Не покидай меня - Климова Анна

Кроме колодца и имени — ничего.

— Плохо не помнить, — сетовала старуха. — Неправильно это.

Но с этим Руфия ничего не могла поделать. Один Всевышний знает, что да почему. Руфия ничего не просила у Него. Раз так случилось, значит, было надо.

— Летом хорошо. Тепло. Легче жить, — говорила Руфия. — В последний раз в землянке жила. Возле поселка какого-то. Меня оттуда не прогоняли. Есть давали. Только уж больно мусора много выбрасывают где попало. Нехорошо. Первую землянку все время затапливало по весне. Из другой бомжи воровали посуду да безобразничали. Из третьей прогнали милиционеры. Молодые, а такие злые. Ай, ай! Лето. Хорошо. Зима — плохо. Зимой мыться трудно. А летом — красота. Речка недалеко. Помыться и одежду постирать можно.

Руфия в своих неприкаянных странствиях старалась содержать себя в чистоте. Привыкла так. Не могла иначе. Девять лет беспамятства, как незаживающая рана. Она даже не могла сказать, сколько прожила на свете. Воспоминания скрылись во внезапной и страшной пустоте, из которой Руфия вышла так, словно не жила до этого. Будто спала и только сейчас открыла глаза. Она помнила, что ехала куда-то, но откуда и куда — так и не смогла объяснить милиционерам, к которым обратилась за помощью. Врач тоже пожимал плечами и сказал, что такое очень даже часто происходит. Человек теряет память на ровном месте, как заново рождается. Вот так же и Руфия. Бац! И будто кто-то выключил в голове свет. Осознала себя Руфия на каком-то железнодорожном полустанке в предутренней осенней сырости. Помнила, что высадили ее ругающиеся проводники. Говорили, что ехала она без билета. А без билета никак нельзя. Вот с этого и начались ее скитания. Он не помнила, откуда приехала и куда направлялась. Пыталась вспомнить, но так и не смогла.

Иногда тихо-тихо Руфия пела. Приходили песни оттуда же, откуда и уверенность в том, что ее зовут Руфия. Где их слышала, с кем пела — темная пропасть. Вглядывайся, не вглядывайся — ничего не видно.

Молилась Руфия Богу часто. Только вот какому Богу, не помнила. Это ее тревожило даже больше, чем потеря всего, что у нее было до этого. Бог у человека должен был быть. Никак не обойтись без Него. Кого благодарить за то, что хороших людей встречает, что есть еще силы, что не замерзла, не простудилась на многочисленных вокзалах, что не ухайдохали в темной подворотне злые нищие, поделившие между своими стаями территории?

В Смоленске Руфию сбила машина. Не слишком сильно, иначе была бы беда. За рулем сидела женщина. Она выскочила из салона, испуганно захлопотала, заохала, привезла в больницу и сдала пострадавшую из рук на руки врачам. Только эта дамочка и посещала Руфию.

Так между разговорами Ира узнала о себе много интересного. Нашли ее в запертом туалете в электричке на конечной станции. При ней не было ни документов, ни хоть какой-то бумажки, которая могла бы помочь установить ее личность. Оказалась она в Смоленске поздним вечером, и если бы не горячее желание помощника машиниста облегчиться после окончания смены, то неизвестно, сколько Ира пролежала бы в туалете пустого вагона.

Ира узнавала вкус еды и с аппетитом поглощала больничную кашу. Иногда она садилась на своей кровати, преодолевая страшное головокружение. Чуть позже уже могла бродить по коридорам при помощи доброй Руфии. На них обеих были одинаковые байковые халаты в цветочек и больничные ситцевые сорочки со штампами «ОГБУЗ «КБСМП», как и все постельное белье.

Руфия рассказывала о себе, о своих странствиях. Первые два года беспамятства Руфия жила в доме для престарелых и инвалидов. Впрочем, жила — слишком громко сказано. Существовала. И ежедневно ужасалась тому, что творил персонал. Ругалась. Требовала что-то, взывая к совести. А вышло все так, что пришлось ей уносить ноги оттуда. Сжили бы со свету. Легла бы на больничном погосте, как и многие до нее, уж на что менее требовательные и ретивые. Страшное место. Нехорошее. Вот и сбежала, как граф Монте-Кристо… О! Гляди ты. Вспомнила что-то еще. Откуда он только взялся, этот граф? Неизвестно.

