Возьми меня в долг - Виктория Вишневская

Но вместо удара…

Слышу трель телефона.

Рихтер внезапно выходит из меня, и я облегчённо выдыхаю.

— Что ты сказал? — разъярённый голос немца заставляет тело покрыться испариной.

Слышу звук ширинки. Опять. Но на этот раз… Он её застегнул.

И я выдыхаю. Впервые в жизни так счастливо выдыхаю. Но не расслабляюсь. Рву чулки, и обещаю себе их больше никогда не надевать. Чтобы не было ещё одного такого случая.

Выбрасываю ошмётки, встаю с места.

Но не успеваю. Грубой хваткой Рихтер переворачивает меня на спину. Ударяет головой о шар и копчиком о выпирающую часть стола.

Морщусь, слегка вскрикиваю, и не понимаю, что на него нашло.

А он нависает, как огромная тень. Не даёт двинуться, хватает за бедро ладонью. Вторую опускает на мои щёки. С силой их сдавливает, вырывая изо рта болезненный стон.

— Больно! — выкрикиваю, но ему плевать.

Наклоняется ближе. Шипит мне прямо в лицо:

— Ты хоть понимаешь, девчонка, что только что наделала?»

Я не смогла.

Он разгневался, прогнал меня. Сказал, что ещё отплачу ему за это.

Я терпела эти унижения.

А потом… Пришёл тот, кто меня нанял.

И сказал… Что я отвлекла не того человека.

Изначально их было шестеро, но пятеро ушли в начале, оставляя нас одних. И я была уверена, что подошла к тому! Потому что тот мудак показал мне на Рихтера!

И вот теперь я здесь. Стою и умоляющим взглядом смотрю на того, кто может уберечь от позора. Или сделать ещё хуже.

— Ты ведь… — шепчу, хватаясь за последнюю ниточку надежды. — Пожалуйста, спаси меня! Я ведь должна тебе денег! Я отработаю, только забери меня отсюда!

Горло раздирает от крика. Сама едва не глохну от собственного голоса.

Я хочу выйти отсюда живой и невредимой. С девственностью и устойчивой психикой.

Поэтому лучше он, кто хочет превратить меня в пепел, чем сниматься в порно-видео.

Рихтер делает шаг вперёд. Приближается ко мне, как шторм.

От него веет холодом, которым пропитано всё его тело.

Присаживается на корточки. Медленно, словно хищник, убирает с лица тёмные волосы и заглядывает своими серыми довольными глазами в мои карие, искрящиеся надеждой.

И лучше бы он этого не делал. Потому что вместо благих намерений я вижу там совершенно другое.

— У тебя нет денег, — не бьёт, а убивает.

— Найду, — отвечаю отчаянно. — Выкупи меня! Я всё верну!

Он касается пальцем запыленной щеки.

— Маленькая отчаянная кошечка, — изрекает. — Совсем в безысходности, раз просишь меня — твоего нового врага, выкупить тебя.

— Пфф, кошечка? — слышится за спиной мужчины. — Мегера она. Расцарапала мне двух бойцов.

Рихтер усмехается. И эта усмешка ужасает. Как и его взгляд — бездушный.

— Сколько она стоит? — спрашивает внезапно, а в груди разрастается огонь радости от этого вопроса, который спалит меня, когда мужчина услышит цену и даже не подумает покупать.

— Пятьдесят кусков. Сделаю скидку в пятьдесят процентов как для друга босса…

— Что? — вскликиваю, возмущаясь. — Я должна всего тридцать!

И то! Я ничего ему не должна!

Но, кажется, немца, сидячего передо мной на корточках, совсем не волнует то, что я говорю.

— Ты в курсе, что я потерял из-за тебя сто тысяч евро? И к этим пятидесяти… Ты должна будешь мне сто пятьдесят. Они у тебя есть?

Когда он озвучивает эту цифру, надеюсь, что он шутит.

Потому что он озвучивает… Безумные деньги. Даже у тёти с её клиникой не будет их.

Я могу занять у своей подруги, но… Не столько же!

Ладно, я что-нибудь придумаю.

Главное — выбраться из этого притона.

— Я всё отработаю, — выдыхаю вымученно. — Верну.

Сказываются последние три дня, которые я металась в крохотной комнатке из стороны в сторону.

— Часть заплачу в начале. Только, пожалуйста, забери меня отсюда. Мы всё обсудим, и я заплачу…

— А я вот не уверен, — резко отрезает грубым басом и встаёт, выпрямляясь. — Поэтому… Это место не такое уж и плохое для выплаты долга.

— Она что, ещё в долги влезла?

Рихтер хмыкает.

— Значит, я — твоя не первая жертва…

Нет-нет! Всё не так! В прошлый раз… Мужчина посчитал меня охотницей за деньгами. Но всё ведь было не так!

— Будешь работать здесь, — он как судья выносит свой приговор. Точно… Он и есть судья. Тот самый, который сейчас низвергает меня в ад. Хотя… Он начался уже давно. Несколько дней назад. — Как только отработаешь чужой долг, возьмёшься за мой. На этом и закончим, больше не буду задерживать вас.

__________

Рихтер (на нем.) — судья.

Он отстраняется и тут же разворачивается, уходя. И пока я в шоке смотрю ему вслед, слышу отдалённо ужасающие слова то ли директора, то ли режиссера этого дурдома:

— Я передумал, тащи её к станку. Привяжи и кляп в рот засунь. А то кричать начнёт, весь ролик испоганит.

И эти слова должны пугать до дрожи.

Но почему я сейчас не брыкаюсь и смотрю в широкую спину, которая отдаляется от меня ещё дальше и дальше?

Он — бесчувственное чудовище, которое бросает меня на верную смерть.

А ведь он может спасти меня.

Я же ему понравилась, нет? В прошлый раз. Когда он трогал меня своими пальцами, шептал на ухо слова, которыми пытался меня проучить.

— Пожалуйста, — выдыхаю в последний раз.

Для меня сейчас Рихтер — как якорь. Но он не опускается в нужный момент и меня уносит штормом куда угодно, но только не в то направление.

И я понимаю — это мой конец.

Почему мне не сиделось в России? Я бы и дальше работала в регистратуре. В спокойствии.

И была бы не здесь, когда меня хватают под руки, тащат на площадку.

А я не могу двинуться. Смотрю опустошённо в пол.

И только когда дотрагиваюсь голым животом до леденящего станка, меня как будто прошибает холодным пОтом.

Последнее, что я вижу, перед тем как меня поворачивают задницей к съёмочной группе и Рихтеру — бездушные серые глаза, прожигающие во мне не одну дыру.

Наказывающие за мою оплошность.

И когда я вижу их… Отчаяние захлёстывает с головой.

Он остался стоять там!

Чтобы посмотреть, как меня трахнут!

И от этого паникую сильнее.

Но не могу и пошевелиться. Ноги цепляют к строению, обматывая их наручниками. Как и руки, одной из которых ударяю мужика по ладони.

Пытаюсь вырваться, а ничего не получается.

Всхлипываю в очередной раз.

Твёрдый шарик погружается в рот, а ремешки громко защелкиваются на затылке. Не могу сказать и слова, только мычу, давясь слюнями.