Сандра Мэй - Пробежать под радугой

Дальше: жалованье. Теоретически оно ей полагалось, но практически… Старуха так быстро прониклась к Франческе доверием, что полностью передала ей все бразды правления в смысле ведения хозяйства. Франческа покупала все необходимое и не особенно задумывалась, где ее личные деньги, а где хозяйкины. В любом случае, счет в банке уже закрыт, и никто Франческе денег не выдаст. Значит, надо ждать этого самого внука, он и отдаст ей деньги. Если отдаст. Ха-ха.

Далее следовал целый шлейф неприятностей. Поиск работы, жилья, связанные с этим трудности, необходимость сниматься с насиженного и что там говорить — уже привычного и полюбившегося места. Может, поспрашивать подружек мадемуазель Галабрю? Они ведь придут на похороны? Пока же время есть.

Оказывается, она очень сильно ошибалась. Времени ей было отпущено всего ничего — только эта ночь. Требовательный звонок в дверь разбудил Франческу в пять тридцать утра. Всклокоченная, в одной футболке, она скатилась по ступеням, проскакала по холодным, покрытым росой плитам к калитке и распахнула ее.

Перед ней стоял толстенький, крайне плешивый человечек с хмурым и недовольным выражением лица. На нем был коричневый костюм, шляпа пирожком, шерстяной галстук и черная креповая повязка на рукаве.

— Я звоню уже полчаса. Почему вы не открывали? Прятали наворованное?

Франческа опешила до такой степени, что не смогла раскрыть рта до самого дома. В гостиной плешивый человечек уселся за стол и окинул Франческу презрительным взглядом.

— Значит, вы и есть та девица, о которой мне сообщил этот идиот?

— К-какой…

— Поверенный моей бабки. Кретин. Его прямой обязанностью было опечатать дом сразу после смерти старухи. Хотя не сомневаюсь, что вы успели пошарить по комодам еще при жизни старой ведьмы. Она ведь не вставала?

Франческа смотрела на плешивого со смешанным чувством омерзения, изумления и брезгливого восхищения. Надо же, а она-то считала, что в кино мерзавцы ненастоящие! Да они ему в подметки не годятся!

— Вы немая или просто дура? Почему вы молчите?

— Я… А почему вы так разговариваете со мной?

— А как я должен с вами разговаривать? Я вас не знаю.

— Тем более, у вас нет никаких оснований мне не доверять.

— И доверять тоже. Современные девицы! Пфу! Сплошь шлюхи или авантюристки.

— Послушайте-ка, мсье…

— И пойдите оденьтесь. На меня ваши прелести не действуют.

Франческа вспыхнула и кинулась к себе. Яростно пропрыгав по комнате на одной ноге, путаясь в джинсах и ругаясь под нос, она все-таки заставила себя успокоиться и спустилась вниз с холодным и непроницаемым — как ей казалось — видом.

Плешивый внук хмуро кивнул.

— Так я и думал. Одна из этих… хиппей! Портки в обтяжку и исподняя майка на голое тело. Ладно, меня не касается. Давайте сюда ключи и книгу расходов. Потом собирайте свои шмотки и убирайтесь отсюда. У меня масса дел. К полудню приедет моя супруга.

Франческа мигом забыла о непроницаемом виде.

— Но поверенный мадемуазель сказал, что я могу остаться в доме до оглашения завещания, кроме того, я могла бы помочь…

— Я не нуждаюсь в вашей помощи. И меня не волнует, что вам наговорил это кретин.

— Но… мне некуда идти.

— А это меня волнует еще меньше. Даю вам пятнадцать минут на сборы.

Оглушенная новостью, Франческа опять поднялась к себе и стала механически складывать в дорожную сумку свои немудреные пожитки. Комната очень быстро опустела и стала какой-то неприветливой, чужой. Франческа мстительно влезла в обуви на кровать и сняла простое деревянное распятие со стены — его она привезла из Дублина, на память о маме и папе.

Внизу ее ждал еще один удар. Плешивый внучек быстро подскочил к ней, выхватил из рук сумку, расстегнул ее и стал методично вываливать на диван вещи. Ошеломленная Франческа с ужасом смотрела на происходящее. Потом к ней вернулся голос.

— Что… вы… делаете?!

— Проверяю, не прилипло ли к вашим ручкам что-нибудь ценное. Так часто бывает в спешке. С такими, как вы.

— Да как вы смеете…

— Порядок. Я не зря приехал так неожиданно. Вы небось рассчитывали, что я появлюсь только к вечеру? Прощайте, милочка. Ключи не забудьте оставить.

