Сандра Браун - Любовь Сейдж

Трейвис обеспокоенно бросил взгляд через плечо. Разодетые для приема гости бродили по роскошной гостиной, жуя предлагаемые официантами в белых пиджаках канапе и произнося тосты за праздник и друг за друга.

— Сейдж, будь благоразумна. Я… я не собирался обсуждать с тобой эту проблему до окончания праздников… Но ты… Ты сама вынудила. Я не хотел испортить тебе настроение.

— Испортить? Да я чудесно себя чувствую! Теперь я могу наслаждаться Рождеством, не заботясь, одобрит ли гранд-дама из общества мой гардероб. Впрочем, мне и на это начхать.

— Не надо себя так вести сейчас, — взмолился Трейвис.

Девушка удивленно вздернула бровь.

— Как именно?

— Как распоясавшаяся хулиганка.

— Сначала ты назвал меня королевой дерби, потом сравнил с избалованным щенком, потом с дурочкой, которая сама не знает, что говорит, а теперь я к тому же распоясавшаяся хулиганка? И ты еще утверждаешь, что любишь меня!

— С тобой сейчас бесполезно говорить. — Трейвис досадливо поморщился и отвернулся. — Мама скоро начнет нас разыскивать. Увидимся в зале, когда ты немного остынешь. — И молодой человек в праведном гневе покинул террасу.

— Не сбейся с дыхания, — крикнула Сейдж ему вслед.

На двери, через которую он вышел, висел венок, который Сейдж находила экстравагантным до безобразия, как и рождественскую елку в гостиной. Куда подевались все Санта-Клаусы, сладости и мишура, которые обычно бывали на Рождество у них дома?

Девушка взглянула на украшенное гирляндами искусственное дерево, примостившееся как раз у нее под окном. Огоньки, расположенные с точно выверенным интервалом вдоль совершенных еловых веток, начали вдруг терять очертания. Глаза Сейдж заполнились слезами.

Гнев прошел, и девушка наконец-то осознала весь ужас того, что сотворил с ней Трейвис. Человек, которого она любила и который, по ее мнению, отвечал ей взаимностью, пренебрег ею.

Все, что он здесь наговорил, выражалось четырьмя простыми словами: «Ты мне не нужна». Сейдж могла оставаться и милой, и страстной, и капризной, но отныне она ему не нужна. Ее жизнелюбие, как сказал Трейвис, утомляло его.

Сейдж обвила руками одну из шести белых колонн веранды и прижалась щекой к холодной шершавой поверхности. Что она теперь всем скажет? Как сможет ходить с гордо поднятой головой, когда все откроется? От нее ожидали замужества с любящим ее и любимым ею человеком, а она… Что ж, не удалось.

Как он мог?! Сейдж ведь его любила, им было так хорошо вместе. Неужели Трейвис этого не понимает? Ей нравилось интриговать, и молодой Белчер был вполне заинтригован; он упорно трудился — из Сейдж вышел прекрасный надсмотрщик. Такому флегматичному не помешало бы что-то яркое в жизни…

Должно быть, у Трейвиса временное помешательство. Он вернется. Безусловно. И довольно скоро. И соскучится по ней ужасно! Без Сейдж жизнь его будет похожа на жизнь его родителей: такая же размеренная и бесцветная.

Когда он вернется с поджатым хвостом и гордостью, застрявшей костью в глотке, Сейдж не станет торопиться с прощением, поскольку Трейвис испортил ей все Рождество. Более того, они должны были отметить получение ею степени магистра, чего не смогли добиться даже братья. Трейвис и тут лишил ее праздника. Нет, Сейдж никогда его не простит!

Девушка утерла слезы. Еще ребенком, когда ее обижали, она предпочитала не жаловаться и не выказывать своих чувств и потому назло всем часто смеялась. Будь Сейдж плаксой, она бы просто не выжила. Нет, братья не причиняли ей зла, но она сама умерла бы от стыда за собственные слезы.

Теперь ей оставалось только ждать, пока Трейвис не осознает совершенную им глупость. Девушка просто представить не могла, как вернется домой, в свою семью, отвергнутая и вся в слезах.

Ладно, сначала надо выбраться отсюда.

Геенна огненная прежде замерзнет, чем Сейдж вернется на вечеринку Белчеров! И помощи у них она тоже не попросит, хотя миссис Белчер наверняка с радостью выпроводит ее отсюда. Глубоко вздохнув и набравшись решимости, она повернулась к выходу… но, сделав шаг, внезапно остановилась.

Он стоял у стены, увитой плющом, частично скрытый сенью елки. Однако освещения было вполне достаточно, чтобы Сейдж хорошенько его рассмотрела. Даже очень хорошо.

Он был высок и строен — куда стройнее, чем ее братец Лаки. Несмотря на то что на лоб он надвинул черную ковбойскую шляпу, Сейдж сумела разглядеть его светлую шевелюру. От длительного пребывания на открытом воздухе лицо его сильно загорело, и на этом фоне ярким пятном выделялись пронзительно-голубые глаза, смотревшие на девушку с нескрываемым любопытством.

Твердая квадратная челюсть говорила сама за себя — ясное дело, с таким лишний раз лучше не связываться, — а хорошо развитая мускулатура оправдывала вызывающую позу и независимый вид.

На нем была синяя ковбойка с круглыми перламутровыми кнопками и джинсы, потрепанные донельзя. Бросались в глаза мокрые и заляпанные грязью сапоги с бахромой и черный жилет — единственная теплая вещь на нем в этот промозглый вечер. Впрочем, жилет вряд ли согревал его, поскольку был распахнут, ибо мужчина держал руки в задних карманах джинсов.

Ростом он был около шести футов и четырех дюймов, широк в плечах, длинноног, узок в бедрах — словом, типичный техасец. Этакий «нехороший мальчик»! Сейдж запрезирала его с первого взгляда, в основном из-за того, что он, казалось, вот-вот зайдется от хохота. Мужчина не засмеялся, но, судя по его словам, Сейдж не зря его подозревала.

— Хо-хо-хо, веселого Рождества!

Пытаясь скрыть свое подавленное состояние, Сейдж гневно воскликнула:

— Кто вы такой, черт побери?

— Санта Клаус. А свой красный тулуп я отнес в химчистку.

Сейдж не нашла в этом ответе ничего смешного.

— И давно вы здесь стоите?

— Достаточно. — Он улыбнулся, как чеширский кот.

— Вы подслушивали!

— Не нарочно. Но с моей стороны было бы невежливо вмешиваться в такую нежную сцену.

Девушка вся напряглась и окинула его надменным взглядом.

— Вы гость?

Наконец-то незнакомец рассмеялся.

— Вы что, серьезно?

— Тогда почему вы здесь? — Сейдж указала на ряд машин. — У вас машина сломалась или что?

Качая головой, он придирчивым взглядом окинул девушку с ног до головы.

— Этот парень случайно не голубой?

Сейдж и не подумала ответить.

Незнакомец причмокнул губами и с видимым сожалением заметил:

— Жаль, если вы перестанете носить эти кожаные штанишки. Вам очень идет, и вообще…

— Как вы смеете!