Галина Артемьева - Пуговица

Ну, что такого, если человек в компании выпьет рюмку-другую-третью? Он что – хуже станет от этого качеством? Проспится, протрезвеет и за дела. Девчонки, кстати, тоже вполне себе позволяли. Ну, правда, почему нет? Общаться точно легче. Многие потом выходили замуж, женились, остепенялись. Но многие, хоть и женились, остепениться уже не могли. Химическая реакция такая складывалась, что организм постоянно нуждался в алкоголе.

А у некоторых полюбивших процесс вливания в себя «зеленого змия» и дополнительная опция имелась. Под названием «патологическое опьянение». Так гены у кое-кого оказывались трагически устроены.

Тут никакой не национализм или фашизм. Никаких бесчеловечных и антигуманных теорий – ни-ни-ни. Просто ученые давно установили, что представители разных народов по-разному реагируют на алкоголь, кто дольше привыкает, кто скорее, а кто и способен спиться в момент, подсесть на этот продукт так, что уж не отдерешь никоим образом.

Вот, например, малые народы Севера – все живут на алкоголе. Как машины на бензине, не могут без него, и все тут. Подсели и слезать не собираются. А и собрались бы – вряд ли бы сумели. Это такая штука – лучше не браться.

То же самое с народами угро-финской группы. Эта интересная группа представлена разнообразными и непохожими друг на друга нациями: финны, мадьяры, эстонцы, чуваши – что, казалось бы, общего? Ученые, однако, общее это нашли в устройстве их языков. А потом оказалось, что и не только в этом. К алкоголю эти народы привыкают быстрее других. И в состоянии опьянения делаются особенно непохожими на людей: буянят, теряя человеческое достоинство напрочь. И при патологическом опьянении такое вполне может начаться с одной-двух рюмок.

Там все дело в таком специальном ферменте, который нейтрализует алкоголь в крови человека. У южных народов, в странах, где растет виноград, фермент этот вырабатывается организмами местного населения в достаточном количестве. Потому в Италии, Франции и других теплых виноградных краях люди спокойно пьют на обед и ужин вино, и ничего с ними не делается.

У северных народов этот спасительный фермент не вырабатывается практически совсем. Именно поэтому, если чукче, ханту, якуту три-четыре разочка нальют по рюмочке, на пятый – он, считай, уже алкоголик.

Так, бескровно, но эффективно были сведены на нет индейцы в Америке. Так – по недомыслию – уничтожены десятки народностей России на Крайнем Севере, в Сибири, на Дальнем Востоке.

У русских, а также у народов угро-финской группы, этого фермента-нейтрализатора тоже вырабатывается недостаточно. Поэтому мы – в серьезной зоне риска.

В Рыськином отце как раз имелась четвертая часть этой не защищенной от алкоголя крови: дед его по материнской линии был чувашом. Внешне наличие такой примеси пошло отцу и его потомкам на пользу: он и правда был необыкновенно хорош со своими огромными карими, чуть-чуть миндалевидными глазами, слегка чингизханскими скулами и смуглотой, что неуловимо присутствовало и в облике его дочерей. И кто бы мог подумать, что, кроме красоты и того, что вполне определенно называется сексэпил, то есть мужского его обаяния и притягательной силы, унаследована им от далеких предков роковая алкогольная непереносимость? Народы огромной страны, ни о чем таком не думая, воспитанные в идеях равенства, братства и романтического интернационализма, беззаботно перенимали привычки, традиции, установки, спаривались, производили потомство…

Все они, если разобраться, стали продуктами идеологии и великого братства всех народов. В отце соединились русская, украинская и чувашская крови. В матери – русская, польская, армянская и еврейская.

То, что дети по паспорту все равно числились русскими, никого не смущало – так в те времена и ощущали: все объединились под сенью прекрасного русского языка, мощной и глубокой русской культуры. И лишь, казалось, жизнеспособнее делалось потомство в результате братства народов, объединившихся, как когда-то и предсказывал поэт, в единую семью. Казалось даже, что распри их позабыты навеки, как великий пророк и обозначил в свое время [2] .

Ну, как могла их будущая мать знать такое? Тогда и думать о национальных особенностях считалось делом постыдным. Кроме того, она была уверена в нескончаемой и вечной любви своего избранника. А любовь способна на многое. То есть – на все. Подумаешь – выпивки. Ради любви можно от них отказаться. Просто сказать себе: да, было дело, выпивал, пока не встретил свою ненаглядную половинку. А теперь – зачем? Теперь у меня другие цели и задачи. Теперь на первом плане любовь, семья, полная чаша жизни – зачем что-то еще?

Так казалось юной студентке Калерии, Лялечке, как звали ее мама и папа, а потом и друзья, и любимый всем сердцем муж Артем.

Да, пару раз за недолгое время их жениханья случились странные вещи.

Один раз договорились встретиться по очень важному делу.

Лялечке достался пригласительный билет на два лица в Дом кино на закрытый просмотр западного шедевра. О таком везении можно было в те странные времена только мечтать: своими глазами увидеть то, о чем с вожделением слушали захватывающие рассказы немногочисленных избранных везунчиков, побывавших на Западе.

Ляля, естественно, позвала на это эпохальное мероприятие своего жениха. Ждала его у входа до последней минуты. Потом отправилась на просмотр одна. Тёма так и не появился. И позвонил лишь на следующее утро. Мобильных же не было, да и не у всех в квартирах домашние телефоны имелись. Артем страшно извинялся, чуть не плакал. Оказалось, товарищу стало плохо на лекции, он повез его в больницу, сидел в приемном покое, ждал, пока прояснится ситуация. А сообщить не было никакой возможности.

И правда – как тут сообщишь? Случались в те времена подобные непредвиденные происшествия, что ж. А когда вернулся домой, звонить вообще не решился – было уже около полуночи. Время-табу. В такой час домашних будоражить считалось верхом неприличия.

Ужасно жалко было ему упущенного шанса посмотреть вожделенное кино. Лялечка еще и утешала. Обещала, что при первой же возможности она опять взмолится о приглашении, толковала о том, что здоровье друга в любом случае важнее любого фильма.

В тот раз у нее не промелькнуло ни тени сомнения в том, что ее любимый говорит правду. Она вообще отличалась крайней доверчивостью.

Плохого не нюхала, так думала о своей мамочке Лялечке более опытная в нюхании мерзостей жизни Рыся.

А в другой раз, почти перед самой их свадьбой, сомнения все же омрачили Лялин душевный покой.

Они договорились ехать в свадебный магазин за платьем, туфлями, костюмом, рубашкой.

Все это так просто было не купить. Так, чтоб пойти, выбрать, расплатиться, забрать покупку – такое даже во сне никто видеть не посмел бы.