Елена Гайворонская - Круговой перекресток

Прощаясь, визитеры энергично приглашали нас на лето в Иваново, Ригу, Тамбов, Волгоград, Ташкент, Урюпинск… На грибы, ягоды, овощи, фрукты, рыбалку и прочие прелести провинциальной жизни: «Девочка такая худая, аж светится! Ее надо поить молоком!» Я морщилась, потому что терпеть не могла молока, бабушка же искренне радовалась и обещала непременно приехать, потому что дачи у нас не было и каждое лето вставала проблема, куда девать ребенка, то бишь меня. Но всякий раз на подходе к июню приглашатели загадочным образом забывали свои обещания, заболевали, затевали ремонт, рожали новых детей, разводились, женились, отбывали в командировки и санатории… И оказывалось, что они очень рады нас видеть, но не у себя, а у нас дома, во время очередного набега на столицу.

Однажды после отъезда очередной гостевой партии я случайно услышала, как дед укоризненно говорил бабушке:

– Дуся, зачем ты дала им денег?

– Как я могла отказать? Людям надо купить еду в поезд…

– Вот и дала бы бутерброды! – возмутился дед. – Взрослые люди должны уметь рассчитывать свои траты.

– Они же вернут!

– Много тебе до сих пор возвращали?

– Я так не могу. Люди приехали с детьми…

– А на кой черт они тащили детей?! – неожиданно взорвался дед. – Дома вечно проходной двор! Ладно были бы родственники, а то вообще неизвестно кто!

– Вот помру, тогда всех выгоняйте! – запричитала бабушка. – Твои баре зато ото всех нос воротят! А сами-то чем лучше? Тьфу!

Хлопнула дверь. Я поняла, что разговор закончен явно не в пользу деда. А значит, набеги придется терпеть и дальше.

Дедова родня разительно отличалась от бабушкиной. Во-первых, она жила в Москве. Вероятно, потому виделись мы значительно реже. Во-вторых, она была немногочисленной. Впрочем, численность бабушкиной родне добавляли бесконечные «хорошие люди», живущие по соседству, которые также обожали столичные вояжи. Да и отношения были намного прохладнее, сводились в основном к поздравлениям с праздниками и застольям по случаю дней рождения. Если бабушкина родня казалась однообразной горластой массовкой, как в старых итальянских фильмах, где все бегают, машут руками и говорят одновременно, дедова легко делилась на вполне конкретные образы.

Клара. Собственно, для меня она была тетя Клара – мамина двоюродная сестра. Ее отец, Петр Иванович, доводился деду родным братом. Мама говорила, что когда-то дед очень помог брату и его семье: поручился за них, устроил на службу. После чего Петр Иваныч сделал хорошую карьеру по партийной линии. Выбился в большие начальники, получил новую квартиру и дачу в Салтыковке. Клара вышла замуж за молодого, подающего надежды старшего лейтенанта Володю, который вскоре отправился служить в Германию. Два раза в год Клара приезжала к родителям с большими чемоданами дефицита, который успешно сбывала в комиссионке. Благодаря Кларе квартира Петра Ивановича тоже напоминала комиссионный магазин. На каждой стене по ковру модной немецкой серии «Розы», на полах пестрые паласы, в сервантах перламутровые «мадонны», на потолках огромные хрустальные люстры, довольно нелепые при панельной высоте в два шестьдесят. У Клары был сын, мой ровесник, Глеб, толстый чванливый мальчишка. У себя он демонстрировал разные диковинные по тем временам игрушки, повторял через слово: «А вот в Германии…» Когда же приезжали к нам, взирал на нашу простенькую обстановку с видом скучающего миллионера. Хотя он доводился мне троюродным братом, а я ему, соответственно, сестрой, никаких теплых чувств мы друг к другу не питали. Клара напоминала мне немецкую фрау из антивоенной комедии: дородная, манерная, жеманная. Короткие волосы вытравлены неестественно белым. Внушительных размеров попа затянута в джинсы – не в низкопробный индийский «Авис», а в родной «Ливайс». Мама просила Клару добыть мне такой же. Клара привезла, но заломила такую цену, что от «Ливайса» пришлось отказаться. Клара оправдалась тем, что ее здорово потрясли на таможне, потому она не может сделать мне дорогой подарок. Обиду мама проглотила, а через неделю мы отстояли в ГУМе за «Ависом». Давали по одному в руки. Какой-то парень стал предлагать деньги за то, чтобы мы купили джинсы на его долю, но мама возмущенно отказалась. Мы даже поссорились. Я сказала, что глупо отказываться от денег, если они сами плывут в руки. Мама гордо заявила, что в нашем роду нет и не будет спекулянтов. Я ответила: «А как же Клара?» Обратную дорогу мы не разговаривали.

Другой родственницей была дедова сестра Мария Ивановна, супруга высокопоставленного чиновника Федора Балашова и мать двух великовозрастных раздолбаев Виталика и Федечки. Виталик был старше брата на десять лет, но смотрелись они одинаково, как школьники-переростки. Виталик – рослый красавец с томным взглядом бархатно-карих с поволокой глаз, обрамленных пушистыми черными ресницами, по замечанию деда, копия Марии Ивановны в молодости. Носил остромодные импортные туфли с узкими мысками, дорогие пиджаки, которые сидели на нем как влитые. Федечка, напротив, пошел в отца – невысокого роста, полноватый, с детскими пухлыми щечками и светлыми локонами, спадавшими до плеч. Одевался нарочито небрежно: в затертые джинсы, безразмерные свитера и яркие кеды, а на торжества к тем же джинсам добавлял бархатный жакет и повязывал крикливой расцветки шарф. Виталик был стилягой и щеголем, Федечка тусовался со столичной богемой и считал себя поэтом. Виталик трудился в каком-то КБ, Федечка был «вечным студентом» института, название которого припоминал с трудом. Виталик обладал легким характером и добродушным нравом. Федечка был обидчив и вспыльчив. Нередко подшофе ввязывался в конфликты, переходящие в драки. Не раз сановный папа вытаскивал младшенького из кутузки, бранил, Мария Ивановна увещевала, Федечка клялся начать с понедельника новую жизнь, но, как настоящий хозяин своего слова, легко давал его и так же легко брал обратно. Любящий отец ни в чем не отказывал избалованным отпрыскам. Они разъезжали на новеньких «жигулях» – невиданная роскошь по тем временам, правда, «жигули» были одни на двоих.

Обзаводиться семьями братья не торопились. С моими мамой и папой дружили, Клару недолюбливали за жадность и заносчивость, ее мужа Вову слегка презирали за безропотность, с которой тот сносил Кларины капризы, и утверждали, что кузина частенько наставляет мужу рога. Братья часто заезжали к нам, иногда вместе, иногда порознь. С Виталиком часто являлись красивые загорелые девушки, будто сошедшие с обложек модных журналов, в очень коротких юбочках, туфельках на высоченных тонких каблучках. Они благоухали волнующими ароматами, от которых приятно щекотало внутри. Однажды я не утерпела и спросила одну, пахшую как майский жасминовый куст, что у нее за духи. Девушка рассмеялась, потрепала меня по голове, вытащила из яркой сумочки флакончик и протянула мне: