Скандинавский король (ЛП) - Халле Карина

— Хули ты с ней так разговариваешь! — кричит Никлас, ударяя меня по руке, пытаясь попасть в лицо. Теперь я точно знаю, что попал в точку. Невозможно скрыть любовь, когда её оскорбляют, когда ей угрожают. Он думает, что то, что у них есть, искренне и по-настоящему. И кто теперь этот гребаный дурак?

— Никлас! — кричит Хелена, отстёгивая ремень безопасности и подаваясь вперёд между сиденьями, пытаясь разнять нас. — Прекрати!

— О, он знает, Хелена! — говорит Никлас, голос в муках. — Он знает, все знают. Это всё для нас. Это конец.

— Это не конец, — огрызается она, и я слышу панику в её голосе, когда её руки шлёпаются о мою руку. — О, блять, о, блять.

— Блять — это точно, — кричу я. — Как долго это продолжалось? Как долго ты предаёшь меня? Предаёшь семью?

— Ты полон дерьма, — шипит она. — Я не предавала тебя. Мы оба знаем, что ты никогда не любил меня. Ты женился на мне только потому, что должен был.

— Я любил тебя! — реву я. Я сжимаю руль так сильно, что, клянусь, могу сломать его пополам. — Я любил тебя так сильно, что думал, что мой мир рухнет, если наша любовь закончится. И наша любовь закончилась, а всё остальное продолжалось. Я понял, что всё это было ложью.

— Пошёл ты, — говорит она, откидываясь на спинку кресла. — Как будто я не дала тебе то, чего ты хотел, дети, как будто я не была идеальной будущей королевой. Я дала тебе всё, чего ты желал.

— Ты тоже этого хотела! Этот трон, эта корона, это единственное, что имело для тебя значение с самого начала. И теперь она у тебя. Теперь ты королева, а я отброшен в сторону ради какого-то гребаного дворецкого. Человека, который должен чистить твою обувь, а не трахать тебя в ней. Но мы оба знаем, что твои стандарты чертовски низки.

— Ты, блять! — говорит Никлас, делает выпад, пытаясь ударить меня снова.

Он бьёт меня, я уклоняюсь, дорога поворачивает влево на крутом повороте, и я бью по тормозам, крутя руль, как профессионал, которым я был раньше. Но хотя такие повороты меня не волнуют, влажность дороги, особенно после нескольких недель засухи, означает, что дождь не впитался в асфальт.

Он скользкий, и машину начинает заносить.

Через мгновение я забываю, почему мы вообще боремся.

Я забываю о предательстве.

Я забываю, что никогда в жизни так сильно ненавидел двух людей.

Всё, что я знаю, это то, что мы скользим.

Я знаю только, что, если я не смогу выровнять машину, мы все вылетим за край дороги и упадём в долину внизу.

Поэтому я нажимаю на тормоза, выравниваю машину, делаю всё, чему меня научили гонки, и держу голову ровно, как будто это просто ещё один поворот на трассе.

Но внедорожник ведёт себя не как раллийный автомобиль.

И дорога не ведёт себя как раллийная трасса.

И мои пассажиры — не штурманы.

Все кричат, когда внедорожник набирает скорость, выходит из-под контроля, вылетая на обочину дороги, на которой почти не было обочины.

На мгновение мы оказываемся в воздухе.

Затем мы разбиваемся.

Мы разваливаемся. Такое ощущение, что тысячи фунтов стали деформируются вокруг меня.

Затем мы переворачиваемся.

Снова и снова.

Снова.

Бам.

И снова.

Бам.

И снова.

Я не знаю, где верх, а где низ.

Ремень безопасности впивается в моё дыхательное горло, впивается в мою талию, как раз, когда фигура Хелены проносится мимо меня.

Я тянусь к ней, чтобы схватить её, и касаюсь её ноги, мои пальцы тщетно пытаются схватить её.

Но уже слишком поздно.

Она пролетает сквозь лобовое стекло.

Стекло разбивается, как дождь, а затем всё становится черным.

Это чернота, в которую я могу погрузиться. Пустота. Место, где живут мои грехи, ожидая меня в своих глубинах.

Затем, спустя эоны, века, годы, минуты…

На моё лицо падает дождь.

Моя голова хочет взорваться.

Всё возвращается ко мне.

Я задыхаюсь, чувствуя себя в ловушке, как дикий зверь.

