-разному представляла свой первый раз, но реальность побила все рекорды по фантастичности.

Хлебала вкуснейший суп с лёгким запахом дыма и смотрела на дождь, и теряющуюся в его пелене реку.

— Водки не предлагаю, у тебя таблетки.

— И сам не пей, — отзываюсь я.

— Не буду, это на всякий случай, вдруг тебя натереть нужно будет.

— Мы не замёрзнем?

— Нет, Гелик, будет очень жарко, обещаю.

По палатке барабанит дождь, пола закрыта, работает какая-то печка, и внутри неожиданно становится тепло. Горит фонарь, оставляя для нас с Кириллом интимный свет.

Парень нависает надо мной. Улыбается. Чуть касается полными мягкими губами, от такого прикосновения дрожь по коже. Пахнет мой парень знакомо. И лицо его родное, поэтому я ничего не боюсь.

Его отец настолько основательный мужчина, что я не сомневаюсь, Кирилл такой же. Его поступки оправдываю, думаю о том, что сейчас произойдёт.

— Расслабься, — шепчет он, целуя мой подбородок и шею.

— У тебя когда-нибудь была девственница? — спрашиваю я ничуть не сомневаясь, что этот парень опытный.

— Никогда, — еле слышно отвечает он, расстёгивает большую куртку охотничьего костюма. Под ней шёлковая маечка и шортики белого цвета, в которых я легла спать в доме родителей. Носом сдвигает тонкие лямочки с плеч.

— А сколько девчонок было? — интересуюсь я.

— Было, — нехотя отвечает он, медленно залезая под нежные кружева. Стараясь откапать мою грудь, на которой уже соски возбудились.

— Ну, сколько? — требую я, замираю в ожидании ответа.

Он выпрямляется, и стягивает с себя свитер. Открывается взору шикарный торс с крепкими мышцами и потрясающая наколка дракона на плече.

— Ты качался что ли? — я замечаю разницу. За пять месяцев он очень сильно изменился. Окреп, в плечах ещё раздался, и видно, что тренированное тело, даже на животе кубики пресса выделились и косые мышцы.

От этой картины я похоже совсем хмелею, и позволяю стащить штаны. Кирилл прихватывает пальцами мои шортики, и я ойкнув, сжимаю ноги.

А он, рассматривая меня, расстегивает ширинку и раздевается целиком. Вылетает вверх из чёрных трусов член и покачивался передо мной.

Меня в жар кидает. От одного взгляда на настоящий мужской орган мурашки по коже. Жду, что сейчас мне будет больно…

— Так сколько девушек было?

— Для тебя качался, никогда не никому не скажу, сколько было девушек, потому что ты единственная теперь, — он наклоняется и целует мои ноги, гладит их, прокатываясь ладонью по бедру до ягодиц. Мурчит обтираясь щеками об мою кожу. — Моя жена. Никому не отдам.

Он осыпает поцелуями мои напряжённо сжатые колени, вверх проходит, не пытается раздвинуть. Кирилл словно не спешит, наслаждается и мучает меня. Потому что от трепета, которые испытываю мне немного больно. Тяжело дышу, дрожащей рукой упираюсь в его плечо, когда он задирая майку целует мой живот и поднимается всё выше и выше.

Не готовая к такой настойчивости, пытаюсь увильнуть, но он в этот момент наваливается на меня, и ноги как-то сами собой раздвигаются.

Кирилл ласкает пальцами мои соски и целует в губы. Языком медленно втекает в меня. Горячий такой, необычный. Я теряюсь, потому что его вкус, его губы меня действительно возбуждают. И пальцы на груди, так нежно ласкают соски, аккуратно их катают, вырывают мой стон.

Как только он понял, что мне нравится, дарит поцелуй со страстью. Языки сплелись, скрещивались. Он входил в меня, заставляя сосать и лизать. Я закрыла глаза.

Чувствовала какой он большой, как давит между ног. Огромной головкой раздвигает уже влажные складочки и чуть входит.

Я замираю, глаза распахиваю. И в этот момент, Кирилл хватает мою голову руками, засасывает мой язык и делает резкий толчок внутрь.

От режущей боли я брыкаюсь, деру его волосы, пытаясь соскочить, но парень просто задавливает меня.

— Успокойся, расслабься, — рычит, делая поступательные движения.

У меня слёзы из глаз, я ною и не даю себя целовать. Через какое-то время боль проходит. Но ничего вокруг нет, только тяжёлое проникновение. Жуткое и неприятное.

В голову лезут отвратительные мысли. Не могу их прогнать, не могу избавиться от того, что он меня выиграл в споре и даже деньги получил.

— Я люблю тебя, — стонет он, продолжая меня трахать. — Я люблю, не бойся, всё в порядке.

Пожалуй, у меня жалкий вид и страшное состояние, раз он так говорит. Я стараюсь расслабиться, но не получается. Между ног всё липкое и противное, внутри боль, перед глазами муть.