Соль этого лета (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra"

— Нет! Нет… Хватит… — начинает плакать опять.

— Ты говорила «люблю», отвечай за свои слова! — рявкаю я ей в лицо.

Держу за скулы, не позволяя вырваться.

— В глаза мне смотри!

И мы зависаем, не моргая.

Почему мы ссоримся? В моей голове белый шум. Я ничего не могу вспомнить.

Я так люблю тебя! Зачем ты меня отталкиваешь?

Закрываю глаза, в порыве эмоций прижимаюсь с нежностью к её губам. Терплю от неё укусы. Отстраняюсь.

— Не любишь, — констатирую я с горечью. — А я бы тебе больно никогда не сделал. Даже, если бы злился. Потому что люблю…

Застыв, расфокусированно смотрит вперёд, сквозь меня.

— Ладно. Я понял.

Выдыхаю, сглатывая ком в горле.

Ухожу. И с каждым шагом от неë, мне всë херовее, херовее и херовее…

В груди горит, словно кислоты хлебнул.

И хочется сделать больно себе, чтобы это выплеснуть поскорее.

Но это же не поможет…

Брожу потерянно по базе. В комнату не хочу. Там пацаны…

Прохожу мимо батутов. Там девочки. Улыбаются. А я бы может и хотел им ответить, если я Алёне нахер не нужен. Но не могу. Я принадлежу ей. И всех этих девочек не существует.

— Чего, Маратик, грустный? — ухмыляется Катя, ритмично подпрыгивая ближе ко мне, — не любят тебя?

Скачет на краю батута.

— А тебя?..

Ухмылка на лице Кати превращается в оскал.

— А мне не принципиально, чтобы любили!

Теряет контроль над траекторией прыжка. Нога попадает в дырку на полотне, которое покрывает пружины. Проваливается между ними, цепляется…

Оо, фак!

Морщась, дергаюсь, словно словив её ощущения.

С воплем, выворачивая щиколотку, летит на бок. Сбивает девочку на соседнем полотне.

Хмуро смотрю, как Катя, постанывая, осторожно вытаскивает ногу. И вроде жалко, девчонка же, но… Отворачиваюсь, ухожу. Джентельмен во мне сегодня в коме.

Люба с подозрением смотрит в мою сторону.

Моя истерика внезапно вырубилась и превратилась в тихую кому, звон в ушах и вкус крови Тарханова. Солёный.

«А я бы тебе больно не сделал…».

И глаза его бездонные и болючие, мои любимые глаза.

И мне тоже хочется из него вытрясти, кто его обидел и почему в них столько надрыва.

Так же зло вытрясти из него ответы, как он пытался вытрясти их из меня. И врезать обидчику.

А его — обнимать, целовать, гладить.

И от того, что покусала его губы до крови у меня в груди тяжёлый камень.

Как так?? Ну как мог мой котёнок так со мной поступать?! Я бы так не смогла…

«А я бы тебе больно не сделал…».

Так кто же тогда сделал нам так больно?!

— Мать, ты чего меня пугаешь? — щёлкает Люба пальцами перед моим лицом. — Уж лучше реви!

— Люб… — оживаю я.

Хватаю свой телефон, мажу пальцами по иконкам, несколько раз попадая не туда.

— Я потом пореву… погоди… Галина Ивановна! Здравствуйте! А к вам девочка от меня вчера приезжала?! — едва контролирую интонации. — Нет? А не звонила? А сегодня? Никто? А может, она не сказала, что от меня? Не было у Вас?.. — прикусываю губу, чтобы не говорить при Любе имя. — Новеньких пациенток? Нет? Извините за беспокойство…

Хмурясь, бросаю телефон.

Снова хватаю его. Звоню на КПП базы. Выясняю — покидала ли Катя базу. Нет, не покидала… Никаких посторонних машин, включая такси не было.

— А если она соврала, Люб?

— Ты же говоришь, он не отрицал!

— А если он не понял про что речь?

— Господи, вы меня доведете! — наливает себе водички Люба. — Ну спроси его прямо!

— А если я просто хочу его оправдать? И всë именно так, как кажется? — хныкая, тяну к лицу полотенце. — Ведь, если она не поехала никуда, это может значить, что решила оставить ребёнка.

— Короче! Говори, что за звезда.

— Люб, ну не могу я.

— А ты смоги. Я им такой же медицинский персонал как и ты! Я какой-нибудь повод найду у неё анализ мочи взять. И если реально звезда в залëте, то буду молчать как рыба об лëд. А если нет… — с угрозой.

Ну разве можно сказать? Когда меня попросили сохранить эту тайну. Но Люба и правда имеет доступ ко всем еë медицинским историям. Просто конкретно для меня это такая глубоко личная информация, что…

В дверь неожиданно вламываются.

— Любовь Сергеевна, у нас Катя Антонова с травмой. На батуте ногу вывихнула.

— Ну, ёпрст… Иду!

— Люб! — решаюсь я. — Анализ возьми у неë.

— Какой? — с недоумением бросает на меня взгляд, собирая сумку.

— Мочи.

— Нахрена? У неё ж вывих.

— Возьми! — многозначительно играю бровями.

До Любы доходит.

— Антонова?!

Не подтверждая поджимаю губы.

— Вот прохиндейка! Сейчас я ей окажу первую помощь!

— Люб, Люб! А если правда беременна?? Ты это…

— Разберусь! — фыркает Люба. — Сейчас мы её раскатаем.

Вытаскиваю из шкафа аппарат УЗИ, рентгена у нас конечно нет, но мы и на этом первичную диагностику сделаем.

Наклонившись над раковиной умываю лицо ледяной водой. Набираю в руки и держу, пока кожа не занемеет.

Смотрю себе в глаза в зеркало.

Ну и вид…

Губы опухшие. Глаз не видно, вторые сутки рыдать!

И всë равно красивая, — веду пальцем по зеркалу. Я так долго была чудовищем после травмы лица, что теперь люблю себя даже такой — опухшей от слëз и в красно-белых пятнах как гепард.

И всë-таки достаю косметичку из сумки немного привести себя в порядок. Не хочу показывать свою слабость Кате.

Внутри меня всë застывает льдом. Если она соврала про Марата…

Закапываю свои красные глаза сосудосуживающими каплями.

Пудра, тушь, блеск для губ… Распускаю волосы.

За ширмой суета: девочки, Люба, тренер.

Вытаскиваю ещё один тест, кладу в карман.

— Лишние — выйдете, — прошу я.

Делаю медленный выдох.

Иду к ней.

Люба с Катиным тренером выходят тоже в коридор.

— Здравствуй, Катя.

— Здравствуйте… — поднимается на кушетке, на локтях.

Морщится от боли.

— От обезболивающих придётся отказаться, — негромко говорю я. — В связи с твоим положением.

— Зачем? Я же буду прерывать.

— Затем, что ты можешь в последний момент передумать, — заглядываю ей в глаза.

— Я не передумаю. Ставьте.

— Не могу, — пожимаю плечами. — Брать за это ответственность я как медик не готова. Ставить ничего не буду. Пальцами пошевели.

Люба возвращается.

Выдавливает ей на щиколотку гель. Водит сенсором.

Мы сосредоточенно смотрим на экран.

УЗИ показывает, что ничего критичного.

— Хм… Трещина и смещение! — уверенно врёт Люба. — Ой-ë-ëй!

— Что?!

— Реабилитация месяца три-четыре, если без антибиотиков, хондропротекторов, имунномодуляторов… — добавляю я давяще. — Надо снимать со сборов.

— В смысле — без?!

Развожу руками.

— Риск для плода превышает потенциальную пользу для матери. Сейчас мы тебя снимаем…

— Да сделала я уже аборт! — перебивает психованно. — Вчера!

Достаю тест из кармана.

— Вперёд! — прищуриваюсь гневно.

Люба подаёт ей трость.

Через пять минут у нас на столе тест с одной полоской.

Зараза лживая!!

— Катюш, — улыбаюсь я прохладно, — высокий ХГЧ после аборта и выкидыша ещё пять дней держится на высоком уровне. Тест бы показал две полоски.

Кровь бросается ей в лицо.

— И что? — агрессивно.

— А то… — взрываюсь я тихо. — Что напишу-ка я тебе в анамнез фальсификацию анализов, в связи с этим подозрение на приём допинга и рекомендацию посещать спортивного психолога. А так же рекомендацию — снять тебя временно с дистанции, пока ты не решишь свои психологические проблемы и проблемы со здоровьем.

— Вы не можете! — шокированно.

— Я могу, Катя. Что с этими рекомендациями будут делать твои кураторы и тренер — это уже ваше с ними дело. Но мои рекомендации будут в базе школы. Я как медик не хочу умолчать об этом и потом нести ответственность за то, что ты придумаешь или умолчишь в следующий раз. Любая фальсификация — нарушение контракта. А сейчас — вперёд на рентген. Наш аппарат УЗИ — ненадёжная диагностика.