Анастасия Эльберг - Правда или долг

Гилад, мелко писавший что-то на одном из листов, остановился, но глаз не поднял.

— Так вот зачем ты пришел. Боаз не хотел самостоятельно выяснять, в чем дело, и решил попросить тебя. Ведь тебе я вряд ли смогу сказать «нет», ты заставишь заговорить даже мертвого. Он, наверное, уверен, что я до сих пор тебя боюсь?

— Значит, ты не рассказываешь мне о том, что происходит, не потому, что боишься, а по другой причине?

— По причине того, что у каждого должно быть личное пространство. И я — не исключение. И люди делают или не делают что-то не только потому, что они боятся или не боятся.

— Назовите мне другую причину действий людей, капитан. Я буду внимательно слушать.

Гилад посмотрел на него.

— Я уже сказал, что хочу, чтобы у меня было личное пространство.

— Тогда скажи прямо: катись отсюда ко всем чертям, мне нужно работать.

— Катись отсюда ко всем чертям, мне нужно работать. — Гилад взял сигареты и достал одну. — Надеюсь, в ресторане тебя обслужат на высшем уровне и положат вилку с ножом правильно. А также принесут попробовать вино в лучших традициях французских ресторанов. Ах, извини. Итальянских.

Константин отодвинул кресло и поднялся.

— Извините, что помешал вам, капитан. Хорошего дня.

Гилад щелкнул зажигалкой и поднес огонь к сигарете.

— На самом деле, все началось с тебя.

Константин остановился в дверях, но не повернулся.

— Это долгая история, — продолжил Гилад. — Но если ты так уверен, что хочешь послушать, я расскажу. — Он кивнул в сторону дивана и двух кресел. — Я подумал о том, что это хорошая идея. С «уголком отдыха» в кабинете. Хотя мне все равно кажется, что это как-то… по-западному.

— Думаю, диваны надо сменить на бархатные.

На лице Гилада промелькнуло недовольство. Тем не менее, он присел на диван, а Константин занял одно из кресел.

— Может, выпьем? Есть ты не хочешь, я это уже понял. А я бы выпил перед едой, потому что после нашего разговора собираюсь пообедать.

— Нет проблем, — кивнул Гилад. — Коньяк тебя устроит?

— Вполне. А пока ты можешь начинать рассказ. Если это долгая история, то нам следует поторопиться. Не хочу отрывать тебя от дел.

— Уже оторвал, но это не имеет значения. — Гилад достал бутылку коньяка и две рюмки и поставил их на стол. — Это началось с той истории с Лией. Точнее, с твоей реакции на эту историю.

Константин взял рюмку и испытующе посмотрел на собеседника.

— Я бы на твоем месте долго приходил в себя. А ты вел себя так, будто… не то чтобы тебе было все равно, но твое возвращение к Марике буквально через несколько дней после случившегося меня шокировало. У меня создалось такое впечатление, будто ты ожидал, что произойдет что-то подобное. Или же ты искал причину для того, чтобы избавиться от этих отношений и вернуться к своей бывшей жене. Надеюсь, тебя не обидит такая откровенность. Если уж говорить, то говорить прямо. — Гилад повертел в руках рюмку и сделал пару глотков. — Я не осуждаю тебя, я не имею права кого-то судить. Но если быть честным до конца, то этот поступок я расценил как предательство.

— Если бы я перерезал себе вены, поступок мой был бы более ожидаемым и логичным?

— Потом я подумал о том, что в такой ситуации не бывал. И нельзя просчитать, что люди будут делать в таких случаях. Я понимаю, как тебе было тяжело, и, в принципе, понимаю, почему ты поступил именно так, а не иначе. Меня, как я уже сказал, шокировал не твой поступок, а твоя реакция. Но она шокировала меня в другом плане. Я вспомнил одну операцию, которой ты руководил. Ты, наверное, помнишь — тогда, когда погибло трое оперативников. Когда нам об этом сообщили, даже Боаз не смог сдержать эмоций. А ты отнесся к этому совершенно спокойно. У тебя не дрогнул голос, ты не изменился в лице. Помню, я тогда подумал, что тебя не просто так называют железным человеком — если смерть трех человек тебя не трогает, то как тебя можно разжалобить?

— Не думаю, что правильно сравнивать работу и личную жизнь. На работе я должен руководить, эмоции должны оставаться в стороне. Там, где эмоции, там и ошибки. И, следовательно, необъективность.

Гилад покачал головой, допил коньяк и снова наполнил свою рюмку.

— То, как ты отнесся к смерти Лии, заставило меня задуматься о том, что эта работа рано или поздно приучает людей прятать эмоци, а потом люди перестают чувствовать вообще. Я несколько раз пересматривал свои взгляды на твою линию поведения и пришел к выводу, что тебя винить не в чем. И я рад за тебя и за Марику — я не смог попасть на свадьбу дочери Нурит, так что я вас вместе не видел и не успел с ней познакомиться, но я вижу, что ты счастлив, и это главное. Как я уже сказал, мы не можем судить других людей только потому, что считаем их поступки неправильными. А потом я подумал… о себе. Когда мы работали вместе, я часто сравнивал себя с тобой и говорил себе, что мне многому нужно учиться. И что я многому могу научиться от тебя, ведь когда-нибудь я все равно сел бы в это кресло. И я учился, старался взять как можно больше, и хочу сказать тебе спасибо за то, что ты мне в этом помогал, как мог. Теперь я задумался о второй стороне. Для других ты всегда был сильным, уверенным в себе человеком, который преуспевает во всем. А я видел другую сторону. Я видел тебя в те моменты, когда тебе было плохо. Я видел тебя в те моменты, когда ты приходил на работу в таком состоянии, что едва стоял на ногах, но все равно делал то, что должен был делать. Я помню, как ты страдал от того, что не можешь найти такую женщину, которая была бы рядом всегда — не только потому, что у тебя много денег, не потому, что у тебя в голове три библиотеки, не потому, что ты вежливый, воспитанный и обходительный и не потому, что ты хороший любовник. А еще я помню, что ты жертвовал личной жизнью ради работы. Ты отпускал меня домой, делал работу за двоих и находился тут по семнадцать часов — только потому, что я, в отличие от тебя, был женат. И я подумал: готов ли я к этому? Мне не хотелось разочаровывать тебя, ты в меня верил, знаю, что веришь и сейчас, и знаю, что во многом я обязан тебе тем, что занял это место. Но… Все как-то не так. Понимаешь?

Константин поставил на стол пустую рюмку.

— Понимаю.

Гилад устало потер лицо ладонями.

— Лучше не молчи, — попросил он. — Мне не нравится, когда у тебя такое серьезное лицо. Ну вот, я сам виноват. У тебя и так стресс от первого дня на работе после трех месяцев отпуска, а я окончательно испортил тебе настроение!

— Нет. Это я виноват.

Гилад поднял бровь.

— Это я виноват, — повторил Константин. — Я подавал тебе плохой пример. Ты не должен был воспринимать меня как несчастного человека, у которого есть только его мозги и его работа.