Татьяна Воронцова - Тени утренней росы

Услуги Урании, как и многое другое, в том числе сам дом со всей системой жизнеобеспечения, оплачивает некий преуспевающий бизнесмен из Гамбурга, потому что я, так уж получилось, младшая сестра его жены. Она-то и предложила мне пожить здесь до начала июля, а если понравится, то и до осени. Мол, поскучай немного, а там и я с детьми подъеду. До их приезда оставалось восемь с половиной недель.

Дом просто великолепен. Четыре комнаты (три спальни и гостиная), кухня-столовая, небольшая кладовка, санузел с ванной плюс увитая цветущей бугенвиллеей терраса, не говоря уж про выложенный голубой кафельной плиткой бассейн.

Но в бассейне я не купаюсь. Вместо этого я складываю в пакет купальный костюм, полотенце и крем от загара, сажусь в серебристую «киа-пиканто» и еду на один из пустынных пляжей Аделиано-Кампо. В разгар сезона здесь яблоку негде упасть, а сейчас, в середине апреля, туристов не так уж много, да и те, что есть, все больше отсиживаются на берегу.

Я уже успела побродить по узким улочкам Старого города, посидеть в тени у фонтана Римонди, выпить восхитительный черный кофе в таверне на набережной с видом на Микро-Кастро и в одном из ювелирных магазинов на улице Аркади купить себе греческий православный крест.

Венецианская гавань Рефимно переполнена рыбацкими лодками и прогулочными катерами. Кипучая деятельность, отрывистая незнакомая речь, темные глаза, смуглые лица, головокружительный запах морской воды... Это Крит, твержу я про себя, повторяю как заклинание. Крит, родина великого бога древних. Земля, исполненная благодати. Она, и только она дарует исцеление тому, кто безнадежно увяз в лабиринте ничтожных, абсурдных, сиюминутных житейских проблем.

«Размазней ты была, размазней и осталась, — сказала мне Ритка при встрече (муж называл ее Марго, но для меня она была по-прежнему Ритка), — младшая дочь, с тобой вечно носились. Можно подумать, ты единственная женщина, пережившая развод. Не бедствуешь — это главное. А нечего было выходить за дурака! Помирись с папой, и у тебя все будет».

С папой я помирилась, кровь не водица. Ну а дальше-то что? Где источник живой и мертвой воды? Кто я есть — там, внутри, под этой жалкой, издерганной, рефлексирующей, поношенной оболочкой?.. Все это здорово портило мне настроение. Позади остались зима, потом весна, а я все ходила кругами по выжженным землям своего Царства несбывшихся надежд и не находила там ни золотого ключика, ни волшебной дверцы за нарисованным очагом, которую можно было бы этим ключиком отворить. Словом, я переживала то, что Кэмпбелл в своем фундаментальном труде «Маски бога» называет «темной ночью души».

На свидание к художнику с походкой танцора я, разумеется, не поехала. Мальчик на десять лет моложе. Ну, допустим, не на десять. Допустим, на восемь. Но уж на шесть-то наверняка! Нет, дорогие мои, я еще не выжила из ума.

А тут еще этот сон, точнее, кошмар. Давненько мне не снилось ничего подобного. Смеющийся демон: опомнись, Инанна. Инанна — богиня древних шумеров, одной из первых совершившая descensus ad inferos[4] и благополучно вернувшаяся обратно. Почему он назвал меня так? Кто он такой? Танцующие движения. Космический танец Шивы. Мать честная, что за каша у меня в голове?

...и ответил бог: «Мой дорогой Арджуна, сын Притхи, созерцай же теперь мое великолепие, сотни тысяч разнообразных божественных и многоцветных форм. О, лучший из Бхарат, узри различные проявления Адитий, Васу, Рудр, Асвини-кумар и всех остальных полубогов. Смотри же на все эти чудеса, которых до тебя никто не видел и о которых никто никогда не слышал. О, Арджуна, что бы ты ни захотел увидеть, все это есть в Моем теле. Эта вселенская форма может показать тебе все, что ты пожелаешь увидеть сейчас и что ты захочешь увидеть в будущем. Все — движущееся и неподвижное — находится здесь, в одном месте. Но ты не можешь видеть меня своими нынешними глазами, поэтому Я наделяю тебя божественным зрением. Узри мое мистическое могущество»[5].

Странно, должно быть, чувствовал себя этот парень, Арджуна, услышав подобное от своего друга-колесничего перед началом кровавой битвы. Но странно — это не страшно. Мне же во сне было страшно. А на предплечье левой руки, которой коснулся демон, наутро выступило красное пятно. Впрочем, к обеду прошло.

Сказав это, Высший повелитель всех мистических сил, Божественная личность, явил Арджуне Свою вселенскую форму. Арджуна увидел в той вселенской форме бесчисленные рты, бесчисленные глаза, бесчисленные удивительные видения. Господь в этой форме был украшен неземными драгоценностями и потрясал божественным оружием. Он был облачен в божественные одеяния и украшен гирляндами. Он благоухал многочисленными ароматическими маслами, покрывающими Его тело. Все это было дивно, сияюще, безгранично, всепокрывающе[6].

Ничего похожего на то, что привиделось мне.

— Мадам, ужин готов, — доносится из кухни голос Урании. — Подать вам на террасу?

Приветливая, расторопная Урания одно время работала горничной в отеле, поэтому худо-бедно говорит по-английски.

Я отпускаю ее домой, заверив, что уж с посудой как-нибудь справлюсь сама, и с легким ужасом обозреваю гору съестного, предназначенную для утоления голода одинокой женщины тридцати пяти лет. Эти греки неисправимы. Наверное, с моего стола можно запросто накормить какую-нибудь бедную африканскую семью из семи-восьми человек, да еще пару котов в придачу.

Коты и кошки, кстати, обитают здесь в большом количестве, что не может не радовать. Поджарые, короткошерстные, на высоких тонких лапах, с длиннющими хвостами и большими ушами, с треугольными мордами и раскосыми зелеными глазами, кошки эти еще в гомеровскую эпоху попали на Крит из Египта, и с тех пор сотни маленьких Бает[7] бродят по окрестностям, оглашая воздух пронзительными воплями и мяуканьем.

Управившись с посудой, я вновь выхожу на террасу с книгой и бутылкой «Метаксы», чтобы послушать звуки критской ночи, полюбоваться далекими огнями на склонах гор, а заодно поразмыслить, кем же может быть тот невероятный персонаж, что предстал мне во сне. Проводник душ вроде Гермеса-Тота и Мананнана Мак Лира?[8] Или страж порога?.. Присутствие границы было очень явным. Я шла по мосту. И мост раскололся надвое. Не бойся.