Сталь (СИ) - Саммер Катя

Я смеюсь — честно и открыто — и, бросив посуду в мойку, подхожу к Рори, чтобы поцеловать в дурную голову и усадить за стол. Это порыв, но для меня самого много значит. Как и для Авроры, судя по замешательству на ее лице.

Неужели ты не понимаешь? — задаю я молчаливый вопрос, на который она отказывается отвечать, прячет глаза.

Тогда я ставлю кофе с молоком — лучшее лекарство от похмелья для нее — и сажусь на стул рядом, чтобы озвучить мысль, которая не отпускает меня со вчерашнего дня.

— После того, как поедим, съездишь со мной навестить друга?

— Какого? — Аврора напрягается. — Я с ним знакома?

Вездесущая Рори, которой нужно все знать.

— Нет, не знакома. Его зовут Рикардо, — туманно отвечаю я ей, на что она хохочет заливисто.

— Он что, испанец?

— Типа того, — недоговариваю я.

— Почему нет. — Аврора пожимает плечами и утрамбовывает во рту слишком большой кусок тоста. Жадина.

— Только оденься удобнее.

Через полчаса мы выходим во двор, и я придерживаю для нее дверь, но Аврора не садится сразу. Мнется и поджимает губы.

— А ничего, что ты вчера пил?

— Здесь еще ближе, чем до леса, но можем, кстати, и туда заскочить по дороге.

Рори широко и коварно улыбается.

— Что-то приятное вспомнила? — провоцирую я.

— Типа того, — возвращает мне.

На полпути к месту назначения я включаю радио, но звук искажают сильные помехи. Рори кривится, и я настраиваю телефон, чтобы играли старые-добрые…

— О, «Ганз Энд Роузиз»! — Я забыл, что общаюсь со знатоком. — Скучаю по временам, когда я вела эфиры для дальнобойщиков и могла ставить хорошую музыку.

Я улыбаюсь. Рядом с Рори улыбка намертво прилипает к губам. Я делаю громче и оборачиваюсь к Авроре. Примеряю слова песни, которая чертовски подходит ей. Потому что… да потому что в ней тоже есть «особый свет, сияющий ярко, как прежде» и «не существует больше никого, кто пробуждал бы во мне такие чувства»*.

Рори смотрит в ответ на меня чуть испуганно, напряженно. Не может быть, чтобы не понимала…

— О чем песня? — спрашиваю я ее, пытаясь разговорить.

— О любви.

Я молчу, ожидая продолжения, пока Аврора тихо напевает под нос мелодию и будто пробует на вкус слова, что рвут сердце голосом солиста группы.

— Я надеялся, что она никогда не оставит меня[2], — говорит Рори вслух, озвучивая припев. — Я обыскал всю вселенную и нашел себя в ее глазах.

Она замолкает, сглатывает нервно под натужное душераздирающее пение из колонок. Я пытаюсь смотреть на дорогу, но то и дело кошусь в сторону Авроры. Та явно растеряна, между бровей залегла складка, о чем-то усердно думает.

Ну давай же, девочка. Ты же умная, должна все понять.

— Но ты ведь и без меня знаешь перевод? — шепчет она тихо и едва различимо за мелодией.

— Знаю, — спокойно соглашаюсь я и мысленно хвалю Рори, потому что в очередной раз не ошибся в ней.

— Это признание? — Она возвращает самообладание и теперь наступает. — Если так, то явно не в духе Егора Сталь.

Ее пухлые губы кривит ухмылка, которую тотчас хочется стереть. И я сотру. Позднее. Мы почти приехали.

Я делаю вид, что возмущен.

— Только Егор Сталь знает, что в его духе, а что нет.

Когда мы паркуемся перед конноспортивным клубом, Аврора скептически выгибает брови. Она молчит, но явно заинтересована в происходящем. Наблюдает за тем, как я здороваюсь с местным смотрителем, как подхожу к загону и машу улыбающейся Ирме, тренеру по верховой езде, с которой мы давно дружим. Рори прожигает у нее во лбу самую настоящую дыру, не обращая внимания на лошадей, и не произносит ни слова, пока мы наконец не оказываемся в конюшне.

— Познакомься, это и есть Рикардо, — говорю я, остановившись у гнедого скакуна, который достался мне по воле случая.

