Екатерина Вильмонт - Подсолнухи зимой

Наверно, больше всех я скучаю по Нуце, подумала Тошка. Я привыкла с ней обсуждать все важное, все впечатления… И вдруг странная мысль поразила ее. В дневниках деда ей не встретилось ни одного упоминания о Нуцико! Ни одного! И что же это значит? Только одно: таинственная Н. – это и есть Нуцико! Ни фига себе! Родная сестра бабушки… Обалдеть можно! Н. жила в Тбилиси, не давала деду спуску… Буря чувств! Но, похоже, никто ничего не знал и не знает. Ну конечно, я же недавно спрашивала ее, почему она замуж не вышла… А она сказала, что у нее была какая-то безумная любовь, но тот человек не мог на ней жениться… Ясное дело, не мог дед бросить жену и жениться на ее родной сестре. Да и сама Нуцико на такое никогда бы не пошла. С ума сойти, какие бездны открываются… И ведь если бы дед не вел дневник или по крайней мере сжег бы его, никто и никогда ничего не узнал бы. Но если я догадалась, то и другие догадаются как нечего делать. А это нельзя… И маме не нужно этого знать, совсем не нужно… Вдруг она станет хуже относиться к Нуцико? А Нуцико ведь уже старая. И вот почему она, уехав из Тбилиси, сначала подалась во Францию… Чтобы не жить с дедом под одной крышей… А когда вернулась, дед уже практически жил отдельно, то есть в основном за границей… Вернусь, обязательно спрошу Нуцико… Интересно, что она скажет? Или не надо припирать ее к стенке? Конечно, не надо! Еще умрет, чего доброго… Нет, я люблю ее и ничего ей не скажу… И никому не скажу… А дневники эти чертовы сожгу. И пусть мне влетит, а влетит мне так, как никогда еще не влетало, но я стерплю. Не надо, не надо копаться в семейных тайнах. Любопытство сгубило кошку. Нет, любопытство сгубило Тошку! А дед ведь испортил жизнь Нуцико… и хоть бы хны. Всякие там буквы у него не переводились. То О., то М., то А… А бедная Н. терпела все это. Что-то дедушка нравится мне все меньше и меньше… А это, наверное, нехорошо. Никогда не буду вести дневников. Зачем, зачем он это делал? Или на старости лет ему в кайф было их перечитывать и вспоминать весь свой кобелиный алфавит? Или, как это еще называется, «донжуанский список». Фу, противно. Решено, я сожгу на фиг эти записи, ничего там ценного нет, одно только самокопание, комплексы и блядство. В огонь! В огонь! В огонь! Это будет воистину очищающий огонь! Мама там что-то насчет биографов говорила, нельзя чужих людей к этому даже близко подпускать… Ни в коем случае!

Марго наслаждалась жизнью. Первые двое суток они с Даней только купались, ели и спали. Но на третий день, когда она утром вышла из ванной, Даня, еще валявшийся в постели, воскликнул:

– Маргоша, у тебя сегодня уже совсем другой вид.

– Мне тоже так показалось. Я и чувствую себя совсем по-другому.

– А тебе не жарко в махровом халате? Быстро снимай его и иди ко мне.

– Данька! – засмеялась Марго.

– Я уж сорок три года Данька, иди ко мне! Я мечтаю выполнить свои супружеские обязанности.

– Ах обязанности?

– Марго, ты такая красивая и так загорела… Не мучай меня. И разве плохо начать день с любви?

Марго засмеялась особенным смехом, всегда сводившим его с ума, и скинула халат.

