От перемены мест... (СИ) - Руднева Ксения Игоревна

После где-то минут двадцати усердной работы на двери появились лишь царапины, а снаружи — никого. "Из чего, блин, сделана эта дверь?" — возмущенно подумала я и продолжила сей нелегкий труд.

— Угомонись, бл@дь, уже наконец! — донеслось возмущенно с той стороны двери, и я заорала, что было мочи:

— Я в туалет хочу!

— Твои проблемы, гребаная идиотка! А будешь дальше шуметь, я тебя нахрен свяжу и рот кляпом заткну! — спросонья блондин был не в духе.

— Так с пленниками не обращаются! — обиженно крикнула я.

— Пошла не х@й. — послышалось снаружи под звук удаляющихся шагов.

"Ублюдок!" — проворчала я сквозь слезы и принялась искать подходящую тару.

В итоге я решила не церемониться, нашла на полке какую-то банку явно хозяйственного предназначения, высыпала ее содержимое прямо на пол и сделала свое черное дело. Выплеснуть бы им это под дверь, чтобы наружу протекло, да самой вонять будет.

Спать категорически не хотелось, а сидеть без дела в полной тишине — с мои характером смерти подобно. Я потому и в театр редко хожу: уж слишком долго там сидеть нужно в одной позиции, а иначе все вокруг недовольно шикать начинают. Тоже мне, ценители.

Куча какой-то белой ерунды, что я в негодовании вывалила из банки, навела на дельную, как мне на тот момент показалось, мысль, и я заняла себя тем, что стала методично разорять помещение: все содержимое банок, бутылок и коробок полетело на пол, на приличном расстоянии от моего царского ложа, конечно же. Оставшиеся халаты полетели туда же, надеюсь, бытовая химия разъест в них приличные дыры. Те полки, что смогла отковырять, отправились в ту же, растущую мне на радость, кучу. Все это дело я прикрыла сверху десятком полотенец, чтобы не дышать вредными испарениями.

Когда все, что можно, было выпотрошено и выкинуто, я принялась за стены. На мое счастье покрыты они были чем-то типа штукатурки или матовой краски. Не знаю точно, как называется покрытие, но для "наскальной живописи" оно подошло просто идеально.

Теперь любой вошедший сможет полюбоваться похабными рисунками во всю стену, матерными стишками, которые откуда-то всплыли в памяти, и просто разномастными расковырянными дырами. Все, что, мы с одноклассниками рисовали друг у друга в тетрадях и учебниках со времен седьмого класса, я изобразила на стене в меру способностей.

А когда под утро силы подошли к концу, я снова устроилась на полотенцах и провалилась в тревожный сон. Снилась мне ожидаемо какая-то ерунда: школа, двор, мальчишки, с которыми мы прыгали с гаражей, и отчитывающий меня за детское поведение Соболев.

Разбудили меня странные звуки, доносящиеся из-за двери: кто-то пытался отпереть ключом дверь и, не жалея сил и красноречия, матерился на все лады. Я довольно улыбнулась и посмотрела на часы. Первый час дня, что-то припозднились товарищи-похитители.

— Да е@аный же в рот! Кто-нибудь может мне сказать, что не так с этой дверью!

Похоже о культуре общения в стенах этой квартиры и не слыхивали!

— Отойди, дай я попробую. — раздался второй мужской голос, и ключ опять начал безуспешно терзать замочную скважину.

— Не получается. — сдался второй через несколько минут.

— Ты че там сделала, шлюха? — возмущенно взревел "Борисов" и долбанул со всей злости по двери. Да только та и не такой натиск выдерживала — проверено пылесосом.

Я лежала в прекрасном расположении духа и безмолвно пялилась в потолок.

— Надо болгаркой пилить. — подкинул кто-то идею.

— Так, бл@дь, и пи@дуй за этой своей болгаркой. — свирепствовал блондин. — А ты, слышь сука, молись! — это уже видимо мне. Я поморщилась: в состоянии стресса казавшийся еще вчера интеллигентным блондин явил всем истинный уровень собственной культуры.

В ожидании развязки я прикрыла глаза и, пользуясь последними спокойными мгновениями, стала вспоминать наши с Егором лучшие моменты. Вскоре улыбка из мечтательной превратилась в горькую, а из уголков глаз полились слезы, прокладывая себе путь по скулам, вдоль ушей и затем на шею.

