Илона Хитарова - Семейные тайны

— Понять, чьей поддержкой заручился Иванов, и перетянуть этого человека на свою сторону…

— Как?

— Как угодно… Деньгами, угрозами, дружбой, любовницей, уговорами, просьбами, шантажом… Наше КБ и так дышит на ладан. Вся надежда на то, что примут все-таки «Зевс».

— А иначе?

— Иначе будем проситься к Иванову лаборантами…

«Если даришь подарок врагу, сделай так, чтобы подарок сделал его слабее…» — думал академик Российской академии наук Александр Николаевич Иванов, глядя в окно своего шикарного кабинета.

Славе, сидящему напротив него, уже начало казаться, что пауза будет бесконечной. От скуки он разглядывал новомодные, обитые коричневыми квадратиками дерматина стены.

Иванов отвернулся от окна и уставился на висящую на противоположной стене фотографию Брежнева. Как будто хотел с ним посоветоваться. Элегантная многоцветная ручка, видимо привезенная из какой-то командировки, вертелась в его руках, как акробат под куполом цирка. «Сейчас он ее сломает», — с жалостью подумал Слава. Он бы и сам хотел иметь такую вещь. Но ручка в руках Александра Николаевича сделала последний кульбит и неожиданно замерла.

Как змея на кролика, академик уставился на желтоватый конвертик у себя на столе. Из конвертика выглядывал краешек плотной бумаги с тиснеными буковками — похоже приглашение на какое-то торжественное мероприятие. Именно это приглашение, а точнее, человек, от которого оно исходило, занимал сейчас мысли Александра Николаевича больше всего.

Когда-то Миша Сушко учился у Иванова. Пунктуальный и старательный до педантизма, он изо всех сил старался услужить Александру Николаевичу и немало преуспел в этом. Тогда годы еще не научили академика с подозрением относиться к подхалимажу нижестоящих, и он наивно принимал поклонение Сушко за чистую монету. Иванов был талантлив, почти гениален, и считал вполне естественным, что такая старательная бездарность, как Миша, смотрит на него снизу вверх. Годы расставили все по своим местам.

Когда аккуратный, дисциплинированный, неизменно приятный и ровный в общении Сушко занял должность начальника конструкторского бюро, академик только крякнул от удивления. Продвигая Сушко на соответствующие ему, весьма далекие от истинного творчества административно-хозяйственные посты, Иванов сам искренне удивлялся, как вышло, что из всех своих учеников он стал протежировать наиболее бездарного и амбициозного…

Невольно вспоминался профессор Преображенский из прочтенного в самиздатовском варианте «Собачьего сердца». Как и он, Иванов стал жертвой собственного детища, только для того, чтобы понять это, ему понадобилось значительно больше десяти дней.

Некоторое время назад институт Иванова и конструкторское бюро Сушко получили правительственное задание разработать принципиально новый проект в области противовоздушной обороны. Лучший из этих проектов должен был быть утвержден правительством и принят на вооружение, что сулило немалые блага — премии, льготы и награды. И если сотрудникам Иванова такая перспектива казалась приятной, то для конструкторского бюро Сушко она вообще была бесценна. Уже не раз вставал вопрос о закрытии этой бесперспективной структуры, и только успешно реализованный и внедренный проект мог спасти положение.

Для Сушко его детище так много значило, что он даже решился напрямую просить Иванова отказаться от соперничества, благо империя, созданная Александром Николаевичем, была настолько могуча, что могла выдержать и десяток проваленных проектов. Впрочем, академик даже не принял его просьбу всерьез. «Дружище, — объяснил он Михаилу Никитичу, — работали бы мы с тобой над изготовлением усовершенствованных слюнявчиков, я бы тебе уступил без всяких вопросов! Но здесь военно-промышленный комплекс. Это же гарантия безопасности нашей страны! Нет, здесь нужно выложиться по полной. Пусть выберут действительно самое лучшее». Для Сушко этот ответ был равнозначен поражению. Михаил Никитич был отличным ремесленником, досконально знающим свое дело, но искра божия не горела в его сердце. Господь не наделил его талантом, и потому все, что делал Сушко, было очень старательной, очень качественной переработкой уже известного. Решись Сушко остаться на вторых ролях — цены бы ему не было как наладчику и доработчику готовых идей. Сам Иванов сплошь и рядом грешил пренебрежительным отношением к деталям, из-за чего его гениальные идеи нередко выглядели бледнее и хуже, чем были на самом деле. Впрочем, эта беда, терзавшая его в юности, была не так страшна теперь, когда за его спиной работал огромный прекрасно подобранный штат сотрудников. Относясь к своему начальнику восхищенно и чуть-чуть снисходительно, то есть предполагая, что у него, как у истинного гения, есть право иметь недостатки, неприличные для обычных людей, они тщательно «вылизывали» и чистили все то, что укрывалось от внимания академика. Совсем по-другому обстояло дело с Сушко. Вырвавшись за пределы своей компетенции, он оказался в ситуации, типичной для хорошего зама, взявшего свое не вдохновенным трудом, а старательной выслугой. Наведя в подчиненном ему конструкторском бюро сказочный порядок, рассортировав по местам все папки и чертежи, изгнав недисциплинированных и дерзких сотрудников и составив планы работы на пять лет вперед, он вдруг понял, что его контора, как кастрированный кот, созерцательно смотрит на мир, не имея ни силы, ни желания куда-то рваться и что-то преодолевать. Возможно, и в этом было что-то положительное, но Михаил Никитич, на свою беду, руководил не химчисткой, не овощехранилищем и не прачечной. Аккуратные, старательно и по всем правилам выполненные чертежи неизменно вызывали уважительное восхищение государственной комиссии, но итог раз за разом оставался прежним. За все время исполнения Сушко обязанностей начальника конструкторского бюро ни одна из более менее серьезных разработок так и не получила своей практической реализации, то есть ровным счетом никакого вклада в обороноспособность Советского Союза…

Отчаявшись одолеть всесильного Иванова на профессиональном поприще, Сушко избрал новую тактику. Он достаточно долго проработал на административных постах, чтобы понимать, что любой, даже самый сверхгениальный проект нуждается в «продвижении сверху», и часто «административный ресурс» решает не меньше, а то и больше, чем талант конструктора. Но, решив заручиться поддержкой вышестоящих начальников, Михаил Никитич быстро понял, что и здесь Иванов обскакал его по всем статьям. В кулуарах шептались о некоей могущественной руке, рьяно оберегавшей плоды творчества академика. О, если бы только Сушко удалось вычислить, кто именно является этим таинственным другом Александра Николаевича! Пущенный вовремя слух об излишней заинтересованности начальственного лица, своевременная атака от «своих» начальников и несколько десятков мелких, но в нужный момент пакостей могли бы, по крайней мере, уравнять их шансы.