Я нащупываю ремень безопасности и расстёгиваю его. Моё тело падает, свободно падает, ударяется о потолок автомобиля, который теперь стал полом, и почти снова выбивает меня из колеи.

Внедорожник приземлился вверх ногами.

Хелена.

Тот образ её движения мимо меня, как тёмный призрак в ночи, дух, пытающийся убежать из мира, в котором я живу, в другой. Это был не сон. Это не кошмар.

Я поднимаю голову и смотрю вверх, чтобы увидеть Никласа без сознания и вверх ногами.

Я должен проверить его. Я проверю его, хотя мне хочется сделать всё, что угодно, только не это.

Но сначала я должен найти Хелену.

Хелена.

Я выползаю из внедорожника, разбитые стекла режут мне руки и ноги.

Мы приземлились на склоне, далеко под дорогой. Мой фонарик поглощён дубами, которые окружают нас с обеих сторон, а машина приютилась среди низкой листвы и камней.

— Хелена? — кричу я, спотыкаясь о камни и стараясь не упасть. Кажется, что мои колени могут подкоситься в любую секунду. — Хелена!

Ничего нет. Здесь нет ничего, кроме дождя и мягкого тепла, стекающего по моим рукам, ногам и голове. Возможно, кровь.

Я слышу стон и пытаюсь бежать, несколько раз чуть не падая. Я вижу её в двадцати футах от внедорожника. Она лежит на животе, прижавшись к камню. Её лицо покрыто кровью, она носит её как вуаль.

— Хелена, — кричу я, падая на колени, не обращая внимания на боль, пронизывающую меня насквозь. — Я здесь.

— Никлас, — умудряется сказать она, её взгляд устремлён на меня с такой силой, что я знаю, что не стоит сомневаться в её словах. — Где Никлас?

Я сглатываю, но это невозможно. У меня в горле камни. — Я здесь, — говорю я снова. — Аксель. Я здесь.

Но это не утешает её взгляд. Если уж на то пошло, она сжимается от страха.

А потом и от жизни.

Я стою на коленях рядом с женой, истекаю кровью, возможно, умираю, и в конце концов просто прошу её увидеть меня таким, какой я есть, увидеть меня.

Но она видит только его.

Она хочет только его.

И я даже не могу больше винить её за это. Потому что она должна получить всё, что заслуживает.

Потому что ты не понимаешь, насколько драгоценна и непостоянна жизнь, пока не увидишь, как она утекает прямо на твоих глазах. Ты не знаешь, насколько мелочны и банальны твои глупые чувства, пока кто-то не уйдёт.

За мгновения до этого я не хотел ничего, кроме мести, любви и миллиона вещей, которые Хелена никогда не могла мне дать.

Сейчас, когда она умирает у меня на глазах, я хочу только одного — чтобы она была счастлива.

Я не хочу ничего, кроме того, чтобы она жила.

— Мне жаль, — шепчу я ей, крепко держа её за руку, так крепко, что слезы начинают катиться по моему лицу.

Они смешиваются с дождём.

Пропитывая моё сердце.

Она умирает.

Я умираю.

Я живу и всё же умираю с последним её вздохом.

Когда-то моя возлюбленная. Когда-то моя жена.

Мой мир изменился навсегда.

А В Р О Р А

НАСТОЯЩЕЕ — СЕНТЯБРЬ

Когда я впервые подала заявление о приёме на работу, я не думала об этом. Я вообще сомневалась, стоит ли заполнять заявление. Я только что закончила работать няней у Этьена Борегара в течение двух лет, и после того, как этот маленький французский тиран сделал всё возможное, чтобы победить меня, я начала думать, что, возможно, мне стоит отдохнуть от работы няней. Последние семь лет я была помощницей по хозяйству, а затем няней в разных семьях по всей Европе. Даже такой оптимистичный и жизнестойкий человек, как я, может немного перегореть, и именно жажда чего-то нового привела меня за границу.

Но даже несмотря на то, что я дала себе разрешение посмотреть на другие варианты, которыми я могла бы заняться вместо этого (Преподавание английского языка? Частный репетитор? Работа на улице в костюме Марии Антуанетты?), как только я пришла в кадровое агентство, чтобы сказать, что мне нужно сменить обстановку, мой консультант, Амели, быстро рассказала мне о вакансии.