Только (не) трогать - Лана Вейден

Я никогда не езжу на общественном транспорте: до офиса добираюсь на такси, а обратно иду пешком. Шесть километров, около часа ходьбы. Пешая прогулка — один из способов отвлечься, главное — как можно быстрее пройти несколько шумных проспектов.

Магазин одежды, ликвидация коллекции. Мини-маркет. Здание университета, белая лепнина уродливо выпирает на розовом фасаде. Светофор. Железная урна, из которой торчит букет засохших хризантем. Черно-белый бордюр (на черное не наступать). Три кофейни подряд и ресторан быстрого питания. Запах картошки-фри смешивается с чем-то кислым, хочется зажать нос.

Толпы-толпы-толпы людей. Хмурые и усталые, с сумками, пакетами и рюкзаками.

Рычание машин и натужный автобусов. Громкие звуки, отражаясь в зеркальных фасадах зданий, наполняют тело неприятной вибрацией, и я ускоряю шаг. Полчаса пытки и, наконец, передышка: городской парк. Здесь воздух наполнен запахами травы и цветов. Чудесный воздух, живой.

Начало осени — самая любимая пора. Пестрые листья еще не потеряли яркости, небо такое чистое, глубокое.

Я нахожу уединенную скамейку, застилаю ее рекламной газетой, прихваченной по дороге, и присаживаюсь. Солнце медовыми потоками липнет к лицу и жарко растекается по телу, но внутри всё равно холодно и пусто. Хочется завернуться в шорох хрустящей листвы и заснуть до утра. А потом проснуться и понять: то, что случилось сегодня, было лишь страшным сном.

Зажмуриваюсь и думаю о Богдане. Когда мне плохо, я всё время о нём думаю. Вспоминаю день нашего знакомства.

Наверное, у каждого человека есть день, который делит жизнь на до и после.

А у меня это был вечер, душный августовский вечер.

Бабушка тогда захотела фисташкового мороженого, и мне пришлось идти за ним две остановки от дома.

Двери торгового центра открывались и закрывались хрипло и натужно, словно пасть гигантского больного чудовища. Хоть я и была уже взрослой — перешла в десятый класс, — всё равно боялась этих дверей. Хотелось проскользнуть мимо как можно скорее, и в тот раз я так спешила, что споткнулась, и у босоножки лопнул ремешок.

Пришлось ковылять к зоне отдыха — превращать босоножки в шлепанцы. А потом, на одной из деревянных скамеек, я увидела этот роман. Сверху лежал листок: «буккроссинг». Это означало, что я могу взять книгу, а потом оставить взамен любую другую. Обложка — алое пламя на черном фоне — меня привлекла, поэтому я сунула томик в сумку.

Когда возвращалась назад, хлынул ливень. Забежав под козырек автобусной остановки, я уставилась на огни развлекательного центра. В верхней части фасада огромные буквы мигали разноцветными всполохами, словно внутри взрывались фейерверки. А в нижней алые узоры тонули в тяжелых сумерках. Почему-то я вспомнила: алое и черное. Достала книгу и прочла под тусклой подсветкой уличного фонаря:

«Временами кажется, что моя душа похожа на комнату, обитую пробковым деревом».

Прочла и тут же забыла и про ливень, и про тающее мороженое, и про последствия, если я задержусь, и бабушка рассердится. Я читала страницу за страницей и очнулась лишь тогда, когда звук тормозов какой-то машины прорезал воздух рядом с остановкой.

Тогда я закрыла роман, положила его в сумку и сделала то, чего не делала никогда, даже в детстве: сняла босоножки и пошла под дождём босиком, жадно глотая запах прибитой тяжелыми каплями пыли.

Я знала точно: с этой секунды мой мир не будет прежним.

Я больше не одинока. На свете есть еще один человек, который думает так же, как и я. Чувствует то же, что и я.

Я нашла родственную душу, свою «ракушку».

Мир полон лжи и фальшивых ценностей. Стирание чувств, утрата лиц. “Я” навсегда заточено в безликих гаджетах.

Люди врут друг другу и самим себе. Каждый хочет казаться лучше, не зря же придумали столько фильтров для фотосъемок. А еще раньше была ретушь. Думаю, при возможности люди ретушировали бы всё вокруг, в особенности — своё прошлое и настоящее.

Где-то прочла: настоящие мы никому не нужны. Но как знать, правда ли это, если постоянно бежишь от себя? Честно говоря, я не лучше других, такая же трусиха.

А Богдан честен всегда. Умеет чувствовать глубину в простых вещах. Видеть красоту даже в уродстве. Я бы никогда не смогла написать что-то стоящее, ведь всё, что я знаю о жизни, невозможно выразить словами.

Он — мог.

И при этом не был правильным или идеальным. Просто самым подходящим для меня. Каждая строчка находила отклик в душе, заставляла сердце биться быстрее, а землю вращаться медленнее.

Раньше я ходила в художественную школу и нам рассказывали о магическом измерении, которое обретают полотна экспрессионистов за счет искажения пространственной перспективы.

Для меня магическим измерением стали книги Богдана.

Я любила читать их по ночам, под одеялом, при свете фонарика. Тихий шелест страниц был похож на шепот — казалось, Богдан разговаривает со мной, поддерживает в трудные минуты. Порой он тоже страдал — от невозможности до конца познать, почувствовать, увидеть. Но всё помогал мне сохранить себя — ту часть, которую еще можно было сохранить. А я гладила станицы и разговаривала с ним, мечтая: когда вырасту, мы познакомимся по-настоящему. Иногда засыпала в обнимку с романами.

Временами мне снился кошмар: будто я упускаю что-то важное. Словно эти книги — фрагменты фильма, который я никогда не смогу посмотреть целиком. Становилось жутко, но потом наступало утро, и страх рассеивался.

Я делала всё, чтобы приблизить свою мечту, даже смогла устроиться в «Майер Паблишинг» — место, где мы могли бы встретиться. Кстати, на единственном видео в сети Богдан выходит из здания издательства. Тридцать восемь секунд, кто-то снял тайком. Одет он там по-простому: в джинсах и чудесной клетчатой рубашке. Волосы тоже светлые, слегка вьются, а глаза какого цвета, не разобрать. Я этот ролик сотни раз посмотрела.

Правда, работа далась мне нелегко, и дело вовсе не в тестах. Как сейчас помню первый день в «Майер Паблишинг»: в груди — мучительный жар, а руки и ноги — ледяные. Дышать тяжело, в глазах темнеет, в висках стучит, спина покрывается липким потом, — так всегда бывает, если вокруг много незнакомых людей. Целый месяц мучилась, затем немного привыкла. К тому же стала книгу писать — помогало.

Главное, что издательство находилось недалеко от дома, это определенно являлось счастливым знаком. Говорили, Богдан приезжает туда несколько раз в год.

Я чувствовала: стоит нам хоть раз поговорить, он меня обязательно полюбит.

Ведь любовь —