Если ты простишь (СИ) - Шнайдер Анна

С каждым словом Вадим будто бил меня молотком в грудь, попадая прямо по сердцу…

И сразу — о разводе…

Мне хотелось завопить: «Но я не хочу разводиться!» — но я, сжав зубы, сдержала свой отчаянный крик. Слишком хорошо понимала, что сделаю только хуже. Хотя куда уж хуже?..

— В кабинете? — прошептала только, опустив голову. В глазах помимо воли вскипали слёзы. — Но там такой короткий диван…

— Я заказал новый, пока тебя не было.

Господи… Что же это? Что мне делать?..

— Вадим… — Я всё-таки должна была попытаться. — Пожалуйста, прости…

— Лида, не стоит, — отрезал он решительно и равнодушно. — Я не хочу обсуждать случившееся. Это больно, знаешь ли. Я и так едва не сдох за эти две недели. Всё, хватит с меня. Единственное, что меня заботит — это благополучие и душевное спокойствие Аришки. Мы с тобой должны сделать всё максимально деликатно для неё. Поэтому план у меня такой — ты на время останешься здесь, мы её подготовим к разговору, а потом сообщим о разводе и спросим, с кем она хочет остаться жить. Пусть подумает и выберет. Я не стану препятствовать, если Аришка решит остаться с тобой, и алименты, естественно, буду платить приличные. По остальным вопросам договоримся позже, сейчас я слишком устал, а завтра на работу.

Слёзы всё-таки полились из глаз. И как-то сразу, сплошным потоком — будто где-то внутри меня был кран, который кто-то взял и повернул.

— Вадим… — Я всхлипнула, не поднимая головы: было стыдно смотреть мужу в лицо. — Пожалуйста, не надо…

— Я не понимаю, чего ты хочешь от меня, Лида, — ответил Вадим холодно и быстро вышел из кухни, оставив меня в одиночестве.

Оно тут же набросилось на меня, словно голодный волк, терзая душу и тело, истошно завыло, отдаваясь шумом в ушах и тошнотой в горле, — и если бы я не боялась разбудить Аришку, то, клянусь, закричала бы в тот миг от боли и отчаяния во весь голос.

4

Вадим

Лида совершила невозможное: впервые в жизни красота вызывала у меня приступы тошноты. Не то чтобы это было самым важным из всего происшедшего за последнее время, но в силу моей профессии подобная перемена впечатляла.

После разговора с Лидой я быстро принял душ, а затем ушёл в кабинет на своё новое спальное место. Лёг на холодный диван и, накрывшись с головой, почему-то вспомнил вопрос, впервые услышанный мною много лет назад на лекции по философии, когда я ещё был студентом на факультете архитектуры и дизайна. С тех пор я, бывало, вспоминал его и задавал себе или коллегам по работе.

Может ли красота быть безусловной? Или контекст, в котором она находится, тоже имеет значение?

Ранее, до сегодняшнего дня, я считал, что красота не зависит ни от чего. И великолепный интерьер останется таким же, даже если в нём живут отвратительные люди.

И дым из трубы мусоросжигательного завода в лучах закатного солнца красив сам по себе, несмотря на вред, который он несёт людям.

И ядерный взрыв...

А моя жена, изменившая мне после одиннадцати лет совместной жизни, остаётся красивой или нет?

Глядя на Лиду в этот вечер, когда я говорил, что нам нужно развестись, я не мог не признать, что по-прежнему считаю её красивой. И в то же время я поражался тому, какое отвращение теперь вызывала эта её почти ангельская красота.

Мне даже показалось, что я учуял гнилостный запах. Не зря сразу после этого разговора я отправился в душ, хотя уже принимал его час назад.

Помнится, в детстве один мальчишка предлагал мне на спор лизнуть мусорку рядом с домом. За деньги, которых в то время в моей семье вечно не хватало. Но я уже тогда был из тех, кто не то что лизать, а руками трогать помойку не будет ни при каких обстоятельствах. Даже за деньги.

С тех пор брезгливости во мне не убавилось. И я не только не хотел к Лиде прикасаться — мне даже смотреть на неё было тошно, особенно если я думал о том, чем она занималась последние две недели.

