Бывший. Цена измены (СИ) - Эдельвейс Анна

— Пустят. Приезжай.

На выходе мне вручили пакет с вещами.

И телефон Жанны. Разбитый вдребезги. У меня руки дрожали, когда я взял его. Бедная моя девочка. До меня с новой силой дошло, мимо какого горя я только что пролетел. А если бы её не стало!

Я вышел к машине.

К Никитке завтра в семь утра. Позвонил Данилычу.

— Ты где меня поселил? В Рэдиссоне. Ясно. Я сейчас туда, в шесть жду тебя. Давай.

Пять часов сна великая сила. Проснулся как огурчик. Данилыч уже ждал.

Вкратце ввёл его в курс дела, отправились за Никитой. Наташа встретила меня во всеоружии, то есть с накрашенными как светофор губами. Где такую огненную помаду делают, она же сигналит "не подходи, загрызу". С порога стала расспрашивать как Жанна.

Я на цыпочках подошёл к сыну. Тёплый, славный носик выглядывал из одеяла. Погладил его по вихрастой головёнке, коснулся щеки, ушка. Какой красавчик!

— Никита, — позвал тихо, ласково, — сынок!

Открыв глаза он обрадовался не меньше меня.

Подскочил, помчался в ванную, торпедой носился, разбрасывал вещи, выбирал самые красивые. Оделся, счастливый всю дорогу болтал, рассказывал о друзьях в саду. Блин, еле припарковались. Данилыч остался в салоне машины, а я, гордый отец вёл за руку своего пацана в сад. Первый раз в жизни!  К н и г о е д . н е т

Ревниво поглядывал на других мужиков, правда их было немного. В основном бабушки, женщины тащили полупроснувшихся детей в садик.

Вошли в детское царство. Я-то сад только снаружи видел.

Старое здание изнутри, насколько я понимаю, ремонту не подлежало и тихо доживало свой век. Зато ощущение тепла, детского царства захватило меня целиком. Маленькие башмачки, размером с ладошку. Шкафчики для вещей с картинками.

Пластилиновые поделки на полке. Ух ты, с фамилиями творцов. Поискал глазами своего. А, вот. Никита И. Так, не порядок. Ну, ничего, скоро исправим. Будет Никита К. Он же Ковалёв!

Никита важно рассказывал своим друзьям: — Меня папа привёл. Вышла воспитательница: — Здравствуйте, вы кто?

Я так гордо заявляю: — Я папа Никиты.

Она кивнула, велела подождать. Вышла со мной в общий коридор.

— Простите, вам надо подняться к заведующей и написать заявление. Я не могу отдать Вам ребёнка, когда вы за ним придёте. У нас нет на вас документов и письменного разрешения от матери.

Я завис. Вот фигня. То есть правила отличные, но мне то что делать. Ладно, идём к заведующей.

Написал заявление, объяснил что случилось с мамой. К счастью, вопрос решился быстро, а то я прям взмок. Конечно, она вспомнила про забор. Думаю, это сыграло основную роль в её лояльности. Правда, паспорт мой отксерили со всех сторон.

Спустился к воспитательнице, принёс разрешение от заведующей. Предупредил, что сына заберу в десять.

Поехали с Данилычем, купили автомобильное детское кресло.

Заехали, взяли айфон Жанне. Переставили её симку. Всё, отлично, работает. Разделились. Я на машине за сыном, Данилыч на такси в больницу, передаст Жанне телефон. По дороге запасётся фруктами, шоколадом, что там ещё больным привозят.

Еле успел по пробкам к десяти в сад. Гвалт стоял невообразимый. Где то играла музыка, по коридору витал особенный запах детской еды. В коридоре пряталась кухня, там что то готовили что-то невообразимо детское. Какой нибудь супчик с мелко порезанной картошкой и вермишелью. Котлетки. Самые обалденные столовские детские котлетки.

Я сразу вспомнил свой садик. Ну как вспомнил. Мать меня забирала всегда очень поздно, последнего. Я стоял у окна, смотрел в темноту и ждал, ждал…

Так, где там мой сын. Воспитательница увидела меня, заглянула в группу, позвала, — Никита, за тобой папа пришёл.

Пока мой одевался, в дверь выглядывали любопытные детские мордашки.

Надо было видеть счастливое лицо сына. И моё. Вышла воспитательница, попросила завтра обязательно быть, последняя репетиция перед утренником.

Уже мы выходили, она напомнила: — Не забудь принести костюм. Лучше завтра.

— Какой костюм? — я удивлённо уставился на неё.

