Измена. Развод. Моя (не)случайная беременность (СИ) - Ланц Лика

Хорошо, что таксист не стал задавать лишние вопросы, только головой покачал, глядя на мои почти босые ноги.

– Что-то случилось? – у Машки внутри радар. Она чувствовала неприятности каким-то особым чутьём.

– Случилось. Я тебе при встрече расскажу, если можно.

– Нужно. Приезжай.

Она всегда такая. Немного резкая. Иногда – много. Но честная и порядочная, хоть и не каждому дано увидеть все прекрасные глубины её души.

Вадим Машку недолюбливал. Но наша дружба – не то, что я готова была бы променять на душевное спокойствие мужа.

Если бы я всегда и во всём его слушалась, то осталась бы мёртвой царевной в хрустальном гробу.

Вадиму всегда хотелось, чтобы я всецело и полностью принадлежала ему. Но я, при всей покладистости и бессловесности характера, всё же отстояла важные и очень нужные для меня вещи. Обучение и общение с лучшей подругой – из их числа.

– Нихрена себе! – присвистнула Машка, разглядывая моё лицо, а затем засмотрелась на мои ноги.

Я поджала пальцы: из дыры колготок сиротливо выглядывал большой, и я чувствовала себя нищенкой, которую обобрали.

– Твой? – коротко поинтересовалась Машка.

Я кивнула. Казалось: открою рот – и разрыдаюсь. Почему-то слёзы, которые никак не хотели литься дома, очень близко засели и попытались прорваться здесь, в очень скромной Машкиной «однушке».

– Ясно, – взяла она меня за руку. Я вздрогнула: её пальцы точно легли на то место, где со всей силой и яростью отметился Вадим.

У Машки – чутьё зверя. Она тут же отпустила мою руку, ещё раз внимательно посмотрела на меня и указала головой на ванную комнату.

– В душ. Всё остальное потом.

Позже, сидя на кухне в Машкином халате, сверкая синяками на руке, я пила чай и пустыми глазами смотрела не пойми куда.

– Я его с другой застала, – слова, оказалось, выталкивать из себя просто. – Домой не вовремя явилась.

– Ну, как раз вовремя, – возразила Машка, неопределённо поведя рукой. – Не удивительно. Он всегда был у тебя… скользкий.

Нелюбовь у Майского и моей подруги была общей. Это единственное, что их объединяло. Машке Вадим тоже никогда не нравился.

– Что делать будешь?

– Разводиться.

– Вот так сразу?

– Не умею я по-другому, ты же знаешь.

– Да, – вздохнула она. – Слишком чистая и правильная. Больше пяти лет на этого козла убила.

– Маш… – я никогда не разрешала ей говорить про Вадима гадости. Впрочем, как и ему о подруге.

Сейчас, наверное, я одёрнула её по привычке.

– Ладно-ладно, – подняла она руки вверх, словно сдаваясь, – кто бы возражал, я не стану. Что это я? Радоваться надо и пить шампанское до всыку. Лёд придерживай! – прикрикнула она на меня.

Как по мне, поздно, но Машка считала иначе.

– Потом мазью намажем.

– Мне завтра на работу, – беспомощно пробормотала я. – Как же я в таком виде?

– Замажем! – оптимистично заявила Машка. – Я спец. Никто ничего не поймёт. Хорошо хоть губу разбил слегка. Повезло.

Вот уж точно. Повезло так повезло.

– Я без вещей.

– Нарядим!

– Без туфель.

– Мои обуешь.

Я с сомнением посмотрела на Машкины изящные ступни.

Я в её туфли могла бы влезть, да, но ходить – вряд ли.

– Ну, сгоняем в магазин. Долго ли нам молодым да красивым? Время ещё детское. Деньги есть?

Я поморгала, соображая.

– Да, карточка со мной. Правда, я не знаю, сколько там.

Машка закатила глаза.

– Ну, думаю, на туфли хватит. И, наверное, надо наличку снять. Вадичка ведь твой драгоценный небось всё под контролем держит?

– Он уже не мой, – машинально покачала головой, отгоняя видение двух тел на моей кровати. Точнее, уже не моей. Надо привыкать. – И он не такой, Маш. Не станет… мелочиться.

– Знаем мы таких не таких. Просто перестрахуемся, хорошо?

Маша моя практичная очень. И циничная. Я же не верила, что Вадим способен на подобную подлость.

Он да. Прижимист временами. Умеет считать и планировать. Но для меня никогда не скупился и ни в чём не ограничивал. Я могла для себя позволить всё. Другое дело – для кого-то.

Вадим не понимал, когда деньги уходили просто так.

– Я не благотворительная организация, – заявлял он. – И если я начну швыряться деньгами налево-направо, то пойду по миру. Я не для того создавал бизнес, пахал денно и нощно.

Подобные речи я слушала довольно часто.

– Ну, что сидим, кого ждём? – поднялась со стула Маша. – По коням!

Она никогда не колебалась. А если что решила – действовала. И если ей известны душевные муки и метания, то она их всегда тщательно скрывала.

Я знала: у неё доброе сердце и огромная душа. Но лучше никогда не говорить об этом вслух – ощетинится и попытается доказать обратное. Вопреки – девиз всей её жизни.

Я тогда ещё не понимала, что она не дала возможности мне раскиснуть. Погрязнуть в соплях и переживаниях. Она отогнала подальше волну, что хотела утянуть меня на дно.

Позже, шлёпая в Машкиных босоножках, я старалась не думать, насколько свисает моя пятка.

Старалась не замечать, как поглядывают на меня продавщицы и мимокрокодилы.

С Машей это так просто было делать. Будь я одна, ни за что не вышла бы из дома без макияжа, с разбитой губой, чтобы шляться по магазинам.

Мы купили кучу вещей. Маша хладнокровно потрошила мою карточку и не поленилась сгонять к ближайшему банкомату.

– Вот теперь порядок. Теперь я спокойна.

– Ты не переживай, – сказала я уже в машине. – Надолго не задержусь. Соберусь с мыслями, сниму квартиру, перевезу вещи. Просто сейчас я не в состоянии.

– Глупости не говори! – резко оборвала меня подруга. – Поживёшь сколько надо, пока у тебя утрясётся всё в голове и душе. Ты мне не мешаешь и никогда не мешала, поэтому прекрати эти угрызения совести показывать. Не люблю я вот этого всего.

Я помнила. Телячьи нежности не для Маши.

Она привыкла, стиснув зубы, действовать, а не кучеряво распространяться о своих чувствах. Но это не значило, что у неё их нет.

Иногда мне казалось: у неё их куда больше, чем у среднестатического человека. Просто спрятаны глубоко.

– А за вещами поедем завтра. Куй железо, пока горячо.

Я снова хотела сказать, чтобы она перестала, но прикусила язык, промолчала. Лучше поберечь силы и не тратить их на бесполезные споры.

Этот день выпотрошил меня без остатка. Я хотела упасть, закрыть глаза и забыться. Но боялась.

Страшилась, что как только сделаю это, снова окажусь там, в спальне, где меня не ждали. Услышу стоны и чужую страсть.

Опасалась, что это выжжет меня до остатка.

Не останется ничего – только боль, мрак, отчаяние.

Машка заставила меня поужинать.

– Ляжешь со мной. Вдвоём не так страшно.

Она понимала, что меня терзает. Понимала и видела насквозь.

Я уже лежала в постели, на раздвинутом диване, где и втроём было бы не тесно, когда зазвонил телефон.

Незнакомый номер. Но я так приучена, что отвечаю на все телефонные звонки.

– Приёмная господина Рейнера, – отрапортовал бодро девичий голос.

О, мама дорогая. Рейнер. Я надеялась, что даже в кошмарном сне больше никогда не услышу эту фамилию. Слишком свежи были воспоминания нашего знакомства и моего позора.

Я моргнула. Посмотрела на часы. Почти десять. Они там что, круглосуточно работают?

– Добрый вечер, Анна, – низкий, бархатный, чуть глуховатый голос заполонил, казалось, всё пространство.

Машка жестикулировала и округляла глаза, сбивая меня с толку ещё больше. Хотя куда больше.

– Я… э-э-э… – беспомощно мымрила я, пытаясь отыскать хоть одну мало-мальски приемлемую фразу. – Здравствуйте Илья Эду…

– А я уже подумал, что вы запамятовали нашу незабываемую встречу, – сквозила в его голосе ирония.

– Нет, что вы, как можно такое забыть? – не удержалась и я от сарказма.

Что мне терять? Великолепное завершение этого ужасного дня – беседа с язвительным Рейнером на сон грядущий.