Елена Квашнина - А у нас во дворе (СИ)

   Раздражение против упакованной в "фирму" ровесницы, этой Пизанской башни, возрастало в арифметической прогрессии. Настроение испортилось окончательно. Вот оно, пустое ведро, работает. А дома ненавистные гости... Туда сейчас никак нельзя, поскольку злость в душе начинала побулькивать. Сорвусь, скажу какую-нибудь гадость, и получится ещё один скандал. От уличного конфликта можно удрать, что я сразу и проделала, но куда деваться от домашнего?

   Я уже не шла, гордо задрав подбородок, еле передвигала ноги. Вдыхала запах разогретого асфальта, подставляла лицо тёплому пока ветерку - погода отличная, - двигалась, тем не менее, к дому. Больше сейчас податься некуда. Разве прошвырнуться по дворам? Вдруг повезёт, и увижу Серёжку? Издалека. Вблизи не надо, так как чревато непредвиденными осложнениями.

   Как только я о Серёжке вспомнила, сразу поняла - вот теперь оставшуюся часть дня буду слоняться по дворам в его поисках.

   Это был самый больной пункт моей биографии. Больной, потому что я, в глубине души считавшая себя значительно умнее и проницательней всех микрорайонных девчонок, вместе взятых, в одном отношении оказалась не лучше них.

   У нас существовала определённая мода на влюблённость. Некий ритуал сродни инициации. Дорастая до тринадцати лет, каждая девчонка считала необходимым срочно влюбиться годика на два - на три. Объектом выбирался один из наиболее видных молодых аборигенов. Потом, после положенного на романтические безответные воздыхания времени, влюблённость незаметно исчезала, в поле зрения взрослеющей барышни попадали другие молодые люди, не такие видные, зато вполне доступные.

   Когда мне было десять лет, самым популярным объектом девичьих мечтаний считался Валерка Князев. Дядя Коля Пономарёв, главный интеллигент и книгочей на десять домов кряду, называл его "белокурая бестия". Тогда я искренно считала, что Валерка, конечно, хорош как никто, но полный идиотизм сохнуть по нему из-за его физических данных, он ведь дурак набитый. Князев скоро ушёл в армию, затем, вернувшись, очень быстро женился и переехал к жене на другой конец города.

   Свято место пусто не бывает. Наверное, Валерке не успели ещё голову обрить и выдать сапоги с гимнастёркой, а девичье сообщество нашло замену - Сашку Петровского. Петровский был не так хорош собой, как Князев, но значительно умней. Его тоже в положенное время проводили в армию. И снова быстренько нашли замену. Причём сразу троих: блондина, брюнета и рыжего. На любой вкус, чтоб никому не обидно было.

   Я хохотала и говорила старшим девчонкам обидные вещи. Одна из них однажды снисходительно заметила:

   - Дорасти до наших лет, тогда и поговорим.

   Я благополучно, с незамутнённым сердцем, доросла до тринадцати и продолжала на законных основаниях обвинять девичье население в стадности, традиционализме, консерватизме и, бог знает, каких ещё грехах. За информацией и терминологией повадилась к дяде Коле Пономарёву. Он же под сурдинку приучал меня к чтению, натаскивал по искусству и музыке. Я плохо поддавалась его интеллигентской обработке, но, тем не менее, сколько-то поддавалась. Четырнадцатилетний рубеж перешагнула с двумя прозвищами сразу: "аспирантка" и "скорпион". Не могла выбрать, какой из двух кличек гордиться больше. Гордиться следовало непременно, так как я предпочитала общество пацанов, и не думала перебегать на сторону девчонок.

   И тут, - к своему ужасу и стыду, - влюбилась. Ладно бы, в кого-нибудь из ровесников-приятелей, а то в одного из пресловутой троицы, в брюнета. Втрескалась, что называется, по уши.

   То, что мой бастион рухнул последним, утешало мало. Вообще-то, он, в смысле брюнет, всегда меня раздражал сильнее, чем блондин и рыжий. Выводили из себя его спокойствие, насмешливость, излишняя уверенность. Всё, что он делал, делал лучше, чем другие. Точнее, другим казалось, что лучше. Даже привлекательная внешность брюнета и толпа пустоголовых поклонниц выводили из себя. Один раз раздражение сдержать не удалось.

   Мы стояли в очереди за билетами на нашумевший фильм. Ещё никто из нашей дворовой компании не видел этого кино, очень хотелось попасть с первого захода. Очередюга в кассы кинотеатра выстроилась многокилометровая. Вдруг плывёт великолепная троица - три богатыря, - и, оттирая нас широкими плечами, вклинивается в очередь прямо перед нами.

   - Ничего себе! - возмутилась я.

   Рыжий, Андрюха Чегодаев, и блондин, Боря Шалимов, даже повернуться не соизволили. Брюнет, Серёга Логинов, посмотрел сверху вниз.

   - В чём дело, детка?

   - Так, пустяки, - завелась я от его снисходительного тона, - подумаешь, впёрлись без очереди, пользуясь тем, что сильней и старше.

   - Брось, Серый, не связывайся, - проронил Чегодаев. - Совсем малолетки распустились, забыли про субординацию.

   - Правильно, - мрачно подтвердила я. - Совсем охамели. Справедливости требуют.

   - Справедливости? - повернулся Шалимов, не сообразив о чём речь.

   Друзья дёргали меня за рукав, напоминая о дворовом "этикете", шептали, мол, с ума сошла, забыла, с кем связалась. Ага, сейчас! Ничего я не забыла. Но, в отличие от пацанов, нисколько не боялась конфликта с сильными микрорайона сего.

   - Я не понял, чего детский сад хочет? - медленно и с издёвкой спросил Шалимов у своих друзей.

   - Элементарно, Ватсон, - вызверилась я. - Хочу по-честному. Что, таким крутым, как вы, встать в конец очереди не судьба? Подвиг не по силам?

   - Я тебя сейчас за ухо возьму и вообще из очереди выведу. Не судьба будет тебе этот фильм посмотреть, - пообещал Логинов.

   - Попробуй, - согласилась я. - Укушу, мало не покажется.

   Он внимательно посмотрел мне в глаза, я внимательно посмотрела в глаза ему. Не знаю, что увидел он, скорее всего, мою решимость отстаивать свои права до конца. Я увидела... глаза, как жидкий горький шоколад и с расширенным чёрным орехом зрачка. Захлебнулась в этом горьком шоколаде, забыв про всё на свете, утонула в нём.

   - Ладно, - хмыкнул Логинов, - сколько вас здесь?

   - Десять, - я по инерции продолжала дерзить, потихонечку вываливаясь из действительности.

   - Хм, на всех у меня не хватит. Деньги давайте, возьму вам билеты, - щедро пообещал Логинов.

   - Ты, чё, Серый? - удивился Чегодаев. - На хрен тебе благотворительность? Я сам сейчас этой шмакодявке уши надеру.

   - Стоп, Дрюня. Не обостряй, - сказал Логинов, вроде, мирно сказал и объявление сделал мирно. - Беру эту мелкую под свою защиту. Кто её обидит, будет иметь дело со мной.