Удивительно, что такая реакция на Лиду стала возможной. Всё-таки моя жена очень привлекательная, причём объективно, а не зависимо от вкуса. Кому не нравятся стройные пышногрудые блондинки с яркими голубыми глазами и длинными ногами? Создатели образа Мэрилин Монро не зря ели свой хлеб — подобная ангельская сексуальность безотказно действует на мужчин. Только, в отличие от той же Мэрилин, Лида была натуральной блондинкой. В её внешности вообще не было ничего ненатурального — всё своё, никакой пластики и крашеных волос. Лида даже косметикой почти не пользовалась — так, совсем немного, — и из-за этого выглядела юной и свежей. Никто бы и не дал ей тридцати одного года, максимум — двадцать пять, а то и меньше. Сейчас у Лиды была короткая стрижка — волосы чуть ниже лопаток, — а когда мы познакомились, она щеголяла длинной толстой косой золотисто-пшеничного оттенка, как у царевен из сказок. Отрезала Лида её пару лет назад — сказала, что надоели длинные волосы, — и я немного расстроился. Мне нравилась её коса. Впрочем, короткая стрижка Лиде тоже шла. Но её красоту вообще мало что может испортить.

По крайней мере, так я думал раньше.

Я всегда гордился тем, что у меня красивая жена, ещё и намного моложе меня. Да, мужчины такими вещами козыряют при первой возможности. Впрочем, женщины тоже, порой даже ещё громче, просто такое встречается реже. Мне это всегда казалось глупостью, пока я сам не оказался в статусе человека, у которого жена моложе на «дцать» лет. Оказалось, что этим действительно сложно не гордиться, как ни старайся. Особенно с годами. Чем больше седых волос пробивается у меня на висках, тем крепче моя гордыня, когда я смотрю на свою жену…

Смотрел.

Разумеется, я всегда ценил в Лиде не только красоту. Она выделялась умом ещё будучи моей студенткой. У Лиды были большие перспективы в дизайне, она имела склонность к нестандартному мышлению, что важно в нашей профессии. Иначе я не позвал бы её в свою студию на практику много лет назад. По блату я никого не беру, даже самых близких мне людей.

Ну а то, что Лида всегда была немного ленива, рассеянна и инфантильна, несмотря на наличие раннего ребёнка, что обычно многих заставляет быстрее повзрослеть, даже вызывало у меня подобие очарования и умиления. Ведь у неё был я. Моей заботы должно было хватить обеим — и матери, и ребёнку. Так что никаких проблем в этом не было. Так я всегда думал.

В итоге Лида с годами почти перестала работать и развиваться в профессии. По сути, она выполняла черновую работу рядового фрилансера, но зато больше времени проводила с дочкой — по крайней мере, так мне казалось до недавних пор. Я часто мерю других людей по себе и, будучи очень занятым и организованным человеком, который успевает всё, везде и сразу, был уверен, что Лида направляет всю энергию, освободившуюся от работы, на воспитание и заботу об Арише. Ну не любила Лида никогда готовить — ничего страшного. Ну не фанат она уборки. Тоже не проблема. Мы давным-давно наняли домработницу, и она закрывала все основные бытовые вопросы, а завтраки обычно готовил я, потому что умею и люблю и потому что чужого человека не хотелось видеть у нас в доме с самого утра. Завтрак — слишком личное, семейное мероприятие.

Да, это всё не было для меня проблемой, потому что главным я считал то, что Лида была хорошей матерью. Что касается меня, то я полагал, что жена не проявляет даже элементарной заботы обо мне, потому что сфокусирована на дочке. Я никогда не контролировал Лиду, поэтому до недавних пор и не знал, что у неё действительно бесконечно большое сердце, только вот в нём почти всё место занимает она сама, ну и небольшой кусочек оставлен для дочки. Про своё место я даже говорить теперь не буду.

Я никогда не ждал от неё большой любви, учитывая, как именно начались наши отношения. Но уважение…

Я многое в жизни могу стерпеть, если нет других вариантов. Голод, холод, боль, длительный стресс, но, чёрт побери, если ко мне относятся без уважения, то пусть готовятся к санкциям — крепким словом, а то и кулаками, я поставлю человека на место. Так было всегда и так остаётся и по сей день. Правда, с годами я стал чуть менее вспыльчивым, но это, кстати, не спасло бы грёбаного саксофониста, если бы, не дай бог, он встретился со мной. Причём как тогда, одиннадцать лет назад, когда это ничтожество бросило беременную Лиду, так и сейчас.