С первыми звуками инструмента я поднялась, застегнула штаны и приготовилась, сунула ноги в туфли. Последним моим сюрпризом для похитителей станет золотистый дождик из банки, в которую те вынудили меня справить нужду ночью. Умирать, так с музыкой. А уж если они меня с целью выкупа похитили, то точно не пришибут, ради денег все вытерпят.

Как только фонтан из деревянных опилок закончился, и выпиленная часть двери упала вовнутрь, я, не глядя, плеснула из банки в проем и попала в шкафообразного головореза, которого видела первый раз в жизни. И хотя лично он меня вчера не обижал, как приспешник "Борисова" получил по заслугам. Под мой истерический хохот тот вытирал мокрое лицо, а принюхавшись, взревел:

— Сука! — и кинулся было в мою сторону.

Тут степенно подошел блондин и велел громиле пойти переодеться, чем оказал мне немалую услугу. После чего так же обстоятельно, как и шагал, намотал мои волосы на кулак и, уставившись прямо в глаза, процедил:

— Не была б ты мне нужна, дрянь, прикончил бы тебя прямо здесь и сейчас. И оставил бы валяться в луже собственной мочи.

Я смотрела в его совершенно безумные глаза и упрямо молчала.

— Ты че еще и линяешь? — удивленно разглядывал "Борисов" длинные пряди, оставшиеся в его руке. — От любовничка подцепила что-то? — мерзко заржал он, радуясь собственному остроумию, и повел меня на выход.

— Ага. Стригущий лишай. — выплюнула я, глядя на похитителя исподлобья.

Как-то сковывать мне руки или спускать до щиколоток штаны блондин не стал, ограничился лишь вновь намотанными на грубую пятерню остатками волос. Мол и так никуда не денусь. В торцевой комнате с одной лишь входной дверью мы остановились у сплошной стены и я непонимающе уставилась перед собой. Хотелось бы наградить недоуменным взглядом и блондина, но из-за тугой хватки головой было особо не пошевелить.

Тем не менее, ждать пришлось недолго: когда откуда-то сбоку раздался щелчок, и фальш-панель отъехала в сторону. Все вопросы отпали сами собой. Мы прошли сквозь узкий проход и оказались в богато обставленном холле. И вот тут уже мое сердце неприятно сжалось: обстановочка оказалась до боли, до жгучей рези в желудке знакомой. И настолько же отталкивающей. Я даже примерно могла предсказать, где и в чьей компании в скором времени окажусь. И отнюдь не оттого, что в свете последних событий во мне вдруг открылся дар ясновидения.

Мы прошли по коридору, достойному лучших поместий конца девятнадцатого века, и остановились у резной массивной двери с золотистой латунной ручкой. "Борисов" постучал и, не дожидаясь ответа, вошел в кабинет, толкая меня перед собой.

На обитой бархатом кушетке возлежал в царской позе Машков Виктор Иванович собственной персоной и потчевал себя любимого коньяком из старинной серебряной рюмки. Этикетка на рядом стоящей бутылке не дала шанса ошибиться с типом напитком.

"С его-то здоровьем еще только выпивать не хватало" — подумала я отстраненно.

Одет был Машков в шелковый темно-изумрудный халат, пижамные брюки того же цвета и сеточку для волос а-ля мафиози. Рядом стоял пузатый столик с закусками. Римские шторы на этот раз были подняты, и кабинет утопал в солнечных лучах, представая во всем великолепии перед посетителями. Антикварная мебель и полотна известных классиков могли составить конкуренцию многим не очень богатым музеям. Все это должно было подчеркнуть статус владельца, но тщедушный старик смотрелся попросту жалко среди окружающего его монументального великолепия.

— Я так понимаю, именно эти полотна вы собирались мне показать для оценки, Игорь Викторович? — ядовито спросила я, не обратив внимания на присутствовавшего в помещении старика.

— Заткнись, мразь. — было мне ответом.

— Проблемы с женщинами? — хмыкнула я так, чтобы блондин услышал. — Могу что-нибудь посоветовать.

— Себе посоветуй, как в ближайшее время не сдохнуть.