От перемены мест... (СИ) - Руднева Ксения Игоревна

— А это? — хмуро кивнула я на мочевыводящий катетер, будучи не в силах произнести при мужчинах унизительное название вслух.

— Ну вы же без сознания были. — с улыбкой пояснил Михаил Андреевич. — Теперь он вам не нужен, сестра придет, уберет. Еще вопросы?

— Да, а я могу ходить? — задала я стандартный вопрос, хотя на самом деле меня так и подмывало спросить, как в старом анекдоте, смогу ли я теперь играть на скрипке.

— Стопы не пострадали, так что да, с поддержкой и понемногу можете начинать. — не дождавшись новых вопросов, мужчина захлопнул пухлую папку с историей болезни и, попрощавшись, вышел, оставив нас в палате втроем.

— Отлично выглядишь. — поприветствовал меня Леха и приобнял настолько осторожно, словно чуть большего усилия мои кости бы не выдержали и осыпались прахом на ковер.

— Ну-ну. — хмыкнула я. Тем не менее заведомо ложному комплименту улыбнулась.

У Егора же пока слов не нашлось, и он просто молча разглядывал меня, аккуратно заключив лицо в свои ладони. Наверняка про себя думал, на кой ему такая проблемная невеста. Кисти у него оказались забинтованы, так что не я одна пострадала.

— Как ты? — наконец хрипло спросил он.

— На троечку. — попыталась я отшутиться, на что Соболев покачал головой.

— Маша…

От необходимости расписывать в красках, что где болит, меня освободила вошедшая медсестра. Выгнав мужчин за дверь, она споро избавила мой организм от катетера, отсоединила капельницу и поинтересовалась не желаю ли я перекусить. Почему-то захотелось теплого чая и булочку. Такую сдобную и с ванилью. Девушка пообещала принести, вот это я понимаю сервис!

Предвкушение скорой трапезы воодушевило и придало сил, так что вошедших с разрешения медсестры обратно мужчин я закидала вопросами.

Оказалось, в горящей комнате я провела совсем не много времени, так как мужчины с подмогой подоспели вовремя. Единственное затруднение возникло с наручником, но ключи быстро нашлись у не успевшего далеко уйти блондина. Так же меня спасло то, что я быстро свалилась на пол. А мокрые после купания волосы, накрывшие лицо как покрывало, не дали наглотаться дыма с летальным исходом.

Я в свою очередь рассказала обо всем, что узнала дома у Машкова.

— Значит все-таки месть. — покивал в такт своим мыслям Леха.

— Для старшего месть, — подтвердила я, — а для младшего — способ доказать, что достоин стать во главе папашкиной организации.

— Долбанутая семейка. — припечатал Соболев.

— Егор, скажи, ты правда бросил беременную Эльвиру? — вопрос я задавала нервно, уставившись на собственную грудь, будучи не в силах посмотреть в глаза мужчине. Хоть я и верила изо всех сил, что Егор так подло поступить не мог, но червячок сомнения все же имел место быть.

— Бросил. — подтвердил Соболев. — Если пару "раз" можно назвать отношениями. Элька была не из тех, кто встречается с кем-то одним. Так что чей был ребенок — большой вопрос, но уж точно не мой. Мы в одной компании тогда были: тусовки, выпивка, легкие наркотики. Я быстро понял к чему все идет и взялся за ум, учиться начал. А Элька так и осталась в том болоте, и ни к чему хорошему ее это не привело. — закончил Егор, а я с облегчением выдохнула: то, что на деле все оказалось не так грязно, как следовало со слов Машкова, по крайней мере для Егора, не могло не порадовать.

— Фууух. — выдохнула я и шутливо отерла лоб.

— Отлего? — тепло улыбнулся жених.

— Еще как. Только вот получается, что я опять ни за что пострадала.

Соболев принялся скрипеть зубами, а Леха предостерег:

— Не сыпь ты ему соль на рану. Он еще от прошлого раза не оправился.

Мгновение мы сидели в тишине, а потом разразились дружным хохотом. Медсестра принесла обещанный чай и булочки и с недоумением осмотрела нашу буйную компанию. Выпечка показалась мне столь вкусной и ароматной, что я вгрызалась в сдобу с той же жадностью, что и крокодил к кусок мяса — в смысле, добытое фиг отнимешь! Чай так и остался стоять не тронутым. Мужчины хоть и выказывали явную заинтересованность булками, делиться тактично не просили, а я предпочла их интерес не замечать и справилась с произведениями местной столовки собственными силами. Похоже сильнейший стресс выкачал из организма все углеводы, и теперь я нуждалась в новом запасе.

