Мэри Берчелл - Ожидание счастья

Не говоря ни слова, она проводила племянницу наверх, в небольшую, но довольно милую комнатку, а потом к близнецам, в классную комнату, как она ее называла.

— Это ваша кузина Элисон, — улыбнулась тетя, но глаза ее оставались совершенно холодными. — Она будет присматривать за вами во время каникул. Насколько я успела заметить, вам обоим это не повредит. Она будет с вами кушать, выводить вас на прогулку и все такое. — Потом она обратилась к Элисон, которая стояла и молча выслушивала список своих обязанностей: — Хорошенько подкрепись, дорогая. Твоего дяди не будет сегодня вечером, а мы с Розали перекусим чего-нибудь у себя, так что обеда не жди. Спускайся вниз в половине девятого, если ты действительно хочешь этого.

И она выплыла из комнаты, предоставив Элисон возможность самой знакомиться с детьми.

С минуту все трое молча смотрели друг на друга, потом Одри мрачно заметила:

— Надеюсь, ты не собираешься портить нам каникулы.

Но Элисон такое отношение было не в новинку. Она прекрасно знала, как управляться с капризными девчонками, и чувствовала себя словно рыба в воде.

— И я на это надеюсь. А еще на то, что и вы не собираетесь испортить мои каникулы. Я тоже только что из школы, так что рада не меньше вашего.

Одри открыла рот от удивления:

— О! Но ты вроде бы старовата для школы. Тебе сколько лет?

— Думаю, она уже не в том возрасте, чтобы можно было задавать подобные вопросы, — подал голос Тео, и Элисон от души захохотала:

— Вовсе нет. Мне почти двадцать… и я сейчас скончаюсь от голода!

— Тогда садись за стол. — Настроение Одри явно улучшилось, а Тео в свою очередь предложил:

— Поджарить тебе хлеба?

«Они такие милые, — подумала Элисон. — Уж лучше я попью чаю с ними, чем с тетей Лидией!»

Дети были очень похожи: светленькие, голубоглазые, коренастые, довольно симпатичные, но в них не было ничего от красоты их матери. Наверное, для матери это настоящий шок, особенно после прелестной Розали, решила Элисон.

Но дети оказались столь радушными, что такое отношение было как бальзам на израненное сердце девушки.

— Ты пойдешь на вечеринку к Розали? — поинтересовалась Одри, за обе щеки уплетая тосты с маслом.

— Да. — В голосе Элисон прозвучали нотки сомнения.

— Это потому, что ты не простая гувернантка, ты — родня нам. — Одри явно была в курсе всех тонкостей светского этикета.

— Наверное, ты права.

— А у тебя есть красивое платье?

— Думаю, да… — Элисон уже начала сомневаться, годится ли ее наряд для подобного мероприятия.

— Лучше было бы, чтобы оно не было слишком красивым, — выдал Тео, и у девушки невольно вырвалось удивленное «почему?».

— Потому что Розали ненавидит, когда кто-то одет лучше ее, — объяснила Одри, а Тео согласно закивал.

Элисон не хотелось поощрять подобные разговоры, и она спросила:

— Розали очень хороша собой, так ведь?

— Это она так думает, — бросила Одри, а Тео просто сказал «да».

Эта тема показалась Элисон столь же неудачной, как и предыдущая, поэтому она поспешила сменить ее:

— У вас до меня были гувернантки?

— Да, всегда, пока Тео не пошел в подготовительную школу. Мама решила, что мне тоже следует отправиться в закрытую школу. — Элисон поняла, что из этих двоих именно Одри — любитель отвечать на все вопросы. — Последней была мисс Кеннеди. Думаю, она помогала маме с перепиской и все такое, пока мы были в школе, но стоило нам появиться, как главной ее задачей становилось испортить нам каникулы.

Элисон тоскливо подумала, что ее в этом доме, вероятно, ожидает весьма незавидное положение: бесплатная гувернантка для близняшек и девочка на побегушках, когда те отправятся в школу.

— Помочь тебе распаковывать вещи? — предложила Одри.

— Если хочешь. Вещей не особо много, но я буду только рада, если ты составишь мне компанию. — Элисон и вправду обрадовалась, что девочка отправится с ней. Она чувствовала, как страх и одиночество затягивают ее, и общество Одри было очень кстати.

Когда все было разложено по своим местам, Одри побежала в детскую поиграть с братом в шашки. Элисон села на край кровати и уставилась в окно.

Надо совсем выжить из ума, чтобы пойти на эту вечеринку, говорила она сама себе. Тетя Лидия ясно дала понять, что это весьма нежелательно, да и Розали тоже будет не в восторге.

Лучше уж быть послушной девочкой и тихонечко отправиться в кроватку, с первого дня занять то положение в доме, на которое открыто указала ей тетя. В конце концов, ее и так приютили из милости. Наверное, тетя Лидия напрочь позабыла о тех временах, когда сама пришла к ним в дом без гроша в кармане и что мамина семья без звука тут же приняла ее в свое лоно.

Но с другой стороны, дядя Теодор прав — сейчас самое время развлекаться, а до сего дня у нее почти не было такой возможности.

Может, Элисон и чувствовала себя одинокой, несчастной и брошенной на произвол судьбы, но ей ужасно хотелось пойти вниз.

Да и что в том плохого? Одним человеком больше, одним меньше — какая разница? Неправильно это — в первый день приезда домой весь вечер провести в своей комнате, когда есть такая прекрасная возможность развеяться. Ведь она два года безвылазно проторчала в стенах школы.

— Решено, я иду, — сказала она вслух сама себе. — Да и дядя Теодор удивился бы, останься я здесь.

Элисон принялась одеваться, мысленно подогревая свой энтузиазм, а когда уже была готова спуститься, остановилась перед зеркалом поглядеть, что получилось.

В неярком свете комната казалась фоном старинной картины, да и сама она в своем простом белом платье словно сошла со средневекового полотна. Длинные светлые волосы и детская челка только усиливали этот эффект.

Да уж, наряд, в котором она получала первую премию по английской литературе и вторую по истории Европы, что-то не очень подходил даже для столь небольшой столичной вечеринки.

— Мне все равно. Я иду, — упорно проговорила Элисон и спустилась вниз.

Слуга дружески сообщил ей, что «мадам в длинной гостиной», и указал рукой на дверь.

«Длинная — весьма подходящее определение для этой комнаты», — подумала Элисон, стоя на пороге и глядя на тетю Лидию, находившуюся в дальнем конце зала. Она была сама элегантность, и Элисон не могла не признать, что ей никогда в жизни не доводилось видеть столь шикарного вечернего платья.

Девушка в коротеньком бледно-голубом платье, манерно облокотившаяся о каминную полку, должно быть, и была ее кузина Розали.

При виде племянницы тетя невольно вскрикнула, а Розали повернула голову. Элисон увидела, что глаза ее того же бледно-голубого цвета, что и платье, а темно-каштановые с бронзовым отливом кудри небрежно заколоты на макушке. Красотка даже не удосужилась поздороваться с двоюродной сестрой, а мать ехидно поинтересовалась: