Доктор Нонна - Немачеха (сборник)

– Да они скучные все! В головах пустота, аж звенит.

– Дорогой мой! – восклицала Евгения Марковна. – Девушка – это не библиотека, у нее немного другие… функции. И голова тут практически без надобности.

Впрочем, девушек «на хирургии» было действительно немного, и большинство уже «заняты». А две даже замужем. И вообще, перспектива начинать ухаживания – дарить цветы, приглашать в кино – казалась Григорию глупой и несколько пугающей. Хотя насчет мужской физиологии бабушка была, конечно, права. Валентина, которая норовила в каждой аудитории сесть рядом с ним, несколько раз снилась Григорию в таких откровенных снах, что приходилось бежать в ванную и совать голову под холодную воду. Училась девушка так себе, по два хвоста в каждую сессию, да и красавицей не была. Но плотная ладная фигурка, пышная грудь, которую не могли скрыть даже самые просторные халаты, и невероятной белизны зубы с крошечной щербинкой придавали ей странную притягательность, вызывая совсем не «библиотечные» чувства.

После госэкзаменов – сданных, разумеется, столь же блестяще, как и все предыдущие, – Григорий решил все же сходить на вечеринку к однокурсникам: все же скоро расставание, надо хоть однажды попробовать «гульнуть». Но предполагаемое «веселье» оказалось тягостнее, чем лекция по марксизму-ленинизму: общепитовские тарелки и консервные банки в острых хищных заусенцах, небрежно расставленные на жирной клеенке, торопливые беспорядочные тосты, плоские однообразные шутки «ниже пояса». Он вовсе не был брезглив – хирург все-таки! – но бессмысленная «грязь» его раздражала. Григорий хватил рюмку водки – не помогло. Не то чтобы он считал, что водка – это всегда плохо. На бабушкин день рожденья собирались ее коллеги, и Григорий с шестнадцати лет допускался за общий стол без каких-то ограничений. И выпить ему не возбранялось – хоть рюмку, хоть десять, если бы вздумалось. Водку наливали не в мутные разномастные стопки, а в странные вишневого стекла рюмки, сверкающие хрустальной гранью. И гораздо интереснее было не пить, а слушать. Разговоры быстро сворачивали на медицину, тосты предлагали за виртуозно сделанные операции и «особо сложные случаи», да и шутили о том же. Выпивка ради мутного бессмысленного «веселья» казалась дикой.

«Обмывать» экзамены Григорию наскучило уже часа через полтора. Наскучило настолько, что он начал потихоньку пробираться к выходу – тихо, по-английски, не прощаясь.

Но в темной прихожей наткнулся на Валентину.

– Уже уходишь? – удивилась девушка.

То ли она стояла совсем близко, и резковатый дурманящий запах туманил голову, то ли глаза ее в темноте блестели как-то особенно призывно, то ли сработала та единственная рюмка водки… Григорий привлек девушку к себе и потянулся к ее губам. Валентина прильнула к нему таким гибким движением, словно в теле ее не было ни одной косточки. Хотя Григорий даже спросонья мог бы перечислить составляющие скелета – что по-русски, что по-латыни. «Действительно, – подумал он, – голова тут совсем без надобности».

– Ну что, расслабился? – улыбнувшись, поинтересовалась Валентина, когда он восстанавливал дыхание, и потянула его в комнату. – Пойдем танцевать!

– Нет. Я домой, – отказался Григорий. Возвращаться в дымный скучный сумбур «празднования» совсем не хотелось.

– Ну вот еще! – недовольно протянула девушка. – Что еще за фокусы?

– Там бабушка… одна. Я пойду.

– Я с тобой! – решительно заявила Валентина и, подумав, робко добавила: – Можно? А то, правда, разъедемся все скоро. Знаешь, меня в Муром направляют. Я так боюсь, жуть. Хорошо хоть, в поликлинику, а не в практическую хирургию. А то я бы им там такого наоперировала…

Они целовались всю дорогу – в метро, на улице, на лестнице – и в квартиру вошли, не размыкая объятий.

– Бабуль, я дома! – сообщил Григорий, но ответа не дождался.

– Давай тише, – шепнул он Валентине. – Она заснула, наверное. Я посмотрю.

Но уже возле бабушкиной двери он знал, что именно увидит.

Часа через три – после телефонных звонков, «Скорой» и прочей тупой суеты – Григорий обнаружил, что Валентина вовсе не ушла, а сидит, скрючившись, в дальнем углу его комнаты.

– Извини. Мне показалось, что нехорошо сейчас бросать тебя одного, – смущенно объяснила она.

Нет, конечно, Григорий ничего себе не позволил в эту ночь. Да он и не смог бы – как, когда перед глазами еще стояла бабушка, ставшая… телом. Таким же, какие он вскрывал в анатомическом театре.

Они молчали, только Валентина сильно прижималась к нему. Такая горячая, такая живая, что потом Григорий думал, что, если бы не она, к утру он точно потерял бы рассудок.

– Ты можешь остаться еще? – спросил Григорий, когда в шторы начали бить первые солнечные лучи. – Ничего делать не нужно, просто… просто рядом побыть. Можешь?

– Конечно. Что ж ты один-то будешь. Вдвоем легче, – она осторожно погладила его пальцы.

Мать с отцом прилетели к самым похоронам. Среди толпы бабушкиных коллег они смотрелись диковато – как папуасы на литургии.

После поминок, пока Валентина перемывала гору грязной посуды, мать утащила Григория в его комнату, прикрыла дверь и зашипела:

– Ты где эту… эту нашел? На ней же пробы ставить негде! Лимита лимитой! Ясное дело, на квартиру нацелилась, но ты-то включи уже голову, а не другое место!

– Мам, ты чего? – изумился Григорий.

– Мы там гнием на этом Баренцевом море, я уже все, что можно, себе застудила, а эта… нате, приперлась на готовенькое! Гони ее, чтоб сейчас же и духу тут не было! Да присмотри, чтоб не стащила чего!

Григорий посмотрел на чужую женщину, которая почему-то называлась его матерью, раза три глубоко вздохнул…

– Ты можешь располагать этой квартирой, как тебе вздумается. Ты ведь ближайшая родственница? Родная дочь! – он сплюнул прямо на пол. – То есть прямая наследница. Вот и наследуй. Посуду сама домоешь. Валентина! Пойдем отсюда.

В комиссии по распределению чуть со стульев не попадали, когда Григорий – лучший студент, надежда курса! – попросил распределить его в Муром.

– Как же так?! Сам профессор Тихоновский просил направить вас к нему в клинику!

Но Григорий стоял, как скала. У него… семейные обстоятельства, и вообще он пока не чувствует себя достаточно уверенно, вот наберется практического опыта, тогда можно и к профессору Тихоновскому попытаться. А опыт лучше всего набирать в глубинке.

Расписался Григорий с Валентиной перед отъездом – без всякой торжественности, без гостей, лишь бы побыстрее. Муром ему неожиданно понравился: зеленый, тихий, патриархальный, уютно разлегшийся на Окском левобережье. И городская больница на первый взгляд показалась вполне приличной. В общем, все бы ничего, если бы не быт. Григорий, конечно, не ждал московского комфорта, но, горожанин до мозга костей, почти с ужасом глядел на выделенное молодоженам жилье: печка, во дворе – поленница, за ней щелястая дощатая будочка – «удобства».