Спэнсер Коэн. Книга 1 (ЛП) - Уолкер Н. Р.

— Что сделал он?

— Ответил на поцелуй. Господи, лучше поцелуя у меня не было. — Я до сих пор мог ощущать тепло его губ, вкус его языка…

— Что случилось дальше?

— Я вроде как запаниковал и сказал, что нам стоит уйти, а Эли — сраный Эли — остановил нас на пути к выходу. — Я прилично отпил бурбона. Лола забрала у меня бутылку. Я не возражал. Пришлось прятать взор от прислонившегося к двери Габа, глядевшего на меня с выражением гребаной грусти на лице. Я сфокусировался на Лоле. — И я отпустил его. Я, сука, отпустил его. — Снова не удалось сдержать слезы. — Я считал его другим.

— О, милый.

— И я слетаю с катушек, — сказал я, вытирая глупые слезы ладонью. — И мне больно.

— Потому что ты влюбился в него, — прошептала Лола.

Раздались какие — то голоса, и Габ отошел от двери, но мой пьяный в дупель разум зацепился за последнюю фразу Лолы. Я вытаращился на нее, но не смог вынести жалости в ее глазах и отвернулся, уставившись в стену. Я пытался подобрать слова, чтоб поспорить, но не преуспел. Никогда бы не подумал, что докачусь до такого. Никогда бы не подумал, что влюблюсь. Снова выступили слезы, и я закрыл ладонями глаза.

— Хреновы глупые слезы.

Она сжала мою руку.

— Знаешь, почему я занимаюсь своим делом? — задал я вопрос, смотря на нее. Слова были переполнены слезами. — Эмоциональная отрешенность. Расстояние и разграничение. И никто не скажет, что не хочет меня.

И вот оно.

К этому все всегда сводилось.

Никто не скажет, что не хочет меня.

— О, Спэнсер, — прошептала Лола. Из глаз хлынули слезы. — Эндрю — не твоя семья.

Я покачал головой и глубоко вдохнул, силясь взять себя в руки. Не вышло.

— Он тоже не захотел меня, — сказал я. По щекам побежала новая волна слез.

Помещение начало кружиться, и моему глупому мозгу потребовалось время осознать — передо мной стоял Эндрю. Глаза широко распахнуты, без сомнений, мой видок на полу в полубессознательном состоянии шокировал его. Он наверняка слышал слова Лолы о моей семье. Я смахнул свои глупые слезы. В этот же момент Лола обернулась посмотреть, на кого же я глазел. Она поднялась и подошла к нему, прошептала что — то, я не смог разобрать что именно. Я подогнул колени и снова прижал ладони к глазам.

Подняв взгляд, я ожидал, что он уже ушел. Ожидал, что он сбежал, скрылся от пьяного, ревущего на полу чокнутого. Но он был здесь. Поднял бутылку бурбона и усадил свою задницу рядом со мной. Вместо того чтоб назвать меня дураком, вместо того, чтоб назвать меня нежеланным, он поднес бутылку к губам и сделал глоток, зашипев от горечи.

— Эндрю, — попытался я начать, но голос надломился.

Он опустил свою ладонь на мою руку и крепко ее сжал.

— Все хорошо.

Я покачал головой.

— Эли?

— Эли больше нет.

О, боже.

— Это моя вина. Я лажанулся. Прости.

Он отхлебнул еще бурбона и снова стиснул мою руку.

— Нет, не ты. Он. Но я рад, — пояснил он. — Благодаря нему я встретил тебя.

Сердце барабанило, а он произносил такие правильные слова и, увидев меня, не умчался подальше отсюда километра на полтора, значит, я вроде как получил шанс. Отчего поток новых слез хлынул из глаз.

— Я в дрова.

Он переплел наши пальцы.

— Заметно.

Я опустил голову. Усталый, пьяный и эмоционально сломленный.

— Ты видел насквозь всю мою бредятину, — произнес я, вытянув наши сомкнутые руки и указав на дроздов. — А эти… Никто никогда… — Я покачал головой и остановил новые слезы. — Вот это мой отец. — Я показал на самого большого. Затем на троих оставшихся по очереди. — Мать, братья.

Он провел рукой по моему плечу, словно его прикосновение могло исцелить боль.

— Они не по — настоящему мертвы, — прошептал я. — Для меня. Так заявил мой отец. Последние его слова — для них я мертв.

— О, Спэнсер.

Я позволил слезам пролиться. Я даже не пробовал их тормознуть.

— Мне было шестнадцать, — проговорил я. — И я был геем.