Набив желудок под завязку, я с чувством выполненного долга откинулась на слишком уж удобные для больничной койки подушки и сделала приятный вывод, что палата у меня платная. Как и врач, скорее всего.

— А что у тебя с руками? — блаженно прикрыв глаза, обратилась я к Егору.

— Немного пострадали от пожара.

— И от лица Машкова-младшего. — с усмешкой добавил Леха.

— Ты что, его бил? — округлила я глаза. Хотя чему тут было удивляться: отпускать обидчиков с миром — совсем не в Соболевском характере.

Егор молча закатил глаза, а Петров ухмыльнулся:

— Во всяком случае есть теперь он сможет только через трубочку.

Я довольно улыбнулась.

— Вот бы его еще на зоне отпетушили. — мечтательно протянула я, будто говорила о поездке на море. Но испытывать сочувствие или хотя бы безразличие к человеку, собравшемуся сжечь меня заживо, я оказалась не способна.

— Ну и лексика, товарищ искусствовед. — покачал головой Соболев, но по смешинкам в его глазах могу сказать, что осуждать меня жених не собирался.

— Откуда в тебе столько кровожадности? — уважительно изрек Леха.

— Не я такая, жизнь такая. — отделалась я расхожей фразой и мы снова рассмеялись.

На этой радостной ноте Леха предпочел нас покинуть и отправился общаться с полицией, многообещающая встреча с которой мне еще только предстояла. Но пока, пользуясь собственным бедственным положением, я приближать эту встречу не стремилась.

Пользуясь тем, что мы с Егором остались наедине, я попросила его помочь добраться до туалета, благо санузел находился прямо в палате. Соболев, ясное дело, порывался помочь и внутри помещения, но был бескомпромиссно изгнан. Не хватало еще, чтобы жених мне помогал нужду справлять. Тем более, я еще не оправилась от катетера, торчащего прямиком из интересного места, и маячившего перед глазами изображения туфель, покрытых едва переваренным содержимым собственного желудка. Не удивлюсь, если нашли меня, лежащей прямо в зловонной луже. Интересоваться этим на досуге уж точно не стану во избежание вечной ненависти к себе. Ах да, и припишите туда еще банку с неизвестным содержимым, в которую я вынужденно "сходила" в кладовке.

Помещение приятно удивило наличием душевой кабины, но повязки на руке и ногах тонко намекнули, что воспользоваться душем в ближайшее время скорее всего не удастся. Я немного повздыхала, глазея на "запретный плод", и направилась мыть руки. Зеркало, повешенное над раковиной, не иначе как для того, чтобы угнетать пациентов, явило мое собственное отражение во всей красе. От чего у меня тут же зачесались руки, чтобы разбить поганую стекляшку. После случившегося я вообще стала какой-то не в меру агрессивной.

— Да блииин! — простонала я, кинув один только взгляд в зеркало: ярким пятном на бледно-сером осунувшемся лице выделялась насыщенно-малиновая шишка аккурат посреди лба.

Тут же со скоростью сторожевого добермана в помещение влетел Соболев, расценивший восклицание, как сигнал бедствия.

— Что случилось? Болит где-то? — он одновременно обнимал меня и оглядывал, будто пытался найти источник моего мучения по внешним признакам.

— Это. — я хлюпнула носом и ткнула пальцем в шишку.

— Тебя расстроила шишка? — не совсем понял меня жених.

— Даааа. — заревела я, уткнувшись носом в жениха. — Опять такая же. А по-потом глаза заплывут. А е-еще я с лысиноооой. — стресс наконец взял свое, и я все-таки разрыдалась, выплескивая со слезами все пережитые недавно эмоции.

Егор гладил меня по голове и шептал, что до свадьбы обязательно заживет, что мы опять все вылечим чайными пакетиками и что я буду еще краше, чем прежде. В конце-концов, когда я стала уже икать от слез, он взял меня на руки, отнес на койку и напоил еще теплым чаем. Силы окончательно покинули мой организм, и я незаметно для самой себя провалилась в сон.