Я - осень, а ты май (СИ) - Бельская Анастасия

И что я не изранил своими словами ее тлеющую наивность и готовность принимать меня рядом со всеми косяками.

Максим: Привет.

Я снова пишу ей, спустя почти неделю после последней переписки. Если подняться по тексту выше, можно увидеть, как я заверяю, что стал относиться ко всем женщинам проще. И не навязывать себя там, где вроде как этого совсем не просят.

Тогда что же это за хрень, если я не могу прожить долго, не узнав, как у одной ванильной женщины дела? Ведь она ни разу не написала сама мне! И, можно подумать, вообще о нас забыла… Хотя, может, все дело в том, что я без слов чувствую ее молчаливую просьбу написать что-то, не пропадать окончательно, поддерживать тлеющий уголь на нашем горевшем пожаре…

Или я все это выдумываю, и ей уже давно плевать?

Настя: Привет

Она всегда отвечает почти сразу. И вообще, как я успел заметить, редко выпускает из рук телефон. Мне самому это нравится, потому что никогда не понимал людей, которые отвечают по половине дня на смску.

Максим: Как твои дела?

Настя: Все хорошо, без проблем. А твои?

Я со вздохом отвечаю свое стандартное «Нормально», и откидываюсь на спинку стула, закрывая глаза. На этом — все, и ближайшее время мы снова в тишине, в странном молчании друг пере другом, где оба не решаемся ковырять лишнего. И хотя мне несвойственны все эти сентиментальные штуки, одно я могу признать точно — я не могу не писать ей.

И, кажется, эта единственная такая «багнутая» женщина в моей жизни.

Телефон неожиданно вибрирует снова, что заставляет меня нахмуриться. Я не ожидаю больше ничего от Насти. Вот уже два месяца между нами — только так. Что же там тогда…

Настя: Зачем?

Я сглатываю, видя это сообщение, и хмуро тру бровь. Мне не надо уточнять и задавать глупые вопросы — мне прекрасно известно, о чем она. Но, кажется, Настя решила все же дополнить.

Настя: Зачем ты это делаешь?

Да. Кажется, сегодня «тот самый день», когда все это больше не может продолжаться. Я беру телефон, старательно набирая ответ, и тут же стираю. Что мне сказать ей?

Правду?

Зачем ты это делаешь?

Я и сам не знал. Просто хотел писать ей и знать, что все хорошо. Что она по-прежнему живёт в своём маленьком городке с дочкой, и они вместе собирают камни, чтобы потом вымыть их дома. Как она работает по утрам с кружкой кофе рядом, и сосредоточенно чешет нос, если плохо идёт текст. Мне, как больному, необходимо вдруг стало понимать, что в её мире ничего не рухнуло, когда там громоздко протоптался я своим сорок пятым.

Она ведь такая маленькая, хрупкая… Совсем не боец, к сожалению. Такую не захочется обижать, проверять, терзать… А просто быть рядом. Понимать её бесконечную ванильность и давать обнимать себя даже когда хочется крушить и ломать все вокруг…

Именно поэтому я и оставил её в покое. Я слишком хорошо знал, насколько тяжелый и злобный бываю в жизни, а потому пусть лучше так. Пусть по живому и резко, но зато честно, быстро, без привязанности.

Хотя и вот это наше «общение» совершенно не походит на исцеление и прощание обоих.

Наверно, нужно было написать ей все это, как правду, которую она заслужила. Но вместо всего я просто стираю свое признание, и задаю встречный вопрос:

Максим: Тебе не нравится?

Настя: Мне не очень понятно такое общение. Для чего оно?

Кажется, сегодня девочка настроена серьезно. Что ж, мое уважение за способность рубить ненужные, сухие ветки. А потому я решаю помочь ей, и самостоятельно подкидываю повод:

Максим: Я просто хотел быть вежливым, и знать, как у тебя дела. Но если это проблема…

На этот раз ответа нет непривычно долго, так, что я уже с беспокойством кручу в руках мобильный. Почему она замолчала? Разве не этого ответа ждала, чтоб наконец послать меня к черту?

