Екатерина Вильмонт - У меня живет жирафа

– Ничего, когда Марк Борисович на суде нашу запись покажет…

– Да ну, Ий, я вообще не понимаю, какое отношение наша запись имеет к этому суду? Курдюмов подох, туда ему и дорога! Суд будет над Лехой… И еще над той несчастной… И при чем тут эта запись? Ты понимаешь?

– Ну, если честно, не очень… Хотя нет, понимаю, ведь Марк Борисович говорил, что…

А вообще, Мария Евграфовна считает, что адвокат тогда хорош, когда его нельзя просчитать, адвокат своего рода фокусник, который вместо ожидаемого кролика вдруг достает из шляпы, допустим, рысь.

– Круто! Она вообще крутая тетка!

– Да уж!

– Ий, а как ты думаешь, вытащит Марк Борисович Леху?

– Вытащит, обязательно вытащит! – горячо заговорила Ия. – Я просто уверена, особенно теперь, когда Курдюмов умер. Он же так мне помог и следствию теперь помогает. А вот Кострову скорее всего посадят… Марк Борисович говорит, что у нее не самый лучший адвокат.

– Жалко ее, просто сил нет, – всхлипнула Аня. – Как тебе повезло, Ийка… И мне тоже… Я Леху встретила… Знаешь, я тут на днях ночью проснулась, ну, когда сообщили, что этот мерзавец подох, и подумала…

– Что ты подумала?

– Ий, а ты мне платье на свадьбу сошьешь?

– Ты совсем дура?

– Так сошьешь?

– Не задавай дурацких вопросов.

– Ий, а я настоящее хочу, белое, пышное и с фатой…

– Никаких проблем, сошью белое, пышное, но с работы уволю! – засмеялась Ия.

– Ну, Ийка, я же серьезно.

– А что, Леха тебе уже предложение сделал?

– Ну, если честно, формально еще не сделал, но намекал, мол, хорошо бы нам с тобой вместе жить… Это разве не предложение?

– Ань, ты погоди, не торопись, тюрьма – дело такое…

– Ты о чем?

– Ну, мало ли каким он из всей этой заварухи выйдет…

– Да ну тебя, Ийка, перестань! Дай хоть помечтать!

– Ань, а шлейф на платье тоже нужен?

– А как же! У моей двоюродной сестры мальчишки-двойняшки, одинаковые, не отличишь, вот шлейф и понесут. Такие сладенькие карапузы…

– Сколько лет?

– Пять. Ийка, а ты сама… неужели замуж не хочешь?

– Не хочу.

– Но ты же любишь своего Голубева?

– Люблю. Еще как люблю… Но замуж за него не хочу.

– Но почему?

– Понимаешь, я его немного боюсь, что ли… Он такой умный, образованный, талантливый. Я боюсь, что ему скоро станет со мной скучно. Знаешь, я всегда его немного боялась… особенно когда он снимал очки…

– Почему?

– Я как-то забывала, какие у него голубые глаза…

– Ну ты и дура!

– Знаю, что дура, набитая дура!

– Слушай, а как он в койке?

– Ань, я не выношу эти разговоры.

– А мы не будем разговаривать, ты просто скажи, хорош или нет.

– По-моему, лучше и быть не может, я же его люблю…

– А Леха в койке орел… – тяжело вздохнула Аня. – И я его тоже люблю. Всегда раньше думала, что мужа надо какого-нибудь статусного, а вот встретила простого охранника и пропала…

– Леха не простой охранник, Леха по-настоящему хороший человек.

– Это да! Ий, скажи, как думаешь, женится на мне этот по-настоящему хороший человек?

– Обязательно женится, я просто уверена!

– А ты все-таки выйдешь за своего Голубева, и мы не будем дружить домами.

Ия с удивлением взглянула на подругу, улыбнулась и сказала:

– Домами, может, и не будем, а просто дружить – обязательно.

– Ийка, как же мне повезло, когда ты взяла меня на работу!

– Мне тоже повезло, что я взяла тебя на работу, хоть ты и мечтаешь о платье со шлейфом.

Ашот как в воду глядел. Ию буквально осаждали журналисты, ей то и дело звонили с разных телеканалов, уговаривали принять участие в ток-шоу. Она всем отказывала.

– Вы странная, я не понимаю, – в сердцах сказала ей девушка, приглашавшая ее на очередное ток-шоу на федеральном канале, – это ж такая реклама для вашего салона! И притом совершенно бесплатная. Нерационально, Ия!

– Ничего, как-нибудь!

– Да почему? Чего вы теперь-то боитесь?

– Я ничего не боюсь, просто не хочу, можете вы это понять?

– Не могу! Но и заставить вас не могу, к сожалению. Обычно все так рвутся в телевизор, а вы…

– А я не рвусь, вот такая я ненормальная.

Владислав Александрович прилетел в Москву глубокой ночью, а потому никого не известил о времени прилета – ни Ию, ни родителей. Ему безумно хотелось поехать прямиком к Ие, но вламываться к ней среди ночи, да еще после утомительного многочасового перелета с пересадками, счел излишним.

Войдя в свою холостяцкую квартиру, где все было привычно, он вдруг испугался – а как будет, когда здесь поселится женщина, хоть и любимая, но все равно еще немного чужая, со своими запахами, звуками, привычками. А вдруг все это придет в противоречие с моими привычками и вкусами? Сейчас мне все абсолютно ясно – я спокойно приму душ, выпью горячего крепкого сладкого чаю, съем бутерброд с сыром и лягу в чистую постель. Два раза в неделю будет приходить домработница Полина Викторовна, милейшая пожилая женщина, которая всегда очень ко мне внимательна, следит за тем, чтобы к моему приезду в доме был порядок, а в холодильнике все, что нужно для нормальной жизни и работы. Она хорошо знает мои вкусы и привычки. А как же Ия? А Ия тоже нужна мне, но, наверное, все-таки не здесь… А там, у себя. Да, пожалуй, так будет лучше. Но я обязательно женюсь на ней, чтобы не увели. Но жить будем врозь. Совсем неплохая идея, между прочим. Будем вместе ездить отдыхать.

И Саньке можно пока ничего не говорить, чего зря нервировать мальчишку. Кстати, вполне возможно, Ие идея такого гостевого брака может понравиться. И меньше шансов, что она захочет родить. Что-то нет у меня сил на младенца в доме. Вся работа полетит к чертям, а ее сейчас столько, что и вздохнуть скоро будет некогда. Ну, если, конечно, Нине не вздумается мстить мне за обманутые ожидания, хотя, видит бог, я ничего ей не обещал.

Ия вернулась домой в полном изнеможении. Помимо всех дел в ателье, достаточно грустных в сложившихся обстоятельствах, ее еще вызывали на Петровку, где симпатяга Андрей Мануйлов опять задавал ей кучу вопросов, и хотя он абсолютно ни в чем ее не обвинял и, похоже, даже не подозревал, но само это учреждение внушало тоску и какой-то безотчетный страх. От этого она устала еще больше.

Дома она первым делом сбросила с себя все, долго стояла под душем, смывая усталость и страх, потом накинула легкий халатик – в квартире уже включили отопление – и открыла холодильник, в котором практически ничего не было, кроме куска масла и пластиковой упаковки с селедкой. Не густо. Ни хлеба, ни картошки в доме не было. Тогда к чему селедка? Надо бы одеться и пойти что-то купить. Ерунда! Сварю гречневой каши. С маслом очень даже вкусно. Она поставила кашу на плиту, и в этот момент кто-то позвонил в дверь. Неужто Голубев? Ее захлестнуло восторгом. Но на всякий случай она спросила: