Екатерина Вильмонт - Черт-те что и сбоку бантик

– Конечно!

– Понимаешь, бабушка начнет выпытывать, как мы живем. И, знаешь, папочка, мне кажется, ей хочется, чтобы у нас все было плохо…

– Что ты выдумываешь?

– Нет, ты не понимаешь… Не то, чтобы бабушка хочет, чтобы мне было плохо… Но чтобы плохо было… маме…

Артур молча поцеловал дочку в лоб. До чего же умный ребенок!

– Тогда давай сделаем так: заедем в бабушке только пообедать, а потом скажем, что идем куда-нибудь, в кино, например, или в театр.

– Ну ладно. А сейчас в зоопарк?

– Как договорились!

– А мороженое купишь?

– На улице нет. Зайдем в кафе-мороженое.

– А получится перед обедом! – лукаво напомнила Ася.

– Есть прекрасная идея! Мы после обеда завалимся в кафе-мороженое.

– А бабушке скажем про кино?

– Ну да.

– Значит, будем врать?

– А у тебя хватит совести сказать бабушке, мол, не хочу я тут с тобой сидеть?

– Не хватит. Ладно, я потерплю. Но мороженое…

– А хочешь, купим большую бадью и отвезем бабушке?

– Не хочу! У бабушки есть мороженое неинтересно.

Ох, подумал Артур, если главная проблема в том, чтобы с кайфом поесть мороженого, значит ей и впрямь там неплохо.

– Скажи, Аська, а ты маму-то часто видишь?

– Конечно! Ну, во-первых, она меня каждый день будит, в школу провожает… Пап, а ты знаешь, меня хотят музыке учить! Правда здорово?

– С чего это вдруг? Всегда говорили, что у тебя слуха нет?

– Да, говорили, а вот Леня меня проверил и сказал, что у меня слух есть и его необходимо развивать…

– А ты сама-то хочешь учиться?

– Очень! Мне так нравится… Знаешь, Леня никому не разрешает слушать, как он занимается, а меня пускает. Я сижу тихонько в уголочке и слушаю… Леня такой добрый! Я всем говорю, что он мой старший брат, это так круто!

Слышать это отцу было неприятно. И Аська сразу это почувствовала.

– Папочка, но все равно, ты у меня самый любименький, самый-самый!

– Надеюсь, ты не кормил ее мороженым перед обедом? – встретила их Валентина Тихоновна.

– Разумеется, нет. Но после обеда мы сразу уйдем, нас еще ждут в кафе на день рождения одной девочки из класса! – заявил Артур тоном, не терпящим возражений. – А потом я отвезу Асю домой.

– Ну конечно! Бабушка тут старается, готовит, а они в какое-то поганое кафе намылились!

– Бабушка, оно совсем не поганое!

– Много ты смыслишь! Ну, рассказывай!

– Что рассказывать?

– Как живешь с мамашей-шалавой и чужим старикашкой?

– Хлебушек не старикашка!

– Какой еще Хлебушек?

– А я так дядю Глеба зову, ему нравится! И мама никакая не шалава! И живу я хорошо!

– Ну, ясно! Твой дядя Хлебушек куда богаче твоего папы!

– Мама, не начинай!

– А что, я правду говорю! Мамаша-то продалась, чтобы в телевизоре каждый божий день светиться…

– Не смей так говорить про маму! У них любовь! Так бывает. У нас в классе у многих мамы с папами развелись. Я не одна такая! Но у меня папа хороший, он меня не бросает, а девочки должны жить с мамами, вот!

– Ну ладно, ладно… А то сейчас заревешь! Просто мне за сына обидно! Все, идите мойте руки!

Артур увел дочку в ванную.

– Ась, бабушка старая уже, у нее свои представления… Ты на нее не сердись!

– Ладно, только я все равно мамину маму больше люблю.

И я тебя понимаю, сказал про себя Артур. А вслух предостерег:

– Только не вздумай сказать это при бабушке.

– Что ж я, дура конченая?

Несмотря на субботу, Глеб Витальевич вернулся домой только около семи. Он все еще не мог привыкнуть к тому, что дома его ждет Наташа. Каждый раз он машинально вытаскивал из кармана ключи, но потом, опомнившись, звонил. Ему так нравилось, когда она распахивала дверь и кидалась ему на шею. Сердце сладко и радостно замирало.

– Глеб! Наконец-то! Ты голодный?

– Как зверь!

– Иди мой руки!

– А мы что, вдвоем ужинаем?

– Ну да! Аська у отца, а Леня в консерваторию пошел.

– Хорошо! Родная моя!

– Садись! Суп будешь?

– Погоди! Дай на тебя насмотреться…

Он взял в ладони ее лицо.

– Ну вот, а теперь корми мужа! А какой суп?

– Грибной, по рецепту Женькиной жены.

– Что-то новенькое?

– Да. Вот, попробуй! И положи сметану!

– Ох, и правда, как вкусно! А ты почему не ешь?

– Не хочется.

– А ты почему так на меня смотришь?

– Знаешь, это такое счастье – кормить любимого мужчину… У меня вчера была писательница Мельгунова. У нас хороший разговор получился… Так вот она сказала, что в ее первой книжке редактор самовольно поменял ей слово «кормить» на слово «угощать», а речь шла именно о любимом мужчине… И смысл не только этой фразы, а всей сцены исказился, из-за одного слова… Она сказала, что, обнаружив это в книге, горько плакала…

– Она права. Одно слово так все может поменять. А в целом удачная была съемка?

– Очень! Мне было легко и приятно с ней общаться, зато Каратаева всю душу из меня вытянула. Чуть что в слезы. И об этом говорить не хочу, и об этом не желаю… И жалко ее, с одной стороны, а с другой… Зачем шла на интервью? Понимала же, что вопросы будут непростые… Хорошо еще, это была последняя съемка вчера…

– Ты вчера ничего не говорила. Просто сил не было?

– Не было, Хлебушек, не было.

Он рассмеялся.

– Мне так нравится, что Аська меня Хлебушком зовет. Да, я вот тут подумал… Насчет ее музыки. Может, стоит показать ее какому-нибудь опытному педагогу? Мало ли что Леньке померещилось, а мы девчонку зря мучить будем?

– Почему зря? Во-первых, она жаждет, а во-вторых, ты не доверяешь своему сыну?

– Ну… Доверяй, но проверяй, этого еще никто не отменял.

– Глеб, но ведь Леня не утверждает, что у нее абсолютный слух, и готовить из нее музыканта мы тоже не собираемся. А вот позаниматься музыкой для развития слуха и для общего развития очень даже полезно.

– Ты как всегда права!

Тут в дверь позвонили.

– Аська!

Наташа побежала открывать.

– Мамуля! Это я!

– Тебя папа привез?

– Да! Сказал, что спешит, посадил меня в лифт и ушел. А Хлебушек дома? Тут ему конверт, в ящике лежал!

– Настасья пришла? – донесся из кухни голос Глеба Витальевича. – Беги сюда!

– Привет, Хлебушек! Тут тебе письмо!

– Настасья, ты есть не хочешь?

– Ни за какие коврижки!

– Тогда свободна!

Девочка убежала.

– Глеб, что за письмо?

У Наташи вдруг противно засосало под ложечкой.

– Пока не знаю. Я потом посмотрю. Наверняка какая-нибудь муть. Наташка, а ты чего побледнела?

– Глеб, мне почему-то страшно…

– Страшно? Чего ты испугалась, дурочка моя?

– Мне кажется, там какая-то пакость.

– Ладно, я сейчас его вскрою. Ну-ка, что там такое?

– Погоди! Глеб, тут же нет почтового штемпеля, и адрес написан печатными буквами… Не вскрывай его! А вдруг там какая-нибудь зараза или вообще… Позвони Довжику!