Оксана Сергеева - Непридуманное счастье

— Ну, вот и здорово. Приду после работы, поедем с тобой по магазинам.

Нехотя Таня вышла из комнаты. Вот что Лёня такое придумал? Сейчас наговорит Насте всякого, чтобы успокоить, а выйдет наоборот — потом снова расстройства и слезы. Она будет верить, ждать, надеяться, а он об удочерении говорил так же, как поездку по магазинам планировал.

Разумеется, при первом удобном случае Татьяна упрекнула мужа в легковесности. После завтрака, когда Настя села смотреть мультики.

Лёня перебирал в шкафу вешалки с рубашками, Таня кормила одну из девочек грудью.

— Не нужно было такого говорить, — вполголоса сказала она, стараясь выдерживать ровный тон. — Как ты себе это представляешь? Да, я хотела бы, чтобы Бориса никогда не было в нашей жизни, чтобы он исчез раз и навсегда, но он жив и здоров, и он — Настин отец.

— Отец? Да какой он отец? Вот твой отец — отец! Денис — отец! Я, в конце концов, — отец! А недоумок этот не отец, а ничтожество полное. Я детей своих люблю. Всех! И Настя мне как родная. Мне не стыдно за нее, я ею горжусь, и у меня всегда найдется для нее время, — эмоционально шипел Лёня, сдерживая крик, чтобы не пугать детей.

— Лёня! Я тебя ни в чем не упрекаю, как ты мог такое подумать! — изумилась Таня.

— Вот именно, — выдохнул Леонид. — Как заботится, ухаживать, помогать — так Лёня. Слезы — сопли вытирать — Лёня. Но чуть что — я не отец. Права не имею. Этот идиот ее увез черт знает куда, а я даже сделать ничего не могу. Потому что я — не отец! И мне это надоело. Каждый раз, как Настю увозит, я на иголках. Ты на иголках…

Действительно, каждый раз, как Борис с Настей встречался, — хоть и редко это происходило, — Лёню такое чувство охватывало, будто его родное забрали, с кровью от него оторвали. Так не нравилось ему, что Настя с родным отцом встречалась, он даже ревновал немного. Знал, что теперь с неделю у Насти все разговоры о «папе» да о «папе». А таких «пап» кастрировать надо! Еще в детстве!

— Просто он не согласится…

— А ты об этом не думай. У тебя другие заботы. Я сам разберусь.

— Каким образом? — с опаской спросила Татьяна.

— Танюш, — поморщился муж, — я разберусь.

Как именно Леонид решил договориться с Борисом, Татьяне он так и не сказал. Спустя пару дней после этой напряженной беседы позвонил домой и сообщил, что задержится. Просил Таню не волноваться и пообещал рассказать все дома. А как тут не волноваться? Сердцем чувствовала: что‑то не так. И места себе не находила. Занималась домашними делами, возилась с детьми и тлела беспокойством.

Лёня не стал тянуть резину, когда пришел домой. Начал объясняться, едва за ним захлопнулась входная дверь.

— Я сегодня с Осиповым встречался… — Вуич произнес фамилию с видимым недовольством, так ему противен был этот человек.

— Лёня, привет! — выскочила из комнаты Настя.

— Привет, Настюш, — ласково сказал он. — Как дела?

— Все в полном, — весело заверила она. — А тебе придется одному ужинать, потому что мы с мамой уже поели.

— Вот и правильно, — улыбнулся мужчина и прошел в спальню.

— И как вы поговорили? — взволновалась Таня, последовав за ним.

— Нормально поговорили, — пожал он широкими плечами и порывисто начал стягивать пиджак. — Продал мне он Настю за тридцать серебряников.

— Что? — выдохнула женщина.

— Я у него спросил, сколько ему надо денег, чтобы он навсегда забыл, что у него есть дочь, — без удовольствия пояснил Лёня.

— А он? — У Тани странно осип голос.

— А он мне ответил.

— Я что‑то… Подожди… — Таня никак не могла поверить в услышанное.

— Он получил деньги и написал, что отказывается от родительских прав и не против удочерения Насти другим лицом. То есть мной.

— Боже мой… — Таня потеряла дар речи. Горло сжал сухой спазм. — А ты, получается, Настю… купил… как какую‑то вещь… взял… и купил…

— Я не Настю купил. Я свое спокойствие купил. Потому что достало меня все. Потому что теперь удочерю я ее по закону. Как положено. Не подойдет он теперь к ней и близко. А если рядом увижу, прикопаю где‑нибудь в лесочке. Он теперь никто и звать его никак.

Лёня видел, как изменилось Танино лицо — посерело. Как тяжело она осела на кровать. Эта болезненная неуверенность в движениях жены больно отозвалась в любящем сердце. Его самого перекручивало от непонимания и злости. Хотя в этой ситуации он оказался в выигрыше. Теперь они все в выигрыше — и Таня, и Настенька, и он.

— Танюша, перестань, милая моя, ну перестань, — прошептал он и крепко прижал ее к груди, присев рядом. — Не могу, когда ты плачешь…

А она не могла успокоиться. Заплакала сдержанно и безутешно. Чтобы, наверное, выплакать все. Смыть свои обиды слезами. Это так больно, так непонятно…

— Как малышки мои? Как день прошел? А то у меня сегодня и времени не было вам позвонить, — тихо говорил Лёня, стараясь успокоить жену, и отвлечь ее от тяжких мыслей.

— Да хорошо все, — выдавила из себя Таня. — Ульяша беспокойная, как всегда. А Поля спит. Поест и спит. Правда, тяжеловато им, потому что жарко. Лёня, я так хочу вареников. С вишней, — вдруг всхлипнула она.

— С вишней?

— Да. Так достала меня эта диета, хочу чего‑нибудь такого, вкусного. А я так устала, все такое постное и однообразное…

— Танюша моя, где же я тебе их возьму в мае.

— Не знаю… — вздохнула она и вытерла мокрые щеки.

— Подожди, сейчас дядь Лёше позвоню, у него с зимы должны остаться намороженные, они ж с Ниной запасливые.

Татьяна вздохнула, стараясь побыстрее успокоиться. Не хотела, чтобы Настя видела ее слезы. Завозилась с детьми и пропустила, как муж снова куда‑то ушел.

— Мам, давай я тебе помогу, — заглянула в комнату дочь. — Будем купать наших крошек?

— Давай, — улыбнулась Татьяна. — Я пойду воды наберу, а ты пока вещички приготовь чистые.

Когда Лёня вернулся домой, Таня с Настей уже успели выкупать детей. Малышки лежали в кроватках сытые и довольные.

— Уля, я надеюсь, ты сегодня будешь хорошо спать? — внушительно сказала Настя и погладила девочку по животику. — Мам, давай я их в коляске покачаю, чтобы быстрее заснули.

— Давай, — согласилась Татьяна, переложила детей в коляску и выкатила ее в прихожую. Прихожая в Лёниной квартире просторная и чуть вытянутая, Настя уже приловчилась такие прогулки устраивать.

Таня улыбнулась, услышав, как старшая дочь запела какую‑то колыбельную тонким, но уверенным голосом. Присела на кровать. Всего на минутку присела, чтобы перевести дух, а как будто последние силы отдала, не могла больше подняться. Смотрела на разбросанные детские вещи и разные мелочи, которые нужно разложить по местам, но не могла пошевелиться.