— У тебя лошадь? — Аврора широко распахивает глаза, но смотрит на Рика почти влюбленно. Перед ним невозможно устоять. — И как так вышло? — спрашивает удивленно.

Я наклоняюсь к ведру с яблоками, чтобы угостить парня, который громко пыхтит — он всегда волнуется в компании незнакомых людей.

— Мне его в карты проиграли, — вспоминаю я с улыбкой лихие времена выпускных экзаменов в летном училище. — Он не был таким лощеным, он был хромой и плешивый. Я долго не знал, что с ним делать. А потом случайно познакомился с Ирмой и ее отцом. Они выхаживают и тренируют лошадей для того, чтобы учить детей верховой езде. Мне показалось это отличной идеей. Рикардо, конечно, нервы знатно всем помотал, нрав у него больно крутой. Но сейчас он хорошо справляется. Да и детишек полюбил всей душой.

— Лошадиной?

— Что?

— Ну душой полюбил лошадиной? — Аврора улыбается, поглядывая на Рика, трясущего гривой, и сама мотает головой, о чем-то раздумывая.

— А теперь что?

— Каждый раз, когда я думаю, что это предел, ты снова удивляешь меня, — отвечает Рори, и ее голос звучит даже трогательно.

— Хочешь прокатиться? — предлагаю я.

Я приехал, чтобы подписать очередные бумаги и доверенности на Рика да поглядеть, как тот расцветает с каждым днем, но уверен, Ирма с радостью предоставит нам загон на время. Конные прогулки — это ведь романтично?

— У меня есть идея получше, — с горящими глазами заявляет Рори и толкает меня прямо в стог сена посреди конюшни.

Она падает сверху, почти невесомая, и целует со всей прытью. Ей даже удается застать меня врасплох. Рик громко ржет над нами, я рычу ей в рот, но, кажется, Аврору уже не остановить.

Я мало знаком с такой Рори, но она мне по душе — дерзкая, прямолинейная, жадная и жаждущая. Такая она точно знает, чего хочет. Точно знает и с легкостью берет это. Даже если «это» — я.

Я чувствую ее горячий язык на шее, ощущаю мелкие укусы, которыми она спускается к горлу. Ее ладони ныряют мне под футболку. Ногти царапают пресс. Одна рука пробивает себе путь наверх, гладит мои бока, другая же трогает пояс джинсов.

Аврора возмущенно шипит, когда у нее не выходит так просто расстегнуть пуговицу на них. А я неожиданно смеюсь. Смеюсь и, ухватив ее крепче, переворачиваю и подминаю под себя.

Горячая, очень горячая Рори.

До секса у нас не доходит, но сейчас это даже лишнее, не нужно. Губы у Авроры и без того искусаны, шея красная, а улыбка довольная. У нас обоих. Мне не было так хорошо уже очень давно. С незапамятных времен. С Рори.

Мы лежим на том самом сеновале под пристальным надзором Рикардо. Целуемся и смеемся в голос, когда тот фыркает, будто бы недовольный представлением, и поворачивается к нам задом.

— Кажется, я ему не понравилась, — выдает Аврора припухшим ртом, который я тотчас целую. Нетерпеливо. Раз и два. Рядом с ней вся чертова выдержка трещит по швам.

— Он просто нам завидует. Он кастрирован.

— Егор!

— Что?

Я перехватываю ее руки, которыми пытается оттолкнуть, и удерживаю над головой. Достаю солому из волос Рори, заправляю упавшую на ее лицо прядь за ухо и глажу тыльной стороной ладони румяную щеку. Один миг полярно меняет настроение — из веселых мы становимся возбужденно серьезными.

Аврора первая отводит взгляд. Она кусает губы, явно удерживая себя, мнется, точно что-то хочет сказать.

— Эй, — я приподнимаю указательным пальцем ее подбородок и заглядываю в глаза.

— Твоя мама… — наконец выдает Рори. — Ты не против, что она видела нас?

Аврора подбирает очень аккуратную и грамотную формулировку вопроса о том, что между нами происходит. Хитрая зараза.

— Думаю, мама догадалась обо всем, еще увидев тебя на пороге, — предельно честно отвечаю я.

Поцеловав Рори в нос, я снова касаюсь пухлых губ, затем оттягиваю зубами кожу за ухом, а Аврора мурлычет и явно смелеет от моих ласк.