Так и вышло, что через неполных сорок минут после появления внука мадемуазель Галабрю в шесть с четвертью утра Франческа Мэллори оказалась на улице в самом прямом смысле этого слова. Сумка сиротливо жалась к ее ногам, из нее в разные стороны торчали неряшливо скомканные вещи. Сама Франческа пребывала в ступоре, кроме того, ей было жутко, невыносимо стыдно и мерзко. Подумать только, ее обыскали! Обыскали, словно воровку, да еще кто! Плешивый придурок в идиотской шляпе пирожком! Где он ее взял-то, идиот!

Кулачки сами собой стиснулись, на глазах закипели злые слезы, Франческа закусила губу. Хватит с нее Франции! Величайшее заблуждение на земле — галантные французы! Жадные, расчетливые ханжи, вот они кто. Мушкетеры давно вымерли, им на смену пришли толпы галантерейщиков Бонасье! Боже, как стыдно и как противно.

— Мадемуазель?

Она подпрыгнула от неожиданности и резко обернулась. Ее главный враг, почтальон Шарль стоял и смотрел, как она едва не плачет и бессильно стискивает кулаки.

— Это вы… Напугали.

— Явились наследники и выгнали вас из дому?

— С чего это вы взяли? Я просто гуляю. Не спится, знаете ли.

— Ну да. Понимаю. А это ваш ридикюль? Или несессер?

Франческа уже открыла рот, чтобы выпалить что-нибудь обидное, но в этот момент слезы прорвали плотину, и она самым позорным образом разрыдалась на плече своего врага, бессвязно бормоча жалобы на плешивого внука, бедственное положение и вообще на всю свою неудавшуюся жизнь.

Еще через полчаса Франческа с опухшим и красным носом сидела в садике дома напротив, который, оказывается, принадлежал почтальону и его жене, пила какао, ела горячий круассан с маслом и потихоньку возвращалась к жизни. Жена почтальона сидела рядом, зорко следя за тем, чтобы чашка гостьи была все время полной, сочувственно качала головой и время от времени бросала негодующие взгляды на молчаливый дом мадемуазель Галабрю. Сочтя, что первая помощь несчастной Франческе уже оказана, достойная почтальонша приступила к изложению своих выводов из всей этой печальной истории.

— Вот что, моя дорогая девочка. Пусть этот мерзавец подавится домом и всем своим барахлом. Вы пойдете к поверенному, расскажете ему про жалованье, а мы, соседи, подтвердим все, что потребуется. Вернет денежки по суду, как миленький!

— Нет, пусть ими тоже подавится! Дурак!

— Нет, все должно быть по закону. Конечно, он мог бы оставить вас в доме, да это и ему было бы выгодно, ведь вы все содержали в порядке, мне ли не знать! Но это уж его дело и его глупость, а вот то, что вам причитается…

— Я только не знаю, куда мне деваться. В смысле, где жить.

— Вот я и подумала. На худой конец придете к нам, некоторое время поживете во флигеле. Но я вам советую — у Галабрю была подруга. Мадам Трюдо.

— Ой, я знаю. Она все время звонила ей по телефону и представлялась. Только я думала, она живет в другом городе.

— Да что вы! Мадам Трюдо живет в двух кварталах отсюда, на самом берегу реки. У нее чудесный дом, четырехэтажный, каменный, очень старинный. Но самое главное — она содержит пансион. Маленькую частную гостиницу. Постояльцев немного, но мадам немолода, ей трудно справляться одной. Думаю, она будет рада помочь вам, одновременно заполучив отличную служанку. Вы ведь не обижаетесь, милочка? Хорошая прислуга — большая редкость в наши дни.

Франческа задумчиво шмыгнула носом. С одной стороны, ей вовсе не хотелось становиться, так сказать, пожизненной и профессиональной служанкой, с другой — денег у нее нет, а для любого нового начинания необходим стартовый капитал.

— Пожалуй, вы правы. Я отправлюсь к мадам Трюдо немедленно.

Противоположности сходятся. Это утверждение из мира физики оказалось совершенно верным. Франческа поняла это, едва ступив на порог дома мадам Трюдо, лучшей подруги усопшей мадемуазель Галабрю.

Мадемуазель Галабрю была маленькой, похожей на птицу, любопытной, несдержанной на язык, а кроме того, обладала великолепным басом (именно басом, а не каким-то там паршивым контральто!)

Мадам Трюдо была величественной и крайне дородной матроной с немного плаксивым, пухлощеким лицом. Тем более удивительным казался ее голос, писклявый и тоже немного плаксивый. Мадам Трюдо словно бы была вечно не уверена в том, что по праву занимает место на этой земле.

Мадемуазель Галабрю судила обо всем резко и решительно, рубила сплеча и, не задумываясь, отправляла в отставку правительства любых стран. Все проступки соседей, о которых ей становилось известно, подвергались суровой критике. Наполеон ни за что не проиграл бы битву при Ватерлоо, если бы вместо, положим, Мюрата доверил командование мадемуазель Галабрю.