— Костюм мушкетёра. У Никиты роль мушкетёра на новогоднем утреннике.

Я озадаченно почесал затылок. Надо костюм найти. Где?

Никита удобно расположился в кресле в салоне. Я повернулся к нему из-за руля.

— Сын, у меня серьёзный разговор. Готов?

Никита неуверенно кивнул.

— Мама сейчас в больнице. Мы поедем к ней в гости. Поедем?

— Мама заболела?

— Сынок, у мамы сломалась машина, она ударилась.

Я видел, как покраснел нос и глаза у Никиты. Пересел к нему, обнял. Вздохнул.

— Давай, когда к маме придём, там не будем плакать. Давай?

— Ага, — кивнул Никита.

Заехали в цветочный. Никита выбрал лилии для мамы. Ну, выбрал и молодец.

Я успел набрать Данилыча. Пусть прозвонит театры, спросит, кто может дать костюм мушкетёра на ребёнка. Хрен знает, где его ещё можно найти, этот костюм.

Спасибо, лошадь Д'Артаньяна не надо тащить. Впрочем, надо будет, найдём и лошадь.

Мы прошли по больничному фойе. Светлые мраморные стены, блестящий пол, широченные коридоры. Данилыч сидел на диване возле палаты.

Мы подошли с сынишкой к двери, я глазами спросил "как Жанна?" Данилыч скупо улыбнулся, покачал головой. Ясно, жива и опасна.

Ну, была не была.

Я бы, наверное, ещё полжизни мялся на пороге палаты не решаясь войти. У меня внезапно улетучилась вся решимость.

Почувствовал себя таким гадом! Там, за дверями самая любимая женщина на свете. Из-за меня. Пока я убивался, соображая что делать и как себя прибить, Никита дёрнул меня за руку, посмотрел снизу такими глазёнками, я сразу понял. Всё выдержу, на брюхе буду ползать, но вымолю прощение у Жанки.

Дверь звонко щёлкнула ручкой, отворилась. Почему в больницах всегда такой свет. Голубоватый, холодный, неживой.

Я видел только её глаза. Огромные, тёмными озёрами расплескавшиеся на бледном лице. Жанна.

Я никогда не забуду этого лица.

Никита умудрился ловко влезть на кровать, прижаться всем телом к матери. Мальчишка всхлипывал, замер, обнял Жанку так крепко. Она охнула, вжалась лицом в сынишку. Закусила губу, слёзы ручьём.

— Мама, я папу нашёл. — Горячо шептал Никита, гладил мать по волосам, по мокрому от слёз лицу, — Не плачь, мамочка. У нас теперь настоящий папа есть. Не плачь.

Я стоял сам ни живой, ни мёртвый. Смотрел на неё как Штирлиц в том кафе. Что же я за урод то за такой. Пять лет жизни коту под хвост. Своей, её, сына.

А если бы её не стало, перед кем мне было бы просить прощение. Она же из за нас, двух дебилов не справилась с тачкой, от нервов. Счастье, что она осталась жива.

Никита вспомнил что-то, слез с кровати, выскочил в коридор. Взял цветы, что оставил на банкетке.

— Вот, мама. Папа сказал выбрать самые красивые. Это самые красивые, да, пап?

Я аж встрепенулся, закивал, голос потерялся, я прохрипел, — Да, сынок. Самые красивые для самой лучшей мамы. Жанна упорно не смотрела на меня.

— Мама, у нас завтра утренник. Со мной папа пойдёт.

Жанна посмотрела на меня, — Я костюм на озоне заказала. Надо забрать.

— Мы заберём.

Я был так счастлив, что Жанна говорит со мной.

— Это что, у меня будет что ли два костюма? — Никита смешно растопырил ручонки.

— Почему два, — Жанна смотрела на мальчонку, — Второй я не успела дошить. Она чуть порозовела. Даже, кажется, немного успокоилась.

— Папа заказал в театре и ты купила. Ух здорово!

Жанна встретилась со мной взглядом. Отвернулась. Я так и стоял возле двери. Никита уже освоился. Ходил по палате, — Мам, здоровская у тебя кровать. Большая. Потом озадаченно спросил, — Пап, нам надо новую кровать купить. А то ты где будешь спать. Или иди на мою кроватку, только она маленькая, и там Тишка спит. А я с мамой буду, да, мам?

— Нам надо о многом с папой поговорить, сынок. Придумаем, где ему спать.

— А давайте поехаем в наш другой дом, где дядя Рома живёт. Там много места, туда кровать поставим. — Идеи из Никиты сыпались как горох.