Он отпустил мою руку и, притянув к себе, обнял. И его тепло стало надежным убежищем, не существовавшим для меня годами.

— А потом появился ты, — пробормотал я.

Он чмокнул меня в макушку.

А потом появился ты.

Проснулся я от безбожной головной боли. Жалюзи пропускали пронзительный солнечный свет, в желудке все переворачивалось, и тут я вспомнил…

Поцеловал Эндрю, оставил его в баре с Эли, уговорил полбутылки бурбона, вел себя перед всеми как полнейшая бестолочь, Эндрю вернулся ко мне.

Он вернулся ко мне.

Воспоминаний о попадании в квартиру не наблюдалось. Я вспомнил тревогу на лицах Эмилио и Даниэлы. Лолу, как она старалась помочь. Потом припомнил сидящего рядом со мной на полу Эндрю.

Я принял вертикальное положение и пожалел об этом.

— Есть кто? — прохрипел я.

Тишина. Тьфу. Как же трещала башка.

Я потянулся к телефону проверить время, на нем лежал лист бумаги — написанная от руки записка. «Спускайся вниз».

Подчерк не принадлежал Эмилио, Даниэле или Лоле, или даже Габу. Это Эндрю.

Я слетел с постели и вынужден был облокотиться на стену, чтоб прийти в себя. Чертово похмелье. Прошел в ванную, заметив: на мне до сих пор надет вчерашний наряд. Хотя кто — то снял с меня ботинки. Душ показался раем, и я стирал с кожи зловоние бурбона. Чистка зубов почти превратила меня в человека, но оставаться здесь дольше было нельзя.

Эндрю ждал меня в салоне Эмилио.

Я оделся и прервался только принять «адвил», после двигая вниз. Даже обжигающие солнечные лучи не могли тормознуть меня. Возле запасного выхода стоял Габ, посасывал мерзкую сигарету. От запаха захотелось блевануть. Он улыбнулся.

— Привет. Как голова?

— Не очень — то. Слушай, прости за вчерашнее.

— Не стоит, — снова улыбнулся он. — Кое — кто все еще здесь. — Он кивнул на вход. — По — видимому, ночевал на твоем диване.

Я старался не лыбиться, а Габ, не произнеся больше ни слова, пихнул ногой дверь, пропуская меня внутрь.

— Спасибо.

Мне не хотелось вмешиваться в приватную беседу, но Эмилио, Даниэла, Лола и Эндрю явно не ожидали, что я завалюсь через заднюю дверь. Входя, я расслышал самый конец их разговора. Звучал голос Эмилио.

— … после появления брата он пребывал в полном раздрае.

Сердце замерло, а мой и без того хлипкий желудок перевернулся. Я догадывался, что после вчерашнего срыва стану темой их разговоров.

— Тогда он и набил птиц на плечо? — спросил Эндрю.

— Да, — отозвался Эмилио. — Они символизируют жизнь после смерти. Ну, знаешь, новое начало, что — то такое.

Я вошел. Эмилио заметил меня первым.

— А вот и он! Хорошо себя чувствуешь?

— Дерьмово, если честно, — ответил я, будучи не в силах оторвать глаз от Эндрю. Одет он был в мои вещи.

Он медленно поднялся, настороженно улыбаясь.

— Я… Пришлось одолжить у тебя футболку. Надеюсь, ты не против?

Я покачал головой.

— Ни капельки.

В течение долгой минуты мы просто смотрели друг на друга.

— Ладно, — сказала Лола, выдергивая меня из ступора. — Мы скоро вернемся. — Она схватила Даниэлу за руку и увела, утаскивая и Эмилио.

И вот мы остались вдвоем. Я улыбнулся.

— Привет.

— Привет.

— Ты остался.

— Да.

— Мне правда очень стыдно за вчера.

— Не нужно извиняться.

— Я многого не помню, — сознался я. — Помню, что психанул, только за это и могу извиниться. Клянусь, я не безнадежен.

Он подошел ко мне и остановился совсем рядышком.

— Голоден? — поинтересовался он. — Можем позавтракать марокканской кухней.

— Звучит превосходно.

— Нам нужно поговорить.

Я кивнул.

— Нужно. — Я глубоко вдохнул и задал вопрос, сомневаясь, стоило ли. — Пообщался вчера с Эли?

Он кивнул.

— Спросил его насчет рисунков и заявке на работу. Он признался, что снимал копии, но не смог заставить себя взять оригиналы. Он даже первое собеседование не прошел, потому что не предоставил иллюстрации. Сказал, что сожалеет.