Ольга Тимошина - Иди и ищи себе мужа…

Лайла лихо поставила свою подпись на всех листах и отправилась домой ждать.

Она шла по улице, и в голове ее проносились разные истории о брачных мошенниках, про которых она уже успела собрать немало информации: мнимые военные летчики в тылу врага, писатели-сказочники, душевные липовые миллионеры и даже умирающие, но ужасно богатые принцы неизвестных государств или подставные мачо-актеры. Смех разобрал ее прямо посреди улицы: «Господи, куда я полезла! – хохотала она над собой. – Какая дура, какая… 40 лет, ума нет».

Женихи объявились быстрее, чем она себе представляла. Досье на первого прислали ей на почтовый ящик уже следующим вечером. Это был очень приятный мужчина 44 лет. Врач-хирург, разведен, по его словам, слишком занят на своей работе, чтобы искать жену в повседневной жизни. И было совершенно непонятно, как такой привлекательный и образованный мужчина может оставаться один. Среди своих недостатков он выделял любовь к кофе, то, что он рано ложился спать и рано вставал, не любил летать на самолетах и обожал фантастику. Лайла подумала, что это не самые страшные грехи, из-за которых можно было отказать мужчине, и попросила его о встрече.

Потом сразу пришло новое досье на инструктора по фитнесу, предпринимателя, капитана дальнего плаванья и военного.

Последним двум Лайла не дала ни одного шанса, а на свидание с другими согласилась незамедлительно. Одно только ей было не понятно: почему все эти привлекательные мужчины не могли найти себе жену? Что с ними было не так?

«А что не так со мной?» – тут же спросила она себя и сразу успокоилась. Да, ей 40, она обаятельная, еще молода телом, она крепко стоит на ногах и знает себе цену. И тем не менее, она одна. Возможно, ее цена не соответствует рыночной. Только вот, в отличие от нее, товар мужского пола со временем становится лучше и ценнее. А ее часы тикали, создавая неумолкаемое эхо: время идет… идет… идет.

Шло время, женихи поступали регулярно… но оказалось, что реализовать свидание было не так уж просто, как казалось с первого взгляда. Одни проживали в другом городе или даже в другой стране, другим Лайла отказывала сама после короткой переписки, а третьи после всего одного разговора пропадали сами. Спустя месяц Лайла так и не встретилась ни с одним из них. Однако по вечерам она недолго болтала с врачом, который почти всегда должен был ложиться спать в связи с ранними операциями. Она находила такой образ жизни немного занудным и откровенно не представляла себя рядом с ним, а точнее, в их квартире или доме, каждый вечер укладывающей мужа спать в 9 вечера. Но с другой стороны, лучше быть с известным мужем-хирургом, чем коротать вечера в полном одиночестве. После врача приходила очередь довольно забавного парня из Канады. Лайла хохотала над его шутками, всматривалась в приятное лицо, зеленые глаза и искренне недоумевала: зачем она ему нужна? По всем законам жанра он был очаровательным, остроумным, востребованным, и это чувство какого-то несоответствия друг другу, отсутствия логики в их союзе не давали ей расслабляться и получать удовольствие. Они много смеялись, и возможно, что этот смех был правдивым и искренним, но все же они были такие разные, что Лайла была готова к разрыву в любую минуту.

Один мужчина все же привлек ее. Ему было около 40, программист, владелец собственной фирмы или что-то в этом духе. И пока ум отчаянно искал подвохи в его поведении, чувства подталкивали идти вперед. Звали его Симон. Его имя казалось ей каким-то французским, пошлым, смазливым, как любовные романы, и, наверное, мужчина с таким именем должен был чувствовать себя как банан на снегу. Но Симон обладал невероятным чувством юмора, у него были тонкие и правильные черты, довольно пухлые для мужчины (но не с именем Симон) губы и грустные серые глаза. Нижняя часть лица все время улыбалась и радовала Лайлу своими шутками, в то время как верхняя загадочно грустила и глубоко заглядывала в ее глаза. И эта дисгармония завораживала и притягивала, заставляя задавать вопросы и слушать, слушать… Мужчина с дурацким именем, как назвала его Лайла, на самом деле нравился ей. В конце концов, ее собственное имя было таким же странным для столицы. Лайла и Симон, Симон и Лайла. Странная парочка.

Лайла не могла больше продолжать общение со всеми мужчинами сразу, наступало время определиться. К тому же, эти разговоры и переписка занимали немалую часть ее времени, и она чувствовала себя зависимым от Интернета подростком, который как больной вынужден бежать к своему компьютеру и вступать в бесконечный обмен информацией, мнениями, отвечать на сотни вопросов и задавать их же другим. Так, очевидно, обидев врача и рассказав всю правду красавчику из Монреаля, она, наконец, осталась наедине с Симоном.

Она решила слушать свое сердце, которое с каждым днем все чаще билось от предчувствия встречи с ним. Но какими увлекательными не были бы их разговоры, все-таки приходило время для первого свидания, что одновременно радовало и пугало ее. Она то радовалась предстоящей встрече, то с ужасом думала о возможном обмане. Уж как-то сладко выходило все у них с Симоном, и порой ей казалось, что он просто зачитывает текст, который она хотела слышать, словно какой-то неведомый шпион проник в ее мозг и разузнал все ее тайны, секреты, все ее любимые вещи и мечты. Это на самом деле порождало сомнение, не являлся ли он одним из тех писателей-сказочников, которые выдумывали истории, окутанные тайной, о своей непростой жизни и тернистом пути по ней. Ведь, как говорится, когда женщина начинает жалеть мужчину, она уже почти видит себя рядом с ним. Но, несмотря на все рассказы, Симон не производил впечатления несчастного человека. Странного, особенного, отличного от других – да. Но только не несчастного. Он поделился историей своего чудного имени. Оказалось, что его мама – аргентинка, а отец, конечно же, моряк дальнего плаванья. Кем же ему еще быть, раз он жил во Владивостоке? Родители познакомились в порту Буэнос-Айреса, влюбились, поженились, родили его и вроде стали жить. Но юная латиноамериканская жена сходила с ума во Владивостоке и спустя несколько лет вернулась в Аргентину. Советский гуманный суд отобрал Симона и вернул его во Владивосток. Однако связь с матерью он не потерял. Лайла с трудом верила в эту дурацкую, по ее мнению, историю до того момента, пока за спиной Симона на экране вдруг не появилась фигура привлекательной взрослой женщины.

«А, это моя мама приехала в гости, – воскликнул он. – Mama, veni aca», – ошеломил он бедную Лайлу знанием испанского.

Женщина придвинулась к монитору, что-то промяукала в нос на красивом распевчатом испанском, широко улыбнулась и, потрепав Симона по голове, исчезла.