Гипноз твоих глаз (СИ) - Васина Илана

— Отлично, — подытожил он. — Поговорим на сытые желудки.

Лера отвернулась и уставилась в оконце. Типичная мужская логика. А то, что некоторые девушки аппетит теряют от стресса, мужчинам не понять.

Альфа остановился перед неприметным зданием из серого кирпича. Обычная дверь, как будто ведущая на склад, открывшись, впустила их в восточную сказку. Приглушенный свет, пряные ароматы, грациозные официантки в нарядах танцовщиц создавали интимную, чувственную атмосферу. Судя по интерьеру и модельной внешности каждой девушки, место было не из дешевых. Интересно, что мотивирует этих красавиц работать здесь в полураздетом виде? Высокая зарплата? Внимание богатых мужчин?

Они уселись за столик, Альфа протянул меню и попросил сделать выбор.

Практически все названия оказались незнакомыми, а признаваться в этом не хотелось. Поэтому она ткнула в первое попавшееся блюдо и, когда заказ был благополучно отдан официантке, она выпалила:

— Я нашла крота. Угрюмов сливал информацию Лысому. Из зависти и за деньги.

— Уволить его к чертям! — процедил Альфа сквозь зубы, сердито сжимая кулаки. — Он ко мне спившимся алкашом приполз. Умолял помочь с работой. Никто его не хотел брать. Ни-кто. Я его как старого товарища пригрел… И он меня из зависти… За бабки слил?!

— Мне жаль, — тихо прошептала Лера. Она совсем забыла признание Угрюмого про совместную службу. Но сейчас, увидев реакцию Альфы, сама не на шутку расстроилась.

— Ничего, поделом мне, — жестко отрезал мужчина, окончательно помрачнев. — Наивный тупица, сам заслужил. Доверяй, но проверяй — даже дети это понимают!

Затем он увидел растерянное лицо девушки и криво улыбнулся:

— Ладно, это не главное совсем! Знаешь, почему я тебя сюда привел?

— Нет, — призналась Лера. Пригласи он ее сюда до их ссоры, она заподозрила бы его в желании соблазнить, настроить ее, так сказать, на нужную волну. Но сейчас, после вчерашнего, понимать его становилось все труднее.

Альфа накрыл ее ладони своими и заявил:

— Это место похоже на тебя. Здесь реальность переплетается с легендой так тесно, что одно от другого не отдерешь. Ты такая же. Как волшебная фея из сказки впорхнула в мою жизнь и творишь невозможное, что другим не по зубам. Но в то же время ты такая… Нежная, ранимая, земная. Я много думал о нас…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌

Глава 40

На этих словах он замолчал. Его горячие пальцы, прикрывающие тонкие девичьи кисти, едва заметно дрожали. Девушку внезапно окутал страх. Как будто стоишь на высоком мосту и готовишься прыгнуть вниз с резиновым канатом на талии. Всего лишь шаг отделяет тебя от падения в неизвестность. Один шаг. Одно слово… Прямо как сейчас.

Очевидно волнуясь, он продолжил:

— Я не хочу, чтобы между нами что-то стояло.

Лера про себя хмыкнула. Никто такого не хочет, но расчищать возведенную баррикаду по справедливости надлежит ее создателю. Вслух же она устало выдохнула:

— Я тоже не хочу. Давай это «что-то» прогоним взашей!

— Нужно было тебе сразу сказать, но лучше поздно, чем никогда, верно? — он опять криво улыбнулся своим мыслям. — Моя бабка по матери, возможно, убила человека. Она провела остаток жизни в психушке с диагнозом шизофрения. Генетики утверждают, что с пятнадцатипроцентной вероятностью моя мать могла унаследовать ее болезнь. Шанс невелик, но он есть и обличен в конкретные цифры. Поэтому, когда ты заговорила про мать и психолога… Это было острым лезвием по незаживающей болячке.

На девушку нахлынуло облечение вперемешку с удивлением. Раздул же человек слона из крошечной дрозофилы! Но она тактично прикусила язык. Нельзя обесценивать чью-то тревогу и вышучивать чужие страхи, какими бы нелепыми они не казались. Девушка неуверенно предположила:

— Наверно, бывают генетические исследования… Твоя мама могла бы пройти их, чтобы разобраться в своей ситуации…

Договорить она не успела — загорелая официантка в серебристом лифе-бюстье и белых, звенящих монетками шароварах принесла ароматный плов. Лера радостно отметила вернувшийся аппетит и с энтузиазмом отправила в рот первую ложку еды. Ммм… Вкуснота!