Все свои мобильники Марго отключила. Родным и Татьяне в случае чего велено было звонить на один из двух Даниных. По крайней мере никаких дурацких эсэмэсок, и никакого Вольника. Я вне зоны досягаемости, мне хорошо, мне так хорошо тут у теплого синего моря с моим мужем. А Вольник… Наверное взбесился, не застав меня… Ну и Бог с ним. Он тогда здорово мне помог, но я ведь с ним расплатилась… Она вспоминала о нем уже без дрожи. Я же Даньку люблю, он близкий, родной, понятный, с ним хорошо, и в сексуальном смысле тоже. Да, секс с Вольником меня потряс, но это было в экстремальной ситуации… Надеюсь, мое отсутствие и телефонная недоступность достаточно красноречиво дадут ему понять, что между нами все кончено. Я люблю Даньку, и вся семья моя его любит, а это так важно…

– Да, Марго, после Эличкиных завтраков эта европейская шамовка как-то не хиляет… А сосиски просто гнусные. Помнишь шутку брежневских времен: что на языке Леонида Ильича значило «сосиски сраные»?

– Социалистические страны. Разве такое забудешь?

– Ты поняла, что здешние сосиски есть не следует?

– А я и не собиралась. Тут и без сосисок с голоду не умрешь.

– Если не заниматься сексом, то да, а так… Причем не сексом вообще, а сексом с тобой…

– Данька, не хулигань!

– Маргоша, ты покраснела, какая прелесть!

– Данька, что там с твоей рыбалкой?

– Господи, ты уже рвешься в магазины? А пляж?

– Пляж это святое, но я долго торчать там не люблю.

– А я люблю! Ты иди себе, солнцем палимая, а я поваляюсь с книжечкой в тенечке, мне сегодня что-то лень затеваться с рыбалкой. Возьми второй мобильник, чтобы быть на связи, и ступай.

– Еще не сейчас! Сначала купаться!

Марго обожала море. В детстве ее частенько вывозили в Кобулети, и Гия учил ее плавать. Она мгновенно научилась, совершенно не боялась и вместе с Гией заплывала достаточно далеко, к ужасу мамы, которая боялась воды и плавать совсем не умела. А папа, конечно же, гордился дочкой. Еще бы, в неполных шесть лет она плавает чуть ли не наравне со взрослыми. Правда, одна она далеко заплывать не решалась, боялась дельфинов, чьи гладкие черные спины иногда появлялись над водой. И еще в Кобулети она помнила большие тарелки с жареной барабулькой, которую все почему-то ели руками, кроме папы. Он этого не признавал. Ему барабульку всегда подавали с картошкой, а остальные ели ее руками с соусом сацибели и белым хлебом. Отец всегда смеялся над ними:

– На кого вы похожи? Дикари!

– Папочка, но так вкуснее! – убеждала его Марго.

На пляже вокруг Гии всегда вертелись женщины. Он был красив как бог! И все они пытались найти путь к его сердцу через Марго. Таскали ей конфеты, фрукты и даже игрушки. Папа смеялся и, кажется, немного завидовал юному красавцу.

– Гия, этот дамский ажиотаж до добра не доведет! Будь осторожнее, парень!

– Дядя Сандрик, зависть нехорошее чувство! – хохотал Гия.

По вечерам взрослые частенько играли в карты, а если иной раз приезжали гости, тогда накрывали стол в саду, увитом виноградом, и не декоративным, а настоящим, спелые кисти которого, как ни странно, никто не трогал. За столом произносили обязательные тосты, пели грузинские песни, а потом вели серьезные разговоры, в которых Марго ничего не понимала и к тому же считала их нарушением правил. Разве можно за столом говорить о серьезных вещах? Особенно весело бывало, если приезжал Левка, тогда они с Гией устраивали какие-то игры, даже спектакли ставили с привлечением самых хорошеньких девушек с пляжа, и всегда в этих спектаклях находилась роль для Марго. Мама шила какие-то смешные костюмы из старья, шила на живую нитку, чтобы перешить к следующему спектаклю, даже Сережа снисходил до них, хотя обычно предпочитал держаться особняком… Господи, сколько же людей ушло с той поры… Остались только Левка, Нуца с Эличкой и я… Мне необходимо это чувство большой семьи… С приездом Али и Таси и с водворением у нас Даньки это ощущение вернулось. А, наверное, хорошо было бы, если бы у Али и Левки что-то сложилось, может, он ушел бы от своей Кочерги, и тогда семья была бы такой, как дóлжно…