Секретарша и бандит (СИ) - Гауф Юлия

Вылезаю следом, как во сне, это бред какой-то, о чем он мне говорит.

- Лёх, - через крышу зову его.

- Ты все слышал, Север, - он даже не поворачивается, роется в кармане и что-то кидает через плечо.

Машинально ловлю и вздрагиваю - розовый зайкин телефон.

- Времени тебе три дня, - разгоняет гул в ушах его голос. - Если женщина тебе дорога - ребятами своими пожертвуешь. Нет - так нет.

Страшно. Просто дико страшно от того, что мне снова рот заклеили, и я лишь мычать могу.

Слышу ведь – там Саша, совсем рядом. Ему лишь надо меня услышать! Не знаю, зачем, он ведь итак знает, где я – но кажется, что он лишь услышит мой голос, и сразу спасет меня.

Во мне адский коктейль чувств и эмоций: сумасшедшая радость, что он пришел ради меня, и безумный страх, что пришел. Что пострадает.

«Он не может пострадать, - твержу себе, как заведенная. Как ребенок, боящийся в темноте, и сам себя уверяющий, что монстров нет, что не существует их. – Саша сильный! Он мужчина, и… черт возьми, я его женщина! А значит, он должен меня спасти, и плевать на феминизм!»

Вот только мне думалось, что дело моего спасения – несколько часов.

Ошибалась.

- Ну что, лисичка, скучаешь? – дверь в мою каморку открывается, и на пороге стоит до отвращения бодрый и свежий Алексей. – Что-то ты неважно выглядишь. Приготовься…

- Ай, - взвизгиваю, когда мужчина резко, одним движением отрывает с моих губ скотч. Такое чувство, что он его вместе с кожей содрал. – Я неважно выгляжу? Зато вы прекрасны, хоть сейчас на обложку.

- Язва, - Алексей кивает, повернув голову набок, и сторонится. В каморку входит мужчина – один из тех, кто вечером был в ресторане, и лезвие ножа блестит в его руке.

- Н-не надо… пожалуйста, не нужно!

Дышать становится нечем, от понимания – меня ведь прирежут сейчас! Саша… он отказался условия выполнять, наверное. И правда – что ему до полузнакомой девчонки? Пальцами щелкнет, и таких как я к нему сотня прибежит. А меня не жалко: была, и сплыла. Видела ведь в лицо этих сволочей, а свидетелей… о боже, я ведь из фильмов это знаю: если похититель лицо показывает – ты не жилец.

Вот и я не жилец.

- Ну, чего тянешь? – Алексей подгоняет моего убийцу, который наступает на меня.

А я даже закричать не могу – голос пропал.

Говорят, в последние моменты жизни эта самая жизнь перед глазами проносится. Но не в моем случае. У меня одна мысль: обидно умирать в таком виде.

Руки затекли, одежда измялась. Я вспотела, дергаясь всю ночь, да еще и пылью припорошена, которая на пот налипла, и в грязь превратилась. И вот в таком виде я и умру: с вороньим гнездом на голове, с нечищенными зубами, и грязная, как трубочист.

А убийца обходит меня сзади, и… освобождает. Руки больше не стягивают веревка и скотч, а затем мужчина освобождает еще и мои ноги.

- Вы зачем напугали меня? – плачу, прикрыв лицо дрожащими руками. Всхлипываю позорно, а по телу дрожь пробегает – от пьянящего облегчения. – Я свободна, да? Вы меня отпускаете?

- Нет. Но думаю, тебе нужно в туалет сходить, так?

Краснею и киваю – так и есть. Нужно, и уже довольно давно. А Алексей смеется.

- Ох, бабы. Стесняется сидит… ну точно, вы все курицы и идиотки.

Пропускаю слова этого шовиниста мимо ушей, и с трудом поднимаюсь – ноги затекли, и ужасно болят. Оказывается, сидеть, привязанной к стулу очень тяжело.

- Проводи ее.

И меня провожают – мой несостоявшийся убийца ведет меня в дальнюю каморку, в которой находиться мерзко. До того тут воняет. И ни одного окна, ни единого шанса сбежать. Лишь вонючий унитаз и треснувшая во времена динозавров раковина, которой я радуюсь, как чуду света.

- Хм, нужно отдать должное Северу: баб он умеет выбирать, - этими словами меня встречает Алексей, когда мой «убийца» провожает меня к нему. – Надо же, сидела связанная пятнадцать часов, но стоило дать пять минут передышки – и ты свежа и хороша. Слушай, детка, а может ну его? Будешь моей? Я лучше тебя обеспечу – не сомневайся.