Когда телефон, наконец, вибрирует, я даже роняю его на столешницу, а затем спешно открываю чат. И вижу всего пару фраз, почему-то отдающие острой болью где-то глубоко в груди.

Настя: Не проблема. Но все-таки, больше не надо.

Ей. Больше. Не надо.

И я на сто процентов понимаю, как же она сейчас права.

Но почему же, блять, эта правота заставляет дышать отрывисто, и искать, где бы вечером напиться?!

Максим

В обычные дни мне легко и просто переключиться на работу, чтобы выкинуть из головы все лишнее. Даже когда мы с Настей еще были «на лайте» — до встречи и любых недопониманий, и ее фото буквально заставляли кипеть кровь — я все равно легко отодвигал мысли о ней в сторону, и делал то, чем горел всегда.

Но не сегодня.

Я снова перечитываю ее последнее сообщение, и убираю телефон. В почте уже парочка входящих мейлов, и надо открыть, прочесть, обработать… Начать подготавливать все к утренней летучке, и включаться в рабочий процесс…

Я устало откидываю голову, и не понимаю, что не так. Мозг отказывается подчиняться — и упорно подсовывает мне воспоминание, где Настино лицо в профиль в машине, губы сжаты, а скулы заострены настолько, что о них можно порезаться.

Как будто за полчаса она выросла и повзрослела на пару лет. Или это злость вперемешку с грустью убрало всю детскость из ее милого личика?

Я глубоко дышу, и все же открываю сообщения в почте, вникая и стараясь сосредоточиться. Бесполезно. Почти целый день я вот так — работаю, с кем-то переписываюсь, решаю вопросы сотрудников, и сам пролистываю события в мире научных новостей.

А на заднем плане вибрируют и мешают мысли о маленькой женщине, что этим утром решила полностью оборвать нашу и без того тонкую связь.

Почему?

Я знал и понимал каждую причину такого поступка.

Но почему именно сейчас?

Я раздраженно гоню от себя мысли о другом мужчине в ее жизни, а попутно убеждаю себя в том, что это было бы наилучшим решением. Если она встретила того, кто сможет принять ее мягкость и обеспечить защиту выдуманного мира — замечательно. Она заслуживает побыть нежной и слабой в чьих-то сильных руках, которые не обидят, а просто укроют от всего, что бы ее расстроило.

Я бы и сам хотел… Если бы мои руки не сжимались так крепко, что ломали некоторые кости.

К концу дня я вызываю к себе Анжелу, и девушка послушно входит в кабинет, заодно неся какие-то листы на подпись.

— Слушай, а у нас там дальше никаких важных встреч нету? Хочется в пятницу слинять домой пораньше… — вырисовывая свою подпись, и пробегая глазами документы, интересуюсь я у помощницы.

— Максим Тимофеевич, так ведь сегодня пятница, — раздается слегка испуганное, и я в недоумении поднимаю взгляд.

— Логично, Анжел. Я ведь с того и начал — получится ли под конец недели уехать домой пораньше?

Девушка хлопает глазами, явно что-то зная, но опасаясь моей реакции. Я снова вздыхаю — и произношу почти по слогам замершей девице:

— Анжел, солнце мое. Если хочешь что-то сказать — давай прямо, а? Не тяни кота за яйца, знаешь ведь, как я это не люблю.

Помощница чуть-чуть улыбается, и виноватым голосом начинает выдавать информацию:

— Максим Тимофеевич, вы наверно забыли… Но у нас же сегодня корпоратив вечером. Соберутся все — и начальство, и наш штат, и новые сотрудники, которые выйдут только в понедельник… В общем, первое знакомство всей редакции. Я же выделила это в вашем расписании еще в понедельник…

— Ты бы еще в прошлом месяце мне его выделила, — буркаю, понимая, что совсем нахрен потерялся в числах, и потираю лицо. Свалить не получится точно, главный редактор не позволит, да и надо, наконец, познакомиться с коллективом в неформальной обстановке.