Наталия Миронина - Немного солнца для Скарлетт

– Только человек без вкуса мог предложить такой костюм. Вы, голубушка, забыли, что мы рассказываем парижскую историю. Вам следовало бы повнимательней быть на улицах. Вам следовало бы потрудиться и изучить парижанок! – Это все Анна проговорила язвительным тоном.

К удовольствию группы, девушка не растерялась. Она ответила Анне громко, четко, так, чтобы все ее слышали. Вот только на французском языке. Анна на секунду опешила – она не понимала никакого языка, кроме родного английского.

– Что это? – Анна фыркнула.

– Летти вам объясняет, что она выросла в Париже. И как здесь принято одеваться, она отлично знает, – серьезно, без тени улыбки перевел ей Стив. На него все эти эскапады не действовали.

– Прошу внимания, начинаем съемку! – прокричал он в мегафон.

Поднялась суета, и съемочный день наконец начался.

– Скажи, зачем ты пожаловался мужу?! Кто здесь режиссер?! Ты или муж?! Я знаю свои возможности! Я знаю, что играю хорошо! – Это она уже кричала вечером, когда осталась наедине со Стивом. Тяжелый день не охладил пыл Анны. Но Стив, этот огромного роста светловолосый бородач, словно бы и не замечал ее гнева. Он только спокойно сказал:

– Согласен, ты играешь, Анна, неплохо, но недостаточно хорошо для такого партнера. На его фоне все кажутся картонными.

Анна онемела. Она так привыкла быть первой, она устанавливала планку, она была недосягаемой звездой… И вдруг ей дали понять, что именно главный герой здесь – главный.

На следующий день она вообще уже не играла. Она наблюдала за Диком. И поняла, что Стив прав. Что рядом с ней сейчас совсем другой партнер. И что ему необходимо соответствовать. И что он никогда не будет подстраиваться под кого-то. И тут Анна поняла, что ее раздражало, что все это время мешало ей почувствовать привычную уверенность в себе. Все дело было в нем, в Дике. В его облике, фигуре, манерах, а самое главное, в актерском мастерстве. Он был другим, этот молодой человек, и соответствовать ему было сложно. Анна вдруг почувствовала, как эта разница в годах, разница небольшая, но все равно существенная, проявилась в этом актере. Анна поняла, что она упустила что-то в молодости, что, будь она требовательнее к себе, не предпочти она профессиональную легкость настоящим усилиям, она, пожалуй, смогла бы встать на одну ступень с ним. Но нет. Ее время ушло, оно позволило сохранить ей красоту, свежесть, энергию, однако не оставило того, что не могло оставить, – того, что сама Анна не накопила. Время не оставило ей способности обновляться, способности учиться.

«А ведь и старость недалеко», – вдруг подумала она и тут же решительно выкинула эту страшную мысль из головы.

Когда Анна не знала, как поступить, она тоже влюблялась. Она видела в этом самый простой и естественный выход из затруднительного положения. И в этих предполагаемых условиях свои реплики она знала назубок. Сейчас, на съемочной площадке, оказавшись в растерянности от внезапного открытия, она сделала единственно возможный, как ей казалось, шаг. «Ты хотел, чтобы я не играла, а жила? – Она мысленно адресовала режиссеру свой вопрос. И тут же сама на него ответила: – Пожалуйста. Буду жить».

Гостиница, в которой обосновалась съемочная группа, стояла на окраине города. Здесь они жили, здесь же на близлежащих улицах снимали натуру. Эта часть Парижа, далекая от центра, была еще тем старым городом, где пока не появились аккуратные серые коробочки дешевого муниципального жилья, где не было иммигрантов и местные жители держали огороды. Это была еще старая парижская окраина с узкими домами без удобств, высокими мансардами, с неровными мостовыми, из которых выпирал булыжник. Это был район маленьких, не всегда чистых кафе, завсегдатаи которых отлично знали друг друга. Здесь было удобно снимать кино: машин немного, власти округа не вредничали и не жадничали – разрешения выдавали быстро, денег много не брали.

Среди старых, потертых домов попадались «жемчужинки» – некоторые дальновидные домовладельцы, предчувствуя бум, ремонтировали дома, превращая их в приличные отели. Как и ожидалось, очарование старого города и старой парижской жизни, а также комфорт вновь отреставрированных гостиниц привлекали сюда зажиточных путешественников, средней руки деловых людей и служителей искусств.

В отеле жила вся группа, кроме Анны. Она с мужем занимала особняк в тихом пригороде. Туда ее каждый вечер доставляла машина. Анна поддерживала свой статус. Впрочем, по вечерам, когда все собирались в ресторане отеля, Анна домой не спешила. Она и раньше любила подобные посиделки – ей всегда было обеспечено внимание и восхищение. В этот раз она чувствовала себя обиженной, ущемленной, она нутром понимала условность своей звездности, но отказаться от этих встреч, когда цеховое корпоративное единение заставляло забыть о соперничестве, она не могла. И еще здесь иногда был он, Дик. Молчаливый, с мягкой полуулыбкой, с тревожащим взглядом темных глаз. Анну тянуло туда, где был он, и ничего с этим поделать она не могла.

В этот вечер обсуждали рухнувший софит.

– Накал страстей, не иначе, – пошутил кто-то.

– Неудивительно, когда на площадке такая героиня, – поддержали реплику.

Анна улыбнулась. Ей были приятны эти простые комплименты и дежурная похвала. Они словно сахар в кофе – вещь обычная, но придающая вкус жизни. Анна в такие минуты становилась разнеженной, доброй, великодушной. «Пусть он слышит. Пусть он понимает, с кем пришлось ему играть!» – думала она про себя и наблюдала завороженно за худощавой фигурой. Дик сидел на другом конце большого стола, рядом с ассистентом режиссера и какими-то девушками из технических служб. Он был далек от Анны, но и от людей, сидящих рядом, он был тоже далек. И это свойство его – быть одиноким среди людей – делало его особенно привлекательным для Анны. Она не умела быть одна и всегда старалась быть в гуще людей, в шуме, в суете. Словно ей необходимо было ощутить силу толпы, ощутить ее поддержку. Анна маскировалась среди людей, боясь одиночества как чего-то неприличного, не статусного. И потому это его качество – быть одиноким, а следовательно, быть у всех на виду – представилось ей особенной силой.

Этот ужин почти не отличался от других. Стив Майлз, как обычно, не задержался за столом – он понимал, что в его присутствии люди могут себя чувствовать напряженно. «Целый день я с вами. Надоел, наверное, уже!» – с этой постоянной шуткой он покидал ресторан, и после его ухода все раскрепощались. Начинался открытый флирт. Все без исключения девушки из технического персонала были миловидными – каждая втайне мечтала о карьере актрисы и в свое время пришла на съемочную площадку, соглашаясь на любую работу. Второстепенные героини, красавицы, делали вид, что восхищаются Анной, а Анна подыгрывала им, прекрасно понимая, что, кроме зависти и неприязни, они к ней ничего не могут испытывать. Но, несмотря на сложные внутренние взаимоотношения, эти вечера были приятны.