Может, стоило бы согласиться. Сделать вид, что польщена, что ради денег с Сашей – и тем самым облегчить жизнь и ему, и себе, но… нет. Язык не поворачивается говорить «да», и я даже мысли не могу допустить, чтобы я и вот этот мужчина…

Нет! Я только для одного, только Саше принадлежать буду.

Я для него, и он для меня.

- Ну как хочешь, - Алексей по моему лицу понимает, куда я желаю ему отправиться вместе со своим предложением. И мужчина не разочарован. Думаю, иного он и не ждал. – Позвони своему папику, поторопи его.

- Папику?

- Северу позвони, - Алексей швыряет мне мой же телефон на колени. – И напомни про сроки. И про то, что он должен сделать. Вдруг твои слова его лучше замотивируют, ведь чем быстрее Север выполнит то, что необходимо – тем быстрее ты выйдешь отсюда. Давай, девочка, звони.

Пальцы дрожат, я не догадываюсь найти номер Саши в контактах и в истории звонков. Наизусть ведь выучила, но номер набираю до ужаса долго, по клавишам не попадаю – так меня трясет.

- Да, - рявкает Саша после второго гудка, и голос его звучит страшно.

Не привыкла я, чтобы он так мне отвечал – резко, грубо, и с ненавистью, которые сквозят в этом коротком слове всего из двух букв.

Да уж, всего две буквы – а столько эмоций, которыми я захлебываюсь, и снова плакать начинаю, хоть и собиралась в руках себя держать.

- Саша, - всхлипываю, и намереваюсь сказать, что я в порядке, что меня не избивали, не мучили, но сама не знаю почему, я произношу главное: - Саша, я тебя люблю.

От удивления едва телефон не роняю, ожидал этого урода услышать, а тут зайка, в первую секунду кажется, что это мозг мой воспалённый, а не она.

- Алена? - переспрашиваю и вдавливаю трубку в щеку.

- Да-да, - она всхлипывает.

- Алена, я уже еду! - кричу, не обращая внимания на людей вокруг, невольных свидетелей моей личной драмы. - Ты...- хочу спросить, в порядке ли она, и вину чувствую - конечно, она там не в порядке, из-за меня. - Ты как? - понижаю голос, топчу траву, шагами меряю пятачок у гаражей и хочется к ней бежать, всех послать, я ведь уже все решил.

- Нормально, - ее голос тоже тихий, расстроенный, слышу, как ей страшно и матерю себя мысленно. Она торопливо, с надеждой, продолжает. - Ты уже едешь, прямо сейчас, Саша?

- Да, я...- различаю какую-то возню на фоне, не вижу, но понимаю, что телефон у нее отобрали. - Алена! - все равно зову, но связь обрывается.

Смотрю на экран и сжимаю телефон, усилием в карман его убираю, а не швыряю об гараж.

Оглядываюсь.

В мрачном молчании курит водитель, Микки со шрамами поправляет клетчатую кепочку, Вовчик сочувственно качает головой.

- Ну, ты все слышал, - подхожу к ним, ладонью опираюсь на капот. - Он ее у себя где-то держит. И у меня выбора нет.

Микки не отвечает, не кивает.

Молчание знак согласия, но не в этом случае.

Он долго жуёт губы, а жду вердикта.

С ним нельзя ссориться. Я сам к нему подкатился за помощью с этими чертовыми картинами. И теперь он хочет свою долю, и его понять можно.

Но я не отдам. Верну их Весту, если он зайку отпустит.

Последний раз вдавливаю траву в землю и покачиваюсь, после бессонной ночи состояние, как под мухой, мысли тяжёлые.

Зачем я сейчас стою здесь, пока он думает схожу с ума, а Алена неизвестно где сидит всю ночь, натерпелась, маленькая.

Плевать на всех.

Разворачиваюсь и открываю дверь, лезу в салон. Не смотрю по сторонам, и столбенею, когда Микки сам подходит и заглядывает в окно.

- Саша, - длинными морщинистыми пальцами он держится за открытое стекло. - То, что цацу твою украли - проблема твоя личная, не наша.

- Я знаю.

- Ты меня напряг, я людей напряг. А теперь ты хочешь слово свое нарушить.

- Я рассчитаюсь, - повторяю то, что уже сказал ему. - Свою долю с холстов ты получишь, так какая разница, куда я эти картины дену? Я их даже сжечь могу, ты разве в праве хоть слово мне за это предъявить?