Чего скрывать, приходилось голодать и милостыню просить. Деньги копила. Подавали на удивление хорошо. Что-то привлекало прохожих в чистенькой доброжелательной старушке. Накопит на билет и на поезд — искать то, что потерялось в памяти. Приедет куда-нибудь, посмотрит на людей, соберет денег и снова в путь.

Ира вежливо слушала и все время пыталась раскопать в своей голове могилу прошлого. «Ретроградная амнезия», — сказал доктор на очередном осмотре. Ира даже улыбнулась, так это было по-киношному несерьезно. Но в том-то и дело, что создатели сериалов знали, когда у героини память восстановится, а Ира не знала.

Осмотр у гинеколога дал новую пищу для размышлений. Она носила и рожала детей. След от украденного кольца свидетельствовал о том, что Ира была замужем. В карманах ее пальто нашли несколько разноцветных резинок для волос. У Иры волосы были короткими, значит, с большой долей вероятности, резинки принадлежали девочке, дочери…

В один из пасмурных дней к Ире пришел полицейский следователь в штатском. Он задавал обычные вопросы, однако Ира на большинство из них не могла дать никакого ответа. Она не помнила, откуда ехала, куда и с какой целью. Не могла описать нападавшего. Не могла назвать свою фамилию, хотя в голове мелькнуло «Соколова», о чем и сказала ему. Ира увидела, как следователь записал крупными буквами: «ИРИНА СОКОЛОВА». Потом он попросил разрешения сфотографировать ее из разных положений и взять отпечатки пальцев. Под вспышкой цифрового фотоаппарата Ира старалась не жмуриться и… не упустить волнующий момент проблеснувшего воспоминания — она и двое смеющихся детей у парапета какой-то реки позируют фотографу… Двое детей. Именно так и было когда-то. И она отчего-то знала, что это «было» — не окончательное, не завершенное. В том далеком «было» на ней лежала тяжкая вина. Вина перед кем-то близким…

Виктор

Какая же великая вещь — Интернет. Виктор, работая с бумагами, украденными из сейфа старшего Заботина, еще раз поразился тому, как много всякой глупой, мелкой и одновременно полезной всячины хранится там. Оборванные ниточки связывались в веревочки и канатики. Рассыпанный когда-то пазл складывался в понятную картину. Тайны, спрятанные под грузом лет, становились болтливее наивных маленьких девочек. К тому же Виктор знал, где искать и что именно. Это существенно облегчало его задачу.

Первую поездку в Лихтенштейн Олег Иванович предпринял на исходе 1992 года. Союза уже не существовало. Он растворился в смуте и тотальном раздражении масс, хлебнувших вдосталь и пустых магазинных полок, и словоблудия властей. А следом начала распродаваться и перепродаваться некоторая государственная собственность. Денежки вызвали явление, которое римляне так удачно выразили фразой «Bellum omnium contra omnes» — война всех против всех. Статейки того периода изобиловали информацией об убийствах, самоубийствах, скандальных возвышениях и падениях.

Собственность имелась и в Союзе писателей, в руководстве которого имел честь состоять Олег Иванович Заботин. Сей достойный муж, как оказалось, заведовал еще партийной кассой областных отделений и руководил лакомыми жилищными фондами в столице. Имя Заботина нигде не мелькало. К тому же он был жив, а это означало, что чутье не подвело старого интригана. Каким-то образом он отщипнул кусок жирного пирога и, пользуясь суетой и неразберихой, уволок его в своем клювике в Лихтенштейн. Не сразу, конечно. Авиабилеты свидетельствовали о том, что таких поездок было несколько за последующий 1993 год. Потом чуть реже.

Владельцами номерного сберегательного счета в LGT Bank in Liechtenstein, если судить по бумагам Заботина, сначала были три человека. Первый — некий отставной генерал, все время писавший мемуары и потому состоявший в Союзе писателей. Второй — забытый всеми поэт-песенник, сочинявший приторно-патетические произведения к партийным и советским государственным праздникам. Отставной генерал в июне 1994 года застрелился при очень загадочных обстоятельствах, а поэта в том же году нашли в петле. Третьим был Олег Иванович.