— Мать не хочет никаких исследований, в том-то и загвоздка. Неопределенность — лучший друг тревоги.

— Ты сказал, что твоя бабушка, возможно, убила человека, — задумчиво произнесла девушка. — Почему «возможно»?

— Мать уходит от темы. Что мне известно по факту расследования. В бабкиной квартире на момент гибели соседа находились трое: бабка, мать и погибший Николай. Версий случившегося множество, но окончательная — бабка спятила и с криками «Отправляйся к своим, Коля!» выкинула соседа из окна. Нотку абсурда добавляет тот факт, что Николай при жизни был десантником-парашютистом.

— Кошмар какой… Это все на глазах у твоей мамы?

— Да.

— Это же травма на всю жизнь! После такого чокнуться можно… — Лера спохватилась и ладошкой прикрыла рот. — Ой, прости, я не то хотела сказать.

— Да ладно, я понял. Мать через многое прошла. Батю похоронила четыре года назад. Иру потеряла. Она с причудами, местами невыносимая, но была и всегда будет моей мамой. Понимаешь? Я ее не оставлю, что бы там ни было.

Темные глаза вновь пытливо заглянули внутрь Лериных мыслей, в поисках правдивой реакции. От такого рентгена ничего не скрыть, да и незачем прятать. Девушка вздохнула:

— Это так трогательно — как ты о своей маме заботишься. Повезло ей. И тебе тоже повезло.

На этих словах Лера ни разу не лукавила! Она никак не могла избавиться от навязчивой, въедливой зависти, когда слышала от людей реверансы в сторону мам. Своей ведь у нее не было. То есть была, конечно, Богдана. Милая, хорошая, строгая, ставшая, в итоге, роднее всех родных.

Но порой бессонными ночами девочка лежала, уткнувшись глазами в потолок, и пыталась представить, каково это — жить с настоящей мамой. Когда тебя все детство, прямо с рождения воспитывает одна и та же женщина. Отводит в садик, дует на разбитые коленки, обнимает на ночь и, ласково поглаживая лобик, читает про озорную врушку Пеппи. Казалось, в этом кроется некая тайна, причастность к которой сулила все блага мира, и которая, к огромному сожалению, пролетела мимо нее.

Однажды на уроке русского языка Лера услышала про страдательный глагол. После того занятия девочка все ночи, посвященные мечтам о биологической маме, называла про себя «страдательными». К утру обычно удавалось себя убедить, что без разницы, кто ее вырастил. Ведь Богдана передала приемной дочери все тепло нерастраченной любви, отогрела замороженное детское сердечко настолько, что оно забилось в нормальном, ожившем ритме. Наверно, нечестно по отношению к ней вот так лежать и грезить о той, что тебя бросила.

Но как бы девочка не настраивала себя на податливость судьбе, на всеприятие и всепрощение, все равно в уголке ее души оставался малюсенький кусочек авторской пустоты, сотворенной бросившей ее однажды мамой. Той, что полюбила когда-то выпивку сильнее своего ребенка, а в последствии и сильнее собственной жизни.

Лера всхлипнула и отвернулась, чтобы незаметно вытереть набежавшую слезинку. Она поймала обеспокоенный взгляд темных глаз, смущенно спрятала лицо за ладошками и пробормотала:

— Прости. Я обычно не реву при свидетелях, но… Просто очень скучаю по бабушке. Она три года назад умерла, а я так без нее и не научилась… Все время открываю кулончик и смотрю на ее фотографию, когда стою на распутье. Ищу в ее глазах одобрение или подсказку.

В следующую секунду Альфа уже сидел рядом и бережно обнимал, щедро позволяя окунуться в теплое море своего сочувствия.

Именно в этот момент Леру пронзило четкое осознание. Есть теперь еще одна пара глаз, в которые хочется заглянуть в поиске одобрения или подсказки, согреться в их ласково-насмешливом блеске, найти потерянную себя, заплутавшую в жизненных дебрях. Она провела пальцами по колючей щеке и прошептала:

— Спасибо.

Их губы неотвратимо потянулись друг к другу, все ближе и ближе… Однако, к обоюдной досаде, момент их слияния беспардонно нарушил рингтон из кармана Альфы. Наверно, стоило вызов проигнорировать, но, видимо, игнор не являлся сильным местом мужчины. Он, недовольно нахмурившись, включил кнопку принятия вызова и Лера услышала знакомые, пробирающие до печенки слова: