Даниэлла Вуд - Пугалки для барышень. Не для хороших девочек

Итак, не было у меня ни массивной позолоченной кровати с шикарным балдахином, ни элегантного виконта Вальмона, нашептывающего на ушко фривольности на изысканной латыни. В моей дефлорации прошу винить кривые руки Джерарда Дефис-Уилсона и его торчком стоявший пенис. Неумелые процедуры их обоих вызвали у меня настолько сильную, прямо-таки неимоверную боль, что я завизжала и крепко, с явным ущербом для его волос вцепилась ему в шевелюру.

— Сука! — с чувством выругался он, все еще лежа на мне.

На покрасневшей от возбуждения щеке Джерарда лопнул прыщик, и его содержимое вытекло наружу.

— Ничего не выходит, ты слишком тесная, — вздохнул он и скатился с меня на доски причала.

С его помощью я с большим трудом уселась на краю пристани. Помню, как лакированная туфелька соскользнула с моей ноги и поплыла по волнам. Голова у меня кружилась так, что мне показалось, будто я падаю вслед за туфелькой. Но тут мне на затылок легла твердая рука Джерарда, и я увидела его багровый член всего в паре сантиметров от моего носа.

— Ладно, попробуем по-другому, — сказал мой первооткрыватель. — Как насчет минета?

Я уже говорила, что Джерард Дефис-Уилсон, к сожалению, не владел латынью. И теперь мне страшно жаль, что я не догадалась ответить в том смысле, что, поскольку мне всего четырнадцать и я никогда раньше не слышала слова минет, можно с уверенностью утверждать, что я это делаю фигово. Однако в тот момент мне не удалось произнести ничего даже отдаленно напоминавшего эту фразу, потому что в горле у меня булькнуло.

Джерард обеими руками подталкивал мою голову к застоявшемуся члену. «Что он хочет сделать, — удивилась я, — засунуть мне его в нос?»

И в этот момент на сцене неожиданно появился пресловутый Еришигон. Юный мистер Дефис-Уилсон самонадеянно полагал, что этот баловник выступает на его стороне, но для хрупкой девушки его оказалось слишком много. Омары и бисквит, съеденные мной за обедом и уже слегка подкисшие в зеленой пене мятного ликера вперемешку с пивом, вдруг фонтаном хлынули у меня изо рта, заливая вздыбленный член, который в тот же миг опал и скукожился.

Конечно, нет ничего легче, чем смеяться по прошествии стольких лет над сдувшимся членом в коктейле из алкоголя и морепродуктов. Но когда школьные товарищи Джерарда Дефис-Уилсона выбежали на его крики из лодочного сарая посмотреть, что за шум поднялся, я отнюдь не показалась им воплощением спокойствия и невозмутимости. Пока он прыгал вокруг, как рассерженный щенок, отряхиваясь и скуля: «Сука! Эта гребаная сука меня облевала!» — меня вывернуло еще раз. Я лежала на досках причала лицом к воде и, содрогаясь, продолжала опорожнять желудок в реку. Такова в общих чертах великолепная картина моей дефлорации, над которой у меня была возможность поразмышлять как на следующий день, так и в течение всех последующих долгих-предолгих лет обучения в школе.

Видели бы вы все эти кипы журналов для подростков, полных дружеских советов насчет первого раза (типа сначала подружитесь, всегда пользуйтесь презервативом, возможно, будет немножко больно), страницы которых я исписала (задом наперед) всеми мыслимыми и немыслимыми ругательствами, которые собиралась бросить в лицо юному Дефис-Уилсону в случае, если буду иметь неудовольствие увидеть еще раз его кривую ухмылку.

«Ациндаз! Речорд! Ценещарвзи!» — с упорством маньяка писала и писала я на полях журнала до тех пор, пока на бумаге не оставалось свободного места. Как оказалось, совершенно напрасно, потому что я просто продолжила свой путь, а моя корзинка стала легче на одну вишенку, и мы с ним ни разу в жизни так и не пересекались.

У моей двоюродной сестры Мередит слоновая болезнь. Под этим я имею в виду не только то, что она толстая, хотя она и вправду толстая. Не просто очень полная, а на самом деле патологически жирная. С этим своим обильным телом она вынуждена покупать одежду только в специальных магазинах для толстяков и прикидывать на глаз ширину кресла с подлокотниками, прежде чем в него погрузиться. У нее настолько обширная плоть, что в супермаркетах, в приемной у врача или, что еще хуже, в Клинике планирования семьи она постоянно чувствует на себе косые взгляды тонких, как тростинки, девиц с лебедиными шейками и гривами белокурых волос, которые эти худышки ловко перебрасывают с одного плеча на другое отработанным движением головы.

Слоновая болезнь имеется не только у самой Мередит. Ее домик — один из кирпично-черепичных тройняшек в зеленом квартале — тоже страдает слоновой болезнью. Диваны в гостиной завалены пухлыми подушками, на которых слоны вышиты гладью и крестиком, связаны на спицах или выполнены в технике батика. Остальные подушки имеют форму слонов.

На страже домашнего очага стоят два красного дерева слона. Так как древесина обработана грубо и ее фактура напоминают шерсть, становится очевидным семейное сходство этой пары с их предком, волосатым мамонтом. На каминной полке — целый парад слонов из яшмы, змеевика, оникса, черного дерева и мрамора. Слоны пробрались даже в ванную комнату, где пена для ванн хранится в пластиковых флаконах в форме слоников Бабары и Селесты.

В кухне на дверце холодильника висит не меньше шести листовок (к одной, случайно попавшей к Мередит в почтовый ящик, прибавилось еще пять подаренных заботливыми друзьями), призывающих пожертвовать на протез для несчастного тайского слона, которому оторвало ногу миной. Каждая листовка прикреплена к холодильнику отдельным магнитом в форме слоника.

Мередит и сама удивляется, насколько быстро эта ее слономания набрала силу. Первого слона, фигурку из светлого дерева размером с ладонь, она получила в подарок от одной случайной знакомой, которая сидела рядом с Мередит на семинаре по развитию личности лет пять тому назад. Это была долговязая, сутулая женщина с жесткими седеющими волосами, которая все время беспокойно ерзала на стуле. Женщина сказала, что собирается провести отпуск в Африке, и после окончания семинара, на парковке, Мередит подарила ей надувную подушку, которую подкладывают под голову в самолете. Сама Мередит нашла эту подушку неудобной, потому она уже много месяцев валялась в свернутом виде в бардачке ее машины.

Второй слон был мягкий, светло-серый и плюшевый. Это был подарок соседки в знак признательности за то, что Мередит поливала ее перистый агапантус, когда та уезжала ухаживать за своей больной матерью. Мередит по сей день не известно, выбрала ли соседка эту игрушку в комплект к деревянному африканскому слону на ее каминной полке (в то время относительно свободной) или это было чистое совпадение. Во всяком случае, после этого вирус слоновой болезни распространился на дни рождения, Рождество и даже Пасху, потому что тематические подарки привлекали друзей, родных и